Любовь выбирает отчаянных - Ольга Маховская

Я подумала тогда: если женщина воплощает в себе коллекцию ярчайших кинематографических образов красавиц, то кто же тогда он, ее избранник? Воображение рисовало головоломную комбинацию из Шварценеггера, Шона O’Коннери и Кларка Гейбла. Наши женщины любят все больше заграничных киногероев… В отечественном кинематографе тоже есть прекрасные мастера. Но среди возрастных перспективных почти нет. Разве что те, кому уже за 70. Но понимаете же, какие это перспективы.

– Та не-е-е, – протянула Клава голосом Лии Ахеджаковой, – он маленький такой, лысенький. Хорошенький!

Я сразу переключила внутренний тумблер и представила коктейль из Дени де Вито, Джека Николсона и Борислава Брондукова. Прошу же клиентов приносить с собой фотографии значимых для них людей – для характерологического анализа, так нет, думают, что я работаю ясновидящей. Надо бы таких сразу отправлять назад, к гадалкам.

Так вот, Клава объясняет, положим, голосом Ноны Мордюковой своему любимому мужу Лене, что вся эта ее переписка – безобидная дамская забава, что-то вроде девичьих дневников, которыми школьницы охотно делятся друг с другом, записывая туда всякие глупости про любовь.

– К сексу это точно не имеет никакого отношения, Ленчик! Надо же женщинам чем-то заниматься в свободное время… Ты же любишь футбол!

Клава была абсолютно искренна. И главное – она была права: женщины придумывают себе поводы, чтобы попереживать. Эмоции – женская стихия. Это сейчас на экранах телевизоров много мелодрам, которые, как соковыжималки, выдавливают слезы из женских организмов, заставляют по-особому биться женское сердце. А когда мы встретились с Клавой, только начинались мексиканские и бразильские сериалы. Жизнь россиянки была на удивление эмоционально бедной.

Леня, психологически неграмотный тип, в ответ как козырь выкладывает фотографию мужика в зэковской робе: «Вот она, твоя забава! Хоть бы постеснялась!» Клава объясняет ему, уже с ласковой улыбкой Галины Польских, безо всякого дурного подтекста или задней мысли, что это Мила, ее подруга, попросила помочь одному ну совершенно несчастному человеку.

– Он убил троих, сидит пожизненно, очень мучается… – добавила она для убедительности голосом Любови Полищук.

Давила на жалость. А жалость в таких ситуациях мужчинам не присуща.

Ленчику от этого стало только хуже. Небольшого роста и кругозора, он был все же достаточно агрессивен в пределах своего радиуса действий. Не на шутку рассвирепел, стал топтать письма, проклинать жену, наконец объявил, что уходит к… Милке. Раз уж Клава взялась за головорезов, то он тоже может позволить себе пригреть одинокую, никому не нужную «коровку». Так и сказал: «коровка», а не как раньше, грубо – «корова». Имя Милки и ее комплекция подсказывали именно это прозвище. – Ленчик был не оригинален. Милка, мол, давно на него глаз положила, намекала на любовь, вот и решила увести мужа у Клавы, подсунув взамен зэка и оставив, из женской зависти, с носом. Раз Клава повелась, пусть теперь пеняет на себя.

И был таков. Может, он и не хотел уходить, но слово – не воробей. Если жену не проучить, она и дальше будет рассылать корреспонденцию во все концы света, позорить семью. Еще в газеты начнет писать. Писательство – такая вещь: если уж началось, не остановишь.

– Нахалка! – кудахтнула Клава, выпучив глаза, как Надежда Румянцева в фильме «Девчата». Не верила она в Милкину подлость, но опасалась, что та не устоит перед чарами и доводами любимого ею супруга.

Уже упомянутая Мила – бывшая одноклассница Клавы. Большая, размером с борца сумо, всегда с закатанными по локоть рукавами, массажистка. Круглая, но неловкая, потому что этот мир создан для тоненьких миниатюрных женщин, а большие и тучные присланы на Землю, чтобы пугать маленьких девочек: будешь вот такой толстой, как тетя Мила, никто замуж не возьмет. Как и многие сильные и неловкие женщины, Мила была по натуре миссионеркой, одержимой идеей помогать несчастным и одиноким. А в глубине души надеялась, что есть на свете мужики, которые ценят женщин за доброту и надежность*.

Комментарий психолога

* Если внешних данных не хватает, есть шанс выделиться за счет моральных характеристик. Нужно отметить, что шансы и тут невелики, потому что в России полно женщин и пригожих, и морально адекватных. И умных немало. Но все-таки не все они умеют делать хороший массаж. У нас напрасно недооценивают способность женщины доставлять удовольствие мужчине. Обратите внимание, что все парикмахерши, массажистки и поварихи – с мужьями. А ведь среди них почти нет природных красавиц.

