Цветы зла - Руслан Белов

- Не надо мойвы и банкиров-гомиков. Давай лучше ко мне, найду тебе местечко не пыльное, но денежное и сухое, то бишь без мокроты.

- Да нет, спасибо... Я сам как-нибудь.

- Да ты не бойся, найдем что-нибудь подходящее. По компьютерному делу или рекламе.

- Рекламе!? "Замочим и отмоем по лучшим российским стандартам. Похороны за счет исполнителя"?

- Мы не только этим занимаемся...

- Да нет, спасибо. Работа у вас больно опасная и ума определенного требует. Не потяну я... Если бы все ваши такими, как ты, были, может быть, и пошел бы, а так - нет.

- Это ты прав. У нас ля-ля-тополя не любят. И больно умных тоже. Ну, хорошо. Как говорится, наше дело предложить - ваше отказаться. Пока, дорогой. Если что - звони, помогу по старой памяти.

Положив трубку, Смирнов послонялся по квартире, затем уселся на свое кресло (напротив Марьи Ивановны) и, отчаявшись согнать с лица комкавшую его нехорошую улыбку, сказал:

- Беспокоится о тебе Паша. Сказал, что пасть мне порвет, если я хоть как-то тебя обижу... Ты меня понимаешь?

Марья Ивановна молчала. Она понимала, что ни одному мужчине не покажется сахаром супружеская жизнь с женщиной, которую нельзя, которую опасно обидеть. Которую безрассудно охарактеризовать метким словом, к которой опасно демонстративно повернуться спиной и так далее вплоть до невозможности влепить отрезвляющую пощечину или просто оттолкнуть от себя подальше.

- Понимаешь... Ты все понимаешь, - проговорил Евгений Александрович, глубже проваливаясь в кресло.

- Неужели ты думаешь, что я побегу к этому человеку на тебя жаловаться? - Марья Ивановна с середины дня выглядела озабоченной - в обед супруг в порыве экономности отказался от черной икры, только-только привезенной из Дагестана, и осетрины оттуда же.

- А бежать тебе и не надо, - продолжал бухтеть заведенный Смирнов. Он - зверь, он все нутром чувствует. Два часа назад я сказал тебе, что мы неоправданно много тратим на периодику и бытовую химию, ты надулась, и вот, через час он звонит и говорит мне отеческим голосом, что если ты хоть раз чихнешь на меня, то он на ленточки меня порежет!

- Не обманывай, он так не мог сказать!

- Какая разница, что он говорил и какие слова употреблял! Главное, я понял его кристально ясно.

Они замолчали. Пауза получилась тягучей и емкой, как свежевырытая могила.

- С таких вот ссор начинаются разводы, горе и одиночество... - через вечность раздался с самого ее дна придушенный голос Марьи Ивановны.

Потемневшие глаза женщины с тоской смотрели на Смирнова и в собственное будущее, маячившее за его спиной.

Евгений Александрович неожиданно испугался. "Жить без Маши? Как это!? Опять один? Опять всякие Юлии? Не-ет!"

- Ты считаешь, что нам надо срочно лечь в постель? - спросил он, наконец, вымученно улыбнувшись.

Марья Ивановна покивала. И расстегнула две верхние пуговки на халатике. Увидев ее грудь, Смирнов застыл. Затем попытался вспомнить, на какую тему он ссорился со своей женщиной, но не преуспел в этом.

...Через полчаса они, обнявшись, лежали в постели. Смирнова переполняли нежные чувства.

- Понимаешь, милый, ты должен примириться с отношением Паши ко мне, сказала Марья Ивановна, когда содержание любви в его глазах достигло максимума. - Понимаешь, я для него своего рода...

- Последний шанс или крайняя маза... - подобревший Смирнов уразумевал мысли подруги с полуслова. - Потому он и не убил тебя тогда... Вместе со мной.

- Да...

- Я это сразу понял... Ты - луч света в его темном царстве.

- Да... Ты просто не представляешь, в каком мире он живет... Может быть, кому-то этот мир кажется вполне терпимым, интересным или даже единственным, но Паша смотрит на него своими глазами... И видит в людях только убийц, бандитов, иуд и извращенцев... Или слизняков и бледных подзаборных поганок.

- А в их детях - будущих убийц и бандитов. Или будущих слизняков и бледных поганок.

- Да... - согласилась Марья Ивановна, помрачнев. Она вспомнила, в который раз вспомнила, как сразу же после ее освобождения Центнер сказал в телефонном разговоре, что если в первый год совместной жизни со Смирновым она родит или забеременеет, то он ничего с собой сделать не сможет и уничтожит его.

- А ты для него последний шанс из всего этого выбраться. - Количество любви в глазах Смирнова изрядно сократилось.

