Срезанная ветвь - Андрей Валерьевич Скоробогатов

заработал в этом месяце. Вставай в очередь, — сказал он и хлопнул стеклянной дверью.

Он пошёл по коридору, и я заметил, как он сильно хромает на левую ногу.

— Стоять! — рявкнул я и выхватил пистолет. — Я выстрелю, честно!

Пахомов остановился, но развернулся медленно, вальяжно. На лице была довольная улыбка. Поднимать руки он не торопился.

— Ого! А это уже мне нравится! — он чуть ли не крикнул, чтобы я слышал через дверь. — Что, правда? Выстрелишь⁈ Ты же сядешь потом, малец!

— Как сяду, так и выйду! Вопрос не требует отлагательств. Мне нужно всё решить за несколько часов!

— Если ты выстрелишь, малец, то я уже буду не в состоянии что либо у тебя считать, ты же понимаешь? Да?

— Спорим, что будете? У меня лекарский навык. И я вижу, что у вас хромая нога.

Лекарский навык — пожалуй, самый нелюбимый из всех, что у меня был. Но пошёл ва-банк, хотя лекарем я всё ещё был весьма средним, и серьёзность болезни оценить не мог. Я опустил ствол, и он подошёл, открыл дверь, не меняя ироничного выражения лица.

— Да что ты говоришь… Мне не смогли помочь лучшие врачи континента. К врачевателям вроде тебя я тоже обращался — ерунда это всё, только хуже сделали. Сколько тебе лет? Ты серьёзно что-то умеешь?

— Я восстанавливал ноги после огнестрельных ранений.

В этот момент я почувствовал, как он коснулся моего сознания. Я знал, что говорил правду, и вспомнил, как после дуэли с Евгением правил ему раздробленные кости. Пахомов же по долгу службы знал, когда человек говорит правду, а когда врёт. Похоже, это произвело впечатление

— Хм… И что, ты думаешь, что ты этим со мной расплатишься?

— Думаю, расплачусь.

— И что ты там говорил про пятикратную таксу?

— Трёхкратную. Трёхкратную таксу — и попытку полечить колено. Либо пятикратную таксу, но без лечения.

Пахомов почесал щетину.

— Кто тебе дал мои координаты?

— Отец. Циммер Матвей Генрихович.

— Припоминаю фамилию. Лысый такой, в очках? Ладно. Заходи. Если вылечишь — обойдёшься двукратной.

Сперва мы расположились в гостиной, пропахшей алкоголем и немытой посудой. Он засучил штанину до колена, я напрягся, сосредоточился и закрыл глаза. Я увидел колено насквозь — разбитый хрящевой диск, выступы на костях. И много межсуставной жидкости в мышце под коленом.

— Киста Бейкера, — я прервался и вспомнил название, впрочем, тут же понял, что это термин из прошлых жизней, и здесь она наверняка называется по-другому. — Была травма колена? Странно, что вам не вылечили, наверняка есть много препаратов.

— Мне ставили какие-то уколы, давали таблетки — без результата. Говорю же, невозможно починить!

— Воды налейте мне. Обычно в процессе…

— Понимаю, понимаю, — Пахомов поднялся, налил из пыльного графина стакан воды. — За что сослали-то хоть, малец? За дуэль? Огнестрельные ранения, говоришь.

Легенда была красивой и в данной ситуации вполне подходящей. Я бы мог довериться и рассказать чуть более близко к истине, но это попросту было долго.

— Ага. За дуэль.

— Молоток, братишка, — сказал он с уважением. — Из-за женщины, да? И меня — за дуэль. В девяносто третьем. Стрелялись на студенческой пьянке. Из-за музыкальных пристрастий, я пытался доказать, что индский стоун-джаз интеллектуальней египетского аббис.

Насколько я разбирался в жанрах — тут я был стопроцентно согласен. Выпил воды и снова сосредоточился и начал процесс — знания о том, как должно быть устроено здоровое колено, пришли сами по себе. Следующие минут двадцать я сшивал сухожилия и связки одно за другим, исправлял костную ткань, уничтожал всю дрянь в мышцах. Прерываться пришлось раза четыре, как всегда в таких случаях от жажды сводило горло и чернело в глазах. Разумеется, я сделал не всё и не совсем правильно, но в конце, когда я уже свалился в кресле от бессилия, Пахомов хмыкнул.

— Хм… Даже как будто лучше сгибается. Ну, ладно, спасибо. Теперь гони предоплату. И в подвал.

— Подвал? — усмехнулся я. — Нахрена?

— Там лучше слышно. Шумов меньше.

Подвалов и разного рода бункеров я даже за эту жизнь насмотрелся достаточно, чтобы не особо любить подобные места.

— Ну, допустим.

Комнатка на цокольном этажа была совмещена с котельной и кладовкой — грубый стол с двумя стульями стоял прямо под толстенными трубами, уходившими куда-то наверх.

