Ливонское наследие (СИ) - Романов Герман Иванович

Осторожно ступая, стараясь не греметь, Регенбах подошел к караулу. Ландскнехты не спали и не переговаривались, берегли покой молодого герцога, и один из них тихо заговорил, отвечая на невысказанный вопрос.

— Его светлость сразу уснул по билу для тушения огней. Весь бледный, устал после долгого плавания. Иногда стонал во сне, о чем-то говорил, но совсем непонятное…

— А-а!!!

Из-за двери донесся громкий крик, почти вопль смертельно испуганного человека. Сердце замерло — неужели в спальне оказался убийца, что прошел по потайному ходу?!

Регенбах не мешкал ни секунды, ударив ногой по толстой дубовой двери, настежь ее открыв. И рванулся спасать принца, молниеносно выхватив клинок из ножен…

Глава 2

— Ох-ма…

Такое состояние Магнус давненько не испытывал — жутко болела голова, будто с дичайшего похмелья. Он моментально вспомнил, что с ним случилось — падение в ров и купание внесезонное. А там находка — таинственный браслет, оказавшийся магическим артефактом. И с дури (тут просто нет эстонских слов, подходят лишь русские, и то исключительно матерные), по команде приятеля, сам надел на запястье.

— Все, Пауль больше мне не друг — прибить нужно! Хорошо, хоть из воды вытащил, а то бы утонул. И глаза у него бешенные, а кричал так, будто кастрировали ножовкой!

Магнуса передернуло от воспоминаний, и он непроизвольно застонал. Причем понял, что говорит сам с собою на смеси из трех языков — русского, эстонского и латышского. Трудно человеку, когда у него два родных языка, впитанных с молоком матери, но когда к ним добавляется еще третий — то вообще катастрофа. В мыслях жуткая «солянка», постоянно приходится контролировать речь. Потому что в ней откровенная тарабарщина, для других совершенно непонятная, даже если собеседники знают эти языки в достаточной степени, свободно говорят, а не «читают и пишут со словарем», как в советских анкетах порой указывалось сотрудниками отдела кадров.

— Не торопись выносить приговор — ты его хорошо знаешь с детского сада, Магнус. Учти, все настоящие, увлеченные делом историки, откровенно пришиблены на больную голову. А тут открытие, совершенно потрясающее — от ливонского короля найден артефакт — вот рассудком Пауль и повредился. Его лечить нужно, а не ругать. Тем более, он тебя вытащил изо рва — ты уже под листвой на дне пузырями булькал.

Частенько Магнус сам говорил с собою вот так, выступая одновременно обвинителем и защитником — это позволяло избежать многих ошибок, не делать импульсивных поступков, подверженных эмоциям, поступать рассудочно. Эстонская кровь оказалась в нем крепче русской или латышской, но, видимо, именно из-за нее его часто называли в юности «тормозом». Хотя это совсем не так — просто не любил опрометчивых решений, всегда требовалось время для обдумывания. Но таковы практически все эстонцы, спокойные и уравновешенные — не любят болтать от безделья, ибо хорошо знают, что любое дело требует молчания.

— Надо включить свет, темно…

Имей Магнус живое воображение, закричал, представив, что его ввергли в какое-то подземное узилище. Но глаза уже привыкли к темноте, и он смог разглядеть окружающую обстановку. Небольшая комната, размером с обычную спальню, каковой и была, так как половину занимала широкая кровать, на которой и находилось сейчас его тело. А вот дальше шли косяком, как лосось на нерест, сплошные странности.

Стены из плитняка, отнюдь не кирпичные, с каминным зевом в углу — тут ошибки быть не могло. Брошенные лучины и охапка дров — обычные поленья. Рядом дверь, причем резная, с медными вставками — возникло стойкое ощущение, что он ее видел раньше. Вот только где — память его никогда не подводила, но и припомнить вот так сразу не смог. Но в том, что он ее видел, причем вроде как в этой самой комнате, пусть пустынной — Магнус нисколько не сомневался.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Однако отогнал воспоминания и продолжил осмотр. Кое-где убогие драпировки на стенах, комод или трюмо, он сразу и не разобрал — массивное, со шкаф. Низенький столик, на нем вроде меч и кинжал в ножнах, какой то кувшинчик с кубком. Серьезных размеров кресло на гнутых ножках с наброшенной на него большой медвежьей шкурой. Причем на морде умерщвленного топтыгина виднелись внушительные клыки.