- Нет у него этого шанса, он прекрасно это знает. Я для него "квадратик неба синего и звездочка вдали". А он - пожизненно в своем мире заключенный. Когда мы еще жили, он понимал, что мы с ним, как ты выражаешься, в перпендикулярных мирах живем. Потому и не убил... Он хоть и зверь, но знает, что глупо убивать антилопу за то, что у нее глаза круглые...

- Все это хорошо... Но ведь без ссор мы жить не сможем. Жизнь без ссор - это тоска, это равнодушие, это мирное сосуществование двух систем, это колодец, обреченный на высыхание... Да и как жить? Мне его глаза повсюду чудятся... Ну, сейчас не чудятся, но через полчаса точно почудятся.

- Нам просто надо занятие найти себе... Не как у тебя было, статейки гениальные писать в никому не нужные научные журналы, а настоящее. Ты не представляешь, как здорово жить, когда денежки капают. Денежки, которые ты заработал своим трудом, своей организованностью, своим умом... Ты никогда этого не понимал...

- Не понимал, потому что всю жизнь просидел на зарплате. И сейчас не особенно понимаю, как можно зарабатывать своим трудом, своей организованностью, своим умом. Ты прекрасно знаешь, что такое организовать сейчас дело. Это надо идти к какому-нибудь "паше", просить у него денег, договариваться... И что из этого получится? Как только он тебя, красавицу, увидит, дельную красавицу, у него в мозгах и еще в одном месте сразу же начнутся перпендикулярные процессы... А без "паш" куда не пойди - везде три-четыре тысячи и ни сотней больше.

- Ну ладно, а что ты предлагаешь? Чего ты хочешь? - Марья Ивановна глядела на Смирнова, как на любимого, но сильно задержавшегося в развитии ребенка.

- Ты знаешь, я с завистью смотрю телефильмы о жизни пингвинов на Антарктиде, черных горилл на склонах Килиманджаро или горных козлов в Гималаях, - смущенно улыбнулся Евгений Александрович. - Я тоже хотел бы на чьи-то спонсорские деньги ездить с телекамерой по дальним континентам и снимать то, что с удовольствием смотрят те, которые не хотят или не могут разъезжать по свету...

- Это мы еще успеем. А сейчас нужно сделать так, чтобы денежки капали... Сделать, чтобы ты мог есть осетрину без всяких задних мыслей.

Смирнов, захваченный темой разговора, не ответил на укол.

- Ну, давай, клуб откроем? - предложил он. - Поменяем наши квартиры на что-нибудь в центре и откроем? Представь - располагающий к отдыху интерьер, вкусная недорогая еда, медленные танцы, задушевные беседы об искусстве... Будем приглашать молодых артистов...

- Это все раскручивать придется... С помощью какого-нибудь "паши"...

- Конечно, придется... Не торговать же дерьмовой обувью в подвальном магазине? Это, должно быть, так тоскливо...

***

Евгений Александрович загорелся идеей открытия где-нибудь в старой Москве кафе-клуба. Однако через день он узнал, что каждую неделю в столице только в пределах Садового кольца прогорает два или три таких заведения. И столько же открывается.

Для уточнения конъюнктуры Смирнов пошел в одно из таких мест. Хозяин, молодой парень с усталым серым лицом, сказал, что лучше открыть чебуречную и утилизировать в ней мясные продукты, пришедшие в негодность в ближайшем к чану с маслом супермаркете. Тысяч пять-десять в месяц заработать можно А так только в долги влезешь...

Смирнов в тот день напился. С усталым серым лицом.

2. Детективное агентство!?

Однажды вечером, когда Евгений Александрович от нечего делать читал "Караван", а недовольная его хмуростью Марья Ивановна слушала "Вести", в дверь позвонили.

Посмотрев в глазок, Смирнов увидел с иголочки одетого человека, очень похожего на Бруно Оя, любимца женщин и одного из первых любовников довольно известной актрисы Татьяны Бестаевой ("Караван" с ее жизнеописанием Смирнов отложил, чтобы отреагировать на звонок). Спустя несколько минут гость, назвавшийся Кнушевицким Святославом Валентиновичем, сидел в дежурном кресле хозяйки дома.

Марья Ивановна рассматривала его с живым интересом - Святослав Валентинович был красив. И к тому же, хотя некоторая озабоченность и обжилась на его лице, он выглядел уверенным и знающим себе цену мужчиной.

Смирнов рассматривал его с неприязнью, смешанной с удивлением представившись в прихожей, гость сказал, что пришел по объявлению в газете, данному частной розыскной фирмой "Дважды два".

- Так кто из вас Шерлок Холмс? - спросил Святослав Валентинович, переводя изучающий взгляд с Марьи Ивановны на Смирнова и обратно (на лице Марьи Ивановны его глаза задерживались).

- Мы оба, - ответил Евгений Александрович, отметив, что интерес у его супруги и гостя взаимный.