Он начал сразу, без разговоров, как я сел напротив — стиснул мои виски в грязных пальцах, прошипел сквозь зубы:

— Вспоминай… Всё вспоминай, щенок!

Начал я со звонка Аллы и запланированной поездки. Затем прокрутил в голове предыдущий вечер. Случай на площади, странная женщина, уехавшая на лифте «Универмага». Встреча с Аллой, ужин в кафе, наш разговор, её руки поверх моих, обнимающие чайник, который она пыталась заморозить. Нинель Кирилловна — ну, понятно откуда вылез её образ, я всё время встречи с Аллой вспоминал о ней и прикидывал, правильно ли и достойно ли поступаю. Лифт наверх, ключ в замке, одежда, душевая, а потом…

— И что⁈ Ты, пацан. пришёл сюда хвастаться о том, какую классную деваху заманил к себе в душевую?

— Нет. Дальше. Прошу, не заставляйте, мне и так противно всё это показывать.

— Тогда нахрена? Зачем мне всё это видеть? Что, я не видел в жизни, как девок трахают? Я и сам бывает…

— Потому что я рискую стать подозреваемым. По делу.

— Ладно.

Я начал вспоминать дальше — не структурировано, снова начиная со встречи, перемежая образами из более далёкого прошлого. Потом собрался — вспомнил про то, как выходил на балкон подышать воздухом, смотрел на время — на будильнике было три часа ночи. Алла спала на кровати, я поправил одеяло и уснул сам. Проснулся — никого не было, одежды и прочего тоже. Звонок — образы дома, мысли о том, что меня ограбили, быстрые сборы, лифт, бумажка в лифте…

— Что на бумажке? — прервал свой разговор Пахомов.

Мне было нелегко, но я заранее решил, что скажу. Отец не стал бы рекомендовать мне заведомо-недостойного человека. Склонность к алкоголизму, конечно, вызывала подозрения, но я хорошо разбирался в людях — в сочетании с чертами характера всё скорее говорило о честности, чем о каких-то плохих качествах.

— Письмо от заказного убийцы. Он преследует меня и… моё ближнее окружение.

— Вот же дерьмо, — Пахомов почесал затылок. — Бумажку покажешь?

— Покажу. Но хотел бы попросить писать о ней в отчёте об экспертизе — я покажу её совсем другим людям.

— Опять это самое… Опчество? — усмехнулся он. — Знаю вашу породу. Насмотрелся уж за двадцать лет-то! Как сослали. И знаю, что с вами лучше не спорить. Сразу бы сказал, да!

— В следующий раз — сразу скажу.

— Ну и чего писать-то?

Он достал папку с бланками, ручку, помусолил, начал выводить.

— Номер документарный скажи и дату рождения. Как зовут-то, Матвеич?

Забавно, что за всё это время он так и не спросил имени. Нотариальный отчёт об экспертизе писали, пожалуй, даже дольше, чем проходила сама процедура дознания — по некоторым строчкам спорили, по некоторым долго думали, как сформулировать.

В итоге выходило, что Алла Расторгуева сама назначила встречу, сама попросилась ко мне в номер. Я понимал, что это бросает тень на её честь, поэтому мы опустили факт нашей интимной связи, сославшись на позднее время, плохую гостиницу Аллы и храп соседей — на самом деле, она всё это упоминала как факты и аргументы, чтобы остаться у меня.

Сняли копии на здоровенном допотопном агрегате, заверили, после я спросил:

— Итого — сколько с меня?

— В общем, вот если оно тебе поможет — то заплатишь, как говорили, двойную таксу. А пока — вали отсюда, ты мне уже начинаешь надоедать.

И я с радостью свалил — к тому же, время поджимало. Уже в такси я снова набрал Ирине, напарнице Аллы.

— Подъезжайте к гостинице. И вызывайте полицейских, точнее… милицию. Аллу похитили.

— Я… я знаю, — немного растерянно сказала она. — Я уже тут, ждём вас, Эльдар.

Последнее мне не понравилось, но менять маршрут я не стал. У гостиницы стоял милицейский внедорожник и пара представительных автомобилей. Вышедшую из дверей Ирину я узнал, хоть и видел последний раз полгода назад. Она указала кому-то на меня, я услышал «вот он!».

После чего ко мне подбежало трое мужиков в форме — незнакомой, странной. Ударили по ногам дубинкой, заломили руки за спиной

— Циммер Эльдар Матвеевич?

— Да! Что за хрень происходит⁈

— Вы арестованы. Подозреваетесь в убийстве Аллы Расторгуевой. Вы имеете право соблюдать молчание, все ваши слова могут быть использованы…

Первой мыслью было — запустить навык. Раскидать этих солдафонов по растаявшему снегу. Но я знал, что так будет только хуже. Я знал, что правда на моей стороне, поэтому оставалось лишь слушать знакомые, хоть