Сын рыбака - Вилис Лацис

Оскар не обращал внимания на упреки женщин. Поздно вечером, снарядившись как следует к выходу в море, он ушел в свою маленькую, смежную с хлевом комнатку и растянулся на кровати. Во всем теле чувствовалась легкая усталость, но сон не шел. Множество мыслей теснилось в голове Оскара. Закинув руки за голову, он лежал с открытыми глазами.

— Еще год, самое большее два, — шептал он, — окончит Роберт университет, тогда я и о себе могу подумать.

Со двора до него долетели тихие голоса, приглушенный девичий смех и мужской шепот.

«Лидия и Эдгар Бангер… Анитин брат, — подумал Оскар. — Анита сейчас уже в Риге… Что-то она делает? Наверно, сидит в театре… ну, и Роберт, конечно, с ней. Эх!..»

Он ворочался с боку на бок, стараясь ни о чем не думать, а сон все не приходил. Вокруг стояла тьма, но у нее были глаза — глаза Аниты. Они глядели на него с такой же глубокой грустью, какая в этот час царила в его душе.

Долго еще слышался за стеной тихий смех, заглушаемый однообразным шумом леса и гулом волнующегося моря.

3

На востоке уже занималась заря, когда рыбачья лодка отчалила от берега. Чуть колыхался бескрайний морской простор. Теплый зимний ветер щекотал голые шеи рыбаков. От напряженной работы лица их покрылись каплями пота, а они все гребли и гребли.

Уже отчетливо обозначились вдали полоса леса за дюнами и строения поселка Гнилуши. На море было тихо. С берега доносились лай собак, пение петуха, ржание лошади. Скоро послышались и людские голоса, можно было различить даже отдельные слова. Восточный берег был полон звуков.

Оскар озабоченно прислушивался к подозрительно громким звукам: они предвещали перемену ветра.

— Вот-вот задует утренник и подморозит, — сказал он тихо, почти про себя.

Остальные посмотрели вокруг, как бы ожидая немедленного подтверждения его слов.

— Через несколько дней — пожалуй, — заметил Эдгар Бангер, который сидел на веслах возле Оскара.

Они молча продолжали грести, пока не показалось солнце и лодка не вышла на траверс поселка Гнилуши. Тогда стали выбрасывать ставные сыртьевые сети — сеть за сетью, порядок за порядком. Тихо покачивались на воде буйки с черными флажками. И чем выше поднималось солнце над дюнами и верхушками деревьев, тем холоднее становился воздух. По морю пробежала легкая, словно судорожная, дрожь, поверхность воды зарябила, по ней метались темные пятна теней. Только у берега, на отмелях, вода была совершенно спокойна — ветер дул с суши. Оскар становился все угрюмее, но больше ничего не говорил — в лодке ведь были рыбаки постарше его. Молча они подошли к самому берегу, выволокли из воды лодку и разошлись.

— Ты чем-то расстроен? — спросил дорогой Эдгар Оскара. — Вид у тебя такой, словно зубы разболелись.

— Будь мы поумнее — сейчас же следовало бы вернуться в море и выбрать сети, — ответил Оскар. — Вот ударит мороз с ветром, тогда к ним не подступиться.

Эдгар пожал плечами:

— Нет, это никуда не годится… Нас же подымут на смех…

Эдгар еще издали стал посматривать на дом Клявы. Как только они поравнялись с воротами, во двор вышла Лидия с ведрами в руках. Она ни разу не взглянула на молодых людей, но когда Эдгар приподнял шляпу, Лидия покраснела и кивнула головой. Эдгар подошел к ней.

4

Ночью ветер изменил направление, задул с северо-востока. Жгучий мороз разрисовал узорами оконные стекла. Утром снег звучно скрипел под ногами. Оголенный песок на дюнах смерзся в камень.

Оскар поднялся рано и вышел на берег, никого не встретив по дороге. Пронзительный ветер рвал полы его куртки, щипал уши и пальцы. Вдоль всего берега, насколько можно было разглядеть в предутренней тьме, море сплошь затянулось ледяной коркой, по которой с шипением скользили, уносясь вдаль, струйки песка и мелкой снежной пыли.

Оскар запахнул плотнее куртку и тяжелыми, усталыми шагами двинулся обратно. Во дворе он столкнулся с отцом. Они остановились и молча обменялись выразительными взглядами. Старый Клява только закашлялся и опустил глаза, а сын, не оборачиваясь, вошел в дом.

Ветер не унимался, не спадал и мороз. Весь залив покрылся толстым слоем льда. Чешуяне так больше и не увидели своих сетей.

