Седьмая жертва - Фредерик Молэ

— Дверь взломана?

— Нет.

Нико взглянул на часы: шестнадцать тридцать. После обнаружения тела прошло почти два часа. Просто чудо. Если сбросить со счетов, что в квартире, конечно, натоптано, то оставалась очень слабая надежда найти там что-нибудь важное.

— Сейчас буду.

— А у тебя что, есть выбор?

Руководители подразделений имели предписание сообщать ему или его заместителю обо всех ситуациях, требующих его присутствия.

— И попроси Доминик Крейс присоединиться к нам, — добавил Нико. — Это может быть полезно.

Крейс была криминальным психологом — аналитиком региональной дирекции Уголовной полиции. Это юное создание готовило большое новшество: организация профильной службы, французский патент. Она не должна была заниматься расследованием вместо полицейских, в задачу службы входила психологическая экспертиза. В случае с этим убийством, которое ему только что описал Кривен, для нее было небесполезно выехать на место преступления: мадемуазель Крейс специализировалась по убийствам на сексуальной почве, здесь она собаку съела.

— А что, нельзя позвать какого-нибудь бородатого старика-психолога? — проворчал Кривен. — Хорошенькая попка этой брюнеточки не способствует работе моей мысли.

— А ты направь ее на что-нибудь другое, Кривен. Может, попробуешь?

— Когда видишь такую попку, не получается.

— С меня хватит твоих пошлостей. До встречи.

Латинский квартал напоминал ему детство. У бабушки и дедушки была бакалейная лавка на улице Муфтар. Он вспоминал, как дни напролет играл с мальчишками, детьми других торговцев с этой улицы, у самой церкви Сен-Медар. Куда исчезла эта теплая атмосфера добрых соседских отношений?

На площади Контрескарп, как всегда, толпились туристы: оживленные кафе привлекали сюда приезжающих в Париж. Сегодня взгляды сидевших в кафе были прикованы к дому номер пять. Вход в здание был перекрыт какой-то машиной с включенной сигнализацией. На заднем сиденье «рено» сидел совершенно подавленный мужчина. Двое полицейских наблюдали за машиной. По решительному выражению их лиц можно было догадаться, что они ни под каким видом не дадут этому типу ускользнуть от них. Из здания вышел Давид Кривен и направился к Нико.

— Нам чертовски повезло, шеф! — начал он. — Офицеру Уголовной полиции окружного комиссариата пришла в голову мысль всех эвакуировать, прежде чем позвонить нам. Все чисто.

Он хотел сказать, что никакая другая полицейская служба не успела отметиться на месте преступления, прежде чем понять, что это было дело не их компетенции. Слишком часто большинство улик оказывались безвозвратно утрачены к тому времени, когда прибывала уголовная бригада, иногда даже ухитрялись увезти тело. Нечего и говорить, что расследованию это не способствовало. Конечно, ситуация понемногу улучшалась, но до ее разрешения еще далеко. Пока что можно было только рассчитывать, что на месте окажется действительно «продуктивный» сыщик, как это и случилось сегодня.

— Где этот герой? — спросил Нико.

— На четвертом этаже, прямо перед дверью в квартиру. Он следит, кто входит и выходит.

Мужчины медленно поднялись по лестнице. Нико внимательно осматривал стены и каждую ступеньку: ему необходимо было проникнуться атмосферой этого места. У двери он протянул руку молодому офицеру, тепло улыбнулся и поблагодарил.

— Я был здесь в пятнадцать часов. Обнаружил тело и сразу же понял, что случай совсем не простой.

— Почему? — допытывался Нико.

— Из-за женщины… ну… из-за того, что с ней сделали. Это отвратительно. Если честно, я не смог там оставаться. Непонятно, как можно такое сделать.

— Не переживайте, — успокоил его Нико, — всем нам бывает страшно. Тот, кто вас будет уверять в обратном, просто амбициозный дурак, да, именно так, амбициозный дурак!

Успокоившись, молодой полицейский кивнул и пропустил их в квартиру. Нико продвигался с обычной осторожностью: ни до чего не дотрагиваться, не уничтожить улики. Давид Кривен с такой же тщательностью следил за выполнением этого предписания.

В каждой группе было шесть человек. Третий в группе — таков был заведенный в бригаде порядок, что соответствовало опыту и обязанностям каждого, — занимался протоколом. Он услышал шаги комиссара прежде, чем начать работу — описание и опечатывание. Впервые Пьеру Видалю придется исполнять свои обязанности под неусыпным оком Кривена и Сирски.

