Товарищи офицеры. Смерть Гудериану! - Олег Таругин

К сожалению, ошибся. Хлопок вышибного порохового заряда я принял за выстрел ракетницы, успев удивиться, с чего бы фрицам запускать ракету раньше срока, но гулкий взрыв основного заряда – а это почти полкило тротила, между прочим! – расставил все на свои места. Вот и все, не удалось нам тихо уйти, кто-то из бойцов все-таки зацепил проволоку или подбил подпорку…

В следующий миг в небо взмыли сразу три ракеты, залив перепаханное воронками поле режущим глаза светом, и со стороны немецких окопов ударил длинными трассирующими очередями пулемет…

Глава 1

Не падайте духом, поручик…

Автор точно неизвестен

…Я молча смотрел на него, совершенно не зная, что предпринять и как себя вести. Да и то сказать – не каждый день в дверь твоей квартиры в полдвенадцатого ночи стучатся белогвардейские поручики! Ага, именно так. Именно белогвардейские и именно поручики, при мундире, портупее с кобурой и запыленной полевой фуражке с овальной царской кокардой. Отчего я его впустил? И сам не знаю. Глупо, конечно, тем более что дома я был один, но, возможно, просто прочитал что-то в глубине равнодушных и полных нечеловеческой усталости глаз. Прочитал и молча посторонился, пропуская гостя в прихожую. Он так же молча вошел, снял фуражку и сделал движение, в более подходящих условиях, вероятно, обозначавшее бы щелканье каблуками:

– Премного благодарен. Позвольте отнять у вас несколько минут, и я попытаюсь по мере сил объясниться, надеясь на ваше понимание. В противном случае я, безусловно, уйду, хотя мне и некуда идти.

Я запер дверь. Время позднее, да и вообще? Вдруг кто из соседей покурить выйдет, объясняй потом, что за странных гостей в военной форме я принимаю по ночам, и пожал плечами:

– Проходите, – и добавил, постаравшись, чтобы это не прозвучало слишком уж иронично: – Господин поручик.

– Вижу, вы разбираетесь в званиях? – в мутных глазах на миг блеснул огонек заинтересованности. Его заметно пошатывало. Более чем заметно.

– Ну, гм, в некотором роде. С кем имею честь? – Откуда взялось это старорежимное «с кем имею честь», я и сам не понял. Видимо, ситуацией навеяло. Весьма, к слову, неоднозначной.

– Виноват. Поручик Гурский Николай Павлович, третья рота 2-го офицерского стрелкового генерала Дроздовского полка. К вашим услугам.

– Вот даже как? – собрался добавить еще что-то, однако не успел. Поручик покачнулся, опершись рукой о стену и оставив на обоях грязный след. С трудом выпрямился.

– Простите великодушно. Очень устал. Просто катастрофически устал. Трое суток без сна.

Все еще не зная, как себя вести, я несколько растерянно представился в ответ:

– Махрушев Виталий Анатольевич, фельдшер. Послушайте, поручик, вы сегодня хоть что-то ели?

– Никак нет. Как, впрочем, и три последних дня. Выходили из окружения, обозы отстали, сел поблизости не было, да если б и имелись, вряд ли это нам чем-то помогло. Все давно разграблено.

– Ясно.

Тут я внезапно понял, что смущало меня с первой минуты нашего общения. Запах. Тяжелый запах давно не мытого тела, пота, нестираной одежды, еще чего-то смутно знакомого по горячей точке, где мне, к величайшему сожалению, довелось побывать лет эдак с пятнадцать назад. Если это чей-то идиотский розыгрыш, то к чему воспроизводить его в таких подробностях? Так, значит, это правда?! Ну, хотя бы отчасти? Впрочем, от какой именно части-то?

– Ясно, – повторил я, обращаясь, скорее, к самому себе. – Поручик… гм… Николай Павлович, давайте я приготовлю вам ванну, затем вы перекусите, а вот потом поговорим?

– Буду премного благодарен.

– К слову, разве дроздовцы не в черной форме ходили? – припомнил я читаные книги о Гражданской войне. Нет, вы не подумайте: это, как говорится, не я такой умный, это просто память у меня хорошая. Местами.

– Да, вы абсолютно правы. Но я попал сюда, – он взглянул на меня неожиданно ясным взглядом, – из двадцатого года. Тогда уже были сводные полки, а формы не хватало. Вот и вышло, что на мне обычное полевое обмундирование. А воюю я с перерывами, разумеется, с пятнадцатого, еще с Империалистической…

– Понятно, – невежливо перебил я. – Раздевайтесь вот здесь, в прихожей, а я займусь ванной. После поговорим.

– Благодарю. – Поручик тяжело опустился на стул и стал с натугой стаскивать пыльные разбитые сапоги со стоптанными каблуками, а я отправился в ванную. Когда вернулся, он вполне ожидаемо уже спал, привалившись к стене. Френч оказался расстегнут, портупея с кобурой валялась на полу, но на большее сил уже не хватило. Постояв над ним несколько секунд, я пожал плечами. Пехотный поручик Николай Гурский, второй офицерский полк генерала Дроздовского, видите ли! Ну и как это понимать? Нет, историю я, с грехом пополам, знал и, что произошло в Крыму в одна тысяча девятьсот двадцатом году, помнил. Как и агонию белого движения в Галлиполи, кстати. Того самого Галлиполи, которое «Гуляй поле». И все же… неужели это правда?!