Несколько дней старый Клява ходил насупившись и не разговаривал с Оскаром, словно сети пропали по вине сына. Другие рыбаки тоже некоторое время отплевывались особенно энергично и из-за всякой малости ворчали на жен. Оскар уже не слышал по ночам голосов Лидии и Эдгара. Но когда лед достиг двухфутовой толщины, рыбаки примирились с невозвратимой утратой и перестали сердиться на самих себя и на весь белый свет. Они опять собрались у опрокинутого карбаса и сговорились сшить артельный невод для салаки, — пришло время выходить на подледный лов. Обсудив все подробности, они разошлись по дворам, переворошили в клетях снасти, выбирая подходящие куски сетей и подвязывая грузила, точили пешни и чинили зюзьги для вычерпывания битого льда. Все снасти свезли на двор к Бангеру и там до самого вечера вымеряли и сшивали куски невода. Эдгар за это время успел запрячь лошадь и съездить в местечко за водкой. Иначе и быть не могло. Всякое артельное дело, будь то сшивка или расшивка невода, спуск карбаса на воду, требует выпивки — так уж повелось от отцов и дедов, и даже посреди зимы, когда карманы у рыбаков были пусты, как выпотрошенная салака, на это всегда набиралось несколько латов.

Бутылка опорожнялась за бутылкой. Лица багровели, языки теряли гибкость, дух гордыни уже витал над рыбаками. Старики утверждали, что нынешняя молодежь никуда не годится, вот в прежние времена, когда они сами были молоды… И чего только они не вытворяли!

— Спроси, если не веришь… — И они призывали в свидетели не только присутствующих товарищей по давнишним приключениям, но и покойников.

Оскар пил наравне с остальными, потому что в Чешуях не было мужчины, который бы не выпивал. Он был здесь моложе всех и ближе всех принимал к сердцу насмешки стариков над младшим поколением. Однако Оскар долго сдерживал себя и не мешал старикам Дунису и Осису честить наперебой молодежь. Но когда рыжебородый Осис стал бахвалиться способностью предсказывать погоду, Оскар оборвал хвастливую речь:

— Чего же вы на прошлой неделе ни словом не обмолвились, а вместе с другими дуралеями забросили сети в море? Хвалиться да других высмеивать вы все мастера! А что вы такого сделали на своем веку? Придумали что-нибудь новое? Ничего. Гордиться гордитесь, а сами вычерпываете море ложкой да еще жалуетесь, что мало рыбы!

— А сам-то ты что нового придумал? — спросил рассерженный Осис. Раздался смех. Рыбаки перемигнулись, старый Клява пренебрежительно сплюнул.

— А верно, раз ты у нас такой мудрец, что ж ты изобрел? — спросил он.

Оскар поднялся из-за стола. Комната была полна табачного дыма, за которым никто не мог разглядеть его лица, но голос Оскара звучал твердо, уверенно:

— Мне думается, я кое-что нашел. Может, я и не первый, может, в других местах люди уже испытали мою находку, но это сути дела не меняет.

— О чем тут разговор идет? — спросил лавочник Бангер. Он подошел к Оскару и наполнил его стаканчик водкой.

— Пей, Оскар, твой черед. Ну, расскажи, что это за выдумка, поделись с нами; вдруг из нее что-нибудь получится?

Оскар выпил и утер рукавом губы.

— Вы все видели мережи, какие ставят в реках, озерах и вообще в спокойных водах. Вот такую мережу, только гораздо больше и крепче, можно было бы поставить на якорях в море. Это все равно что неводом ловить, только мережа может простоять, сколько тебе захочется. Остается каждое утро поднимать мотню и смотреть, что в нее попалось.

— Ах ты, умная голова! — задыхаясь от смеха, закричал старый Клява. — Пощупай лоб, Оскар, нет ли у тебя жара. Ставить в море мережу! Господи боже мой, ну что за голова! Ха-ха-ха!

Остальные, за исключением Бангера, присоединились к хохочущему Кляве.

— Ты, видно, полагаешь, что море всегда будет тихое, как пруд? — орал через весь стол Осис. — Что станет с твоей ловушкой, когда задует юго-западный или северяк? Он ее мигом развалит по швам и все канаты порвет!..

— Ничего не развалит и не порвет! — перебил его разгорячившийся Оскар. — Там будут стальные тросы.

— Ну, а сеть? Что станет с сетью, когда волны начнут бушевать?

— Сеть будет из прочной хребтины.

— Какая же это рыба полезет тебе в такое толстое одеяло?

— Да всякая, какая только в море водится.

— Может, скажешь, и лосось?

— Ну, конечно, и лосось, о нем-то я больше всего и думал.

— Знаешь что, парень, — сказал старый Дунис, — если уж ты изобретаешь такие штуки, нечего подымать на смех стариков. Еще никто не построил такой снасти, чтобы море не могло с ней справиться.