Втроем они вошли в гостиную. Жертва лежала на кремовом ковре на полу.

— Дьявольщина! Не может быть! — вырвалось у Нико.

Он молча присел на корточки рядом с телом. Ничего ужаснее он не мог себе даже вообразить. Неужели человеческий порок не имеет границ? Комиссар чувствовал, что его сейчас вырвет. По лицам спутников разлилась смертельная бледность.

— Сходите посмотрите, не появилась ли Доминик Крейс, — приказал он.

Давид отвел взгляд от трупа. Здесь не до шуток. Комиссар Сирски хотел остаться с жертвой наедине… или просто давал им несколько мгновений передышки…

— Идите же, что встали? — спросил он.

Майор Кривен и капитан Видаль, облегченно вздохнув, вышли из квартиры.

Комиссар Сирски застыл, глядя на молодую женщину: он постепенно восстанавливал для себя картину перенесенных мучений. Муки были настолько ужасны, что жертва потеряла сознание еще до того, как отдала богу душу. Комиссар представлял себе, как все могло произойти и кем мог быть убийца. Вероятнее всего, мужчина был один… Комиссар это чувствовал… знал. Как это случалось с ним всегда, он погрузился в некое бесчувствие. Только ум, как свободный дух, блуждал по комнате. Нико ненавидел это ощущение, эту свою способность сосредоточиваться даже в самых жестоких обстоятельствах. Боль в желудке сжигала его изнутри, и он машинально положил руку себе на живот. Чтобы оценить ситуацию, необходимо было отстраниться. Но как можно было отстраниться, когда у тебя перед глазами такое? Неожиданно перед ним всплыло лицо доктора Дальри. Она улыбалась ему, протягивала руку, такую нежную, гладила его по щеке. Ему остро захотелось ее поцеловать. Он наклонялся к ней, ближе, ближе…

Дверь в квартиру открылась, и в коридоре послышались шаги. Впереди выступал Давид Кривен, за ним — психолог Доминик Крейс, тридцатидвухлетняя женщина со смеющимися зелеными глазами. Она присела на корточки рядом с комиссаром, профессиональным взглядом окинула мизансцену преступления. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, хотя то, что она увидела, вызывало глубочайшее отвращение. Доминик Крейс получила специализацию по сексуальным агрессиям в криминологической клинике и теперь, придя на набережную Орфевр, 36, больше всего хотела стать своей в этой когорте полицейских, где женщин было раз-два и обчелся. Именно поэтому она старалась не дать слабину перед коллегами.

— От вида этого трупа, — заметил Нико, обращаясь к молодой женщине, — сбежит любой здравомыслящий человек.

Взгляды комиссара и Доминик Крейс встретились. Нико научился прятать свои чувства за крепкой броней и не выдавать собственные слабости. Однако впервые Доминик ощутила, что и ему не по себе.

— Все, кажется, на своих местах, — продолжил Нико. — Ничего не сдвинуто, на кражу не похоже. Уверен, ни одного отпечатка. Преступник действовал не в приступе безумной ярости, все тщательно продумано и организовано. Никаких следов взлома. Значит, либо жертва знала убийцу, либо она ничего не заподозрила и впустила его в квартиру.

— Насколько преступник рисковал? — спросила Доминик.

— Риск достаточно велик. Площадь Контрескарп — оживленное место. Нужно быть весьма искусным, чтобы, не привлекая внимания, суметь убить кого-то у него дома, убрать следы и уйти как ни в чем не бывало. Этот мерзавец настоящий профессионал.

— Мерзавец? Да, судя по всему, действовал он в одиночку. Достаточно уверен в себе, чтобы думать, что его не заметят. Методичен, расчетлив. Полная противоположность тому, кто действует импульсивно и оставляет после себя кучу следов.

Нико утвердительно кивнул.

— Теперь — жертва, — произнес он.

Доминик смотрела на изувеченное, лежащее в крови тело. Сердце просто выпрыгивало у нее из груди.

— Между сексом и насилием много общего, они часто смешиваются в навязчивых видениях. Однако я бы сказала, что в этом случае секс не является мотивом преступления; здесь бесспорно желание утвердить свою силу, показать собственное превосходство, даже забрав для этого чужую жизнь.

— Согласен, — подтвердил Нико.

Мари-Элен Жори лежала на спине обнаженной, руки привязаны к ножке низкого тяжелого стола в гостиной.

— Акт лишения жизни с порнографической составляющей, — заключила Доминик помертвевшим голосом. — Женщине нанесен удар ножом в живот, но предварительно ее били плеткой.