Свет шел от окна, узкого, с бойницу — рама из множества ячеек, стекла маленькие, с ладошку, мутные и вроде как разных цветов. Имелось и еще одно подобное окошко, но почему то закрытое внутренним ставнем, дощатым и плохо пригнанным — через щели сочился скупой лунный свет, тут не перепутаешь день с ночью.

— Ничего не понимаю…

Все под седую старину, антураж соответствующий, в такое он раньше и поверить не мог, не то чтобы увидеть. Даже в музее много современных предметов, которые здесь напрочь отсутствуют. И лежит на перине, в которую погрузился как в воду — такое ощущается сразу. А вот другие постельные принадлежности отнюдь таковыми не являются — одеяло из шкур, тяжелое, но очень теплое. Подушка под головой твердая, как рулон туго свернутой ткани, каковой, к его изумлению, она и оказалась. Спать на такой сродни пытке, но ведь он как-то спал.

— Это что такое?!

Удивление нарастало с каждой секундой, переводя его разум в состояние полного обалдения, как сказал бы любой юноша. Откинув шкуры и присев на кровати, он обнаружил на себе длинную до пят ночную рубашку с рукавами, жесткая ткань льняная, тут ошибки быть не могло. На голове старинный ночной колпак, Магнус содрал его и тут же почувствовал, как глаза начинают выкатываться из орбит, а рот распахнулся шире медвежьей пасти, так как челюсть отпала.

— Не может быть…

Вопрос завис в воздухе, он едва сдержал панический приступ, проведя ладонью по прическе. Волосы оказались длинные, таких никогда не носил. Как у девчонок в юности, притом еще распущенные. Уцепив пальцами прядь, Магнус рванул, и с трудом сдержал крик, только застонал.

Больно, очень больно — не парик, настоящие волосы, отнюдь не приклеенные. И не сон, а явь — от такого сразу бы проснулся, а тут наваждение продолжает держать реальность, отнюдь не иллюзию, плод воспаленного воображения, учитывая перенесенный стресс.

Очумело мотнув головой, Магнус поглядел на собственные ладони, клекоча как старый ворон, но не в силах каркнуть — где морщинистая кожа с пигментными пятнами, почему пропал след от ожога. И вопрос тут же сорвался с языка — мозг его прямо вытолкал и озвучил:

— Что это… Омоложение на полвека?!

И тут лютый холод прошелся по телу, будто сжиженный азот разлили — на тонком запястье тускло блеснуло золото знакомого артефакта. Тот самый браслет и он его хорошо сейчас разглядел. Искусно напаянная змея с рубиновым глазом заглатывала свой хвост с таким же рубином на конце, и показалось, что на него смотрят два кровавых глаза. В ужасе Магнус заорал, срывая браслет с запястья, яростно желая только одного — чтобы этот безумный и ужасный сон поскорее закончился.

— А-а!!!

Ему показалось, что от крика задребезжали стекла, браслет отлетел и пронзительно зазвенел гонгом, но наваждение не схлынуло, наоборот, оно приняло ужасный характер.

Жмяк!

С треском тяжелая дверь отлетела в сторону, и в оранжевом пляшущем огнем проеме появился человек в донельзя странной одежде. Вроде как в пончо, которые носят латиноамериканцы в горах. Голова просунута в отверстие на ткани, по бокам разрезы и все в красно-синих полосках. Да и штанишки такие же смешные, в таких же расцветках, видел в фильме про королеву Марго. Причем на бедрах словно надутые, ноги в сравнении с ними тонкие, а под коленом завязки. И башмаки с загнутыми носками — вид как у клоуна, вот только Магнусу было уже не смешно.

— Мой принц, я здесь! Огня сюда!

В руке воин, тут ни до смеха, такое сразу чувствуется, держал обнаженный меч, с узким лезвием, но довольно длинный и оттого внушительный. А еще на поясе кинжал, а лицо пересекал жуткого вида шрам. Лет тридцати, может и сорока — властный и сильный.