Наклонившись, я расстегнул потертую пыльную кобуру и вытащил офицерский «наган» с вытертым до белизны воронением. Настоящий, не массогабаритный макет, не пневматика и не стартовый «Блеф». Откинув флажок, прокрутил барабан, выкидывая на ладонь патроны. Три целые, остальные – стреляные гильзы. То, что все это не розыгрыш, пожалуй, уже ясно: «наган» явно боевой, патроны тоже, уж чего-чего, а оружия я повидал, было дело. Да и из ствола пороховой гарью несет будь здоров, значит, недавно стреляли.

Растормошить незваного ночного гостя оказалось куда сложнее, нежели я думал. Наконец он… нет, не проснулся даже, скорее, очнулся. Осоловело взглянув на меня мутными от короткого сна глазами, поручик дернулся, пытаясь вскочить. В следующее мгновение он что-то вспомнил и разом обмяк, позволив опустить его обратно на стул. Вот и хорошо.

– Николай Павлович, успокойтесь. – Я ободряюще улыбнулся. – Ванна наполнилась, можно мыться. Мундир и белье оставьте на полу, я вам сейчас что-нибудь другое подберу, чистое. Ну что, пошли?

– Значит, вы мне верите? – Взгляд поручика наконец принял более-менее осмысленное выражение.

– В чем именно я должен вам верить? – вполне искренне пожал я плечами. – В том, что вы белогвардейский офицер? Скорее да, чем нет. Впрочем, давайте после об этом поговорим. Пойдемте.

– Простите. – Он провел ладонью по лбу, сметая несуществующий пот. – Как все это глупо… Но я вынужден спросить… право, не сочтите умалишенным, но какой сейчас год?

– Две тысячи пятнадцатый, – спокойно ответил я, глядя ему в глаза. – Разве вы не знали?

– Господи Всевышний… – прошептал он. – Нет, я, вне всякого сомнения, понял, что попал в будущее, но чтобы столь далеко?! Девяносто с лишним лет… Трудно представить, право же, трудно даже просто представить! Почти столетие, как я начал воевать!..

– Мойтесь, прошу вас. Уже полночь, а у нас еще столько дел, – слегка схитрил я, прикрывая за собой дверь. – Сменная одежда будет лежать на полу за дверью.

Зайдя на кухню, я приготовил бульон (хвала столь нелюбимым женой концентратам и полуфабрикатам быстрого приготовления!), подсушил несколько сухарей. Заварил крепкий и очень сладкий чай: глюкоза тоже лишней не будет.

Положив сменную одежду на пол возле ведущей в ванную двери – надеюсь, от ее вида с ним никакого футурошока не случится? – я вернулся на кухню.

Плеск в ванной прекратился, тихонько скрипнула дверь, и минут через пять поручик появился на пороге кухни. Нужно признать, выглядел он в одежде двадцать первого века вполне обыкновенно, разве что, ну, жался как-то, что ли? И внутренне, что само собой разумеется, и внешне. Зато размер у нас оказался практически один в один. Мокрые волосы аккуратно расчесаны, хотя постричься-побриться не мешает. Не сегодня, разумеется.

– Ну, вот и я. Право, не знаю, как вас и благодарить.

– Бросьте, поручик. Присаживайтесь. – Я напрочь позабыл о всяком «высоком штиле». – Вот бульон и сухари, ешьте. Ничего другого пока предложить не могу, надеюсь, понимаете, что более сытная пища вам сейчас противопоказана. Приятного аппетита. И оставлю вас на время.

– Премного благодарен. – Поручик попытался встать с табурета, однако его пошатнуло, и он торопливо опустился обратно. – Простите…

Зайдя в ванную комнату, я забросил аккуратно сложенные на полу френч и галифе в стиральную машину. Разумеется, предварительно вытащив из карманов потрепанную картонную книжку удостоверения, совершенно истертые на сгибах пожелтевшие бумажки и какую-то небольшую тяжеленькую вещицу, аккуратно замотанную в грязный носовой платок – награда, что ли, какая-то? Отцепил от лацкана нагрудный знак полка, знак Ледового похода (ого, битый вояка, оказывается!) и Георгиевский крест с лавровой ветвью на замурзанной ленточке. Что именно означает эта самая ветвь, я точно не помнил, вроде бы что-то связанное с выбором или ходатайством нижних чинов за своего командира. Вспомнив еще кое о чем, я, ругаясь, вытащил френч обратно и отстегнул погоны с вышитой старославянской литерой «Д» и тремя маленькими серебристыми звездочками – глупо бы вышло, если б забыл. Вот теперь вроде все. Ну, не срезать же еще и пуговицы, честное слово? Испортятся, так испортятся, хрен с ними. Кстати, интересно: левый карман френча аккуратно заштопан – такое чувство, что сюда ударила пуля, уж больно дырка характерная, крестообразная, повидал подобное в свое время. Если это так, как же поручик выжил? Или я ошибаюсь? Впрочем, ладно, не самая актуальная проблема на данный момент…