Есть, конечно, но это, как правило, под старость, когда мужчине самому позарез нужна опора, забота и снисходительность. Счастье Милы было впереди.

Я попросила Клаву поделиться подробностями переписки. О чем писала, как называла своего корреспондента, договаривались ли о встрече? Хотелось понять, что особо задело Ленчика.

– Что тут говорить? На черта он мне нужен? Мы с Ленчиком жили душа в душу. Но он такой гордый! – отмахивалась Клава, не видя смысла выискивать правду в словах.

Клава настаивала на версии Милкиной благотворительности:

– Какая разница, о чем я писала! У меня было задание писать такое, чтобы мужчине было приятно, чтобы он себя чувствовал счастливым. Чтобы знал, что его ждут. Чтобы верил в людей и любовь, – простодушно, как Федосеева-Шукшина из «Калины красной», описывала она свой роман в письмах.

– Но почему не пишет письма сама Милка? – все не могла взять в толк я.

– Она пишет, ей никто не отвечает! Она же некрасивая и толстая. Увидите ее – поймете…

Мила по старой дружбе бесплатно массирует Клаве спину. Восхищается ее телом, кожей, сетует, что ей самой не повезло. Клава это ценит. Нельзя же на добро не ответить добром? Милка пробовала сидеть на разных диетах, но только слабела.

– А при такой тяжелой работе нужно хорошо кушать. Я свою работу люблю!

В этом смысле она была счастливей многих своих подруг, которые от работы только скисали.

– Я говорю, – пусть чужую фотографию отправит, если ей хочется радовать пожизненно заключенных мужчин. Есть же фотографии актрис, можно кого-то из родственников.

– Но они же приглашают на свидание! Как можно обманывать…

– И вы уже ездили на свидание?! – ошарашенно спросила я. Уму непостижимо, как можно ездить на откровенную случку к дядькам с опасным прошлым и чужим запахом!

– Нет, что вы, я же замужем! – с досадой ответила Клава.

– Так что же вы голову морочите мужику? Ему же все равно, какую женщину иметь, все лучше, чем никакой. Дородная Мила – прекрасный вариант. Разок бы съездила, сразу бы в голове ясность наступила. И у него, и у нее. Что же вы, совсем на подруге крест поставили? А она, можно сказать, мужа у вас отбила.

– Нет, – уверенно и спокойно возразила Клава с лукавством Ларисы Голубкиной, – Ленчик Милку не потянет.

И залилась задорным смехом. Наверное, представила Ленчика и Милку в пикантной ситуации, и получилось смешно и маловероятно.

Короче, муж от Клавы ушел, и его нет уже два дня. В милицию Ленчик позвонил сам, чтобы не искали. И Клава вернулась в образ Ренаты Литвиновой, видимо, наиболее актуальный в текущем сезоне:

– Это так серьезно! Что же мне делать? – глаза ее все время уезжали куда-то вдаль, а голос не попадал в ударения. Манеру она переняла точно. Да это и нетрудно: три аккорда. Зэки, кстати, таких краль, как Рината Литвинова, любят, если не сказать, боготворят. Но близко не подходят – богиня!

Я предложила следующий план действий:

– Для начала нужно навестить Милу. Посмотрите, нет ли там на самом деле вашего мужа. Отдайте ей письма. Это будет обозначать ваш окончательный выход из игры. Вам нужно согласовать с Милой версии вашей переписки с зэком. Потому что муж, может, у нее и не живет, но поговорить к ней придет, это точно. Когда мужчины ревнуют, они интересуются подробностями и деталями. Эх, уж больно далеко завели вас фантазии!

Ругать Клаву было бесполезно. Тем более что на этот раз она пришла ко мне в винтажном крепдешиновом платье пятидесятых годов, пестром, как с полотен экспрессионистов, с темно-коричневым лакированным клатчем, ручки накрест, и я, потеряв надежду сфокусировать ее взгляд и установить зрительный контакт, сама вперилась в диковинные вещи. Такая редкость! По сравнению с историями разлук и разводов.

Так получилось, что Мила опередила Клаву и пришла сама. Явилась ей на глаза вся заплаканная и растрепанная, ревела белугой, мыча и тыча в письмо. Клава пыталась то в письмо заглянуть, то Милку ласково приобнять, но все как-то неловко выходило. Совместить эти действия было невозможно: Милка сотрясалась, как стиральная машинка старого производства, а вместе с нею вибрировало и влажное от слез письмо.

– Он написал! – тыкала своим толстым пальчиком-сарделькой в лист несчастная женщина.