Спокойных дней не будет. Книга IV. Пока смерть не разлучит - Виктория Ближевская

«Девочка моя, маленькая моя…» – мысленно твердил он слова, которые на много лет были отодвинуты собственническим «хочу тебя», но вслух сказал только:

– Разве кто-то, кроме нас, сможет такое понять.

– Пусть, пусть! – в запале выкрикнула Соня. – Нам ни до кого нет дела.

Он и хотел бы разделить ее уверенность, но опыт подсказывал, что это только часть правды. Они оглядывались на других всегда, стремились завоевать чью-то любовь и признание, владеть умами и сердцами. Но сейчас в объятиях ребенка, не женщины, он хотел верить, что внешний мир никогда не вмешается и не разлучит их.

– Столько лет прошло, а я так и не понял, был ли у нас другой путь.

– Не было, потому что я не смогла бы отказаться от тебя!

«Мне бы твою уверенность», – со вздохом подумал Илья и разомкнул руки. Они остались лежать рядом, едва касаясь друг друга, и Соня вспоминала, сколько натворила за эти годы, переходя от одного мужчины к другому и желая быть только с ним одним, а Илья, уставший копаться в себе, решил, что пора принять душ, позавтракать и позвонить в Москву. Пусть Роза никогда не была идеальной женой, но и он не стремился стать образцовым мужем. Они прожили долгую и, в конечном счете, достойную жизнь. Меняться уже было поздно, но, не будь Сони, они бы так и состарились вместе, ругаясь, изменяя друг другу, накапливая обиды и прощая по мере сил. А теперь Розе придется смириться с фактом, что он променял ее на женщину, которую полюбил.

Спустя несколько минут дышать стало легче, и, словно почувствовав в нем перемену, Соня нашла его руку и вложила пальцы в горячую ладонь.

– Пойдем в ванну?

– Невероятно, Сонька, – усмехнулся он. – Ты читаешь мои мысли?

– Велика заслуга читать такие примитивные мысли!

– Выпороть бы тебя за непочтение к старшим.

– Ты безнадежно опоздал с воспитанием, Daddy1.

– Не будь так уверена, негодница.

Она задиристо рассмеялась и выскользнула из-под одеяла, не дав ему шанса осуществить шутливую угрозу.

– Я сейчас налью ванну, не спеши пока вставать.

Щетка для волос застревала в пружинящих локонах, и Соня дергала и тянула ее вниз, недовольно наклоняя голову. В детстве она заплетала косы на ночь, а по утрам ныла, как ей тяжело день за днем носить эту копну, и просила постричь ее, как стриглись все девочки в школе. Но он не позволял Розе пойти на поводу у капризной девчонки. Когда же она повзрослела, роскошная темная грива, отливающая на солнце красным золотом, волновала его не меньше, чем ее узкие лодыжки или округлившаяся грудь. Заметившая, как часто он наблюдает за ней, Соня быстро научилась пользоваться волосами, как оружием соблазнения, подолгу расчесывала длинные пряди и заглядывала ему прямо в глаза, когда он заходил в комнату пожелать ей спокойной ночи. Вот и сейчас она поймала его взгляд в зеркале, и ее движения стали тягучими, как расплавленный шоколад, а на губах появилась понимающая улыбка.

– Тебе всегда нравилось смотреть, Илюша.

– Ты и со стрижкой была ничего, – нарочно возразил он, чтобы подразнить ее.

– Хочешь, я вернусь в постель?

Она скрутила волосы в хитрый узел, воткнула в него большую заколку и обернулась.

– Отправляйся в ванную, – сердито буркнул он, скрывая за строгостью довольную улыбку. – Пока ты хоть что-то соберешься сделать, вечность закончится.

– Вечность не может закончиться, она длится и длится.

– Пока она будет длиться, а ты болтать, я сдохну с голоду.

– Какой же ты дикарь!

Соня придала лицу выражение оскорбленной невинности, пожала плечами и прошествовала в ванную, оставив его в размышлениях о предстоящем разговоре с женой. Вскоре он погрузился в воду, раскинув руки по бортикам джакузи, а она уютно примостилась рядом. Настолько близко, чтобы можно было дотронуться до нее в любой момент и, однако же, на том деликатном расстоянии, которое позволяет оставить неприкосновенным личное пространство.

Тысячи пузырьков вскипали вокруг, солнечный луч неторопливо ощупывал причудливый рисунок плитки, и не хотелось ни говорить, ни двигаться.

– Как скоро, по-твоему, я стану старой и непривлекательной?

Он лениво повернул голову, и она всмотрелась в его глаза, как в зеркало, пытаясь разглядеть свое отражение в радужке.

Женщина. Существо загадочное и легкомысленное. Истина, космос, законы мироздания не занимают ее ум. Все ее тревоги – о преходящей и зыбкой красоте, за которую, может, и стоит побороться в косметическом салоне, но уж точно не стоило умирать, подобно данайцам у стен Трои.

– Никогда! – отрезал он, с неохотой выходя из блаженного оцепенения.

– Ты лжец! – Она осталась довольна этим обманом и переместилась ближе под водой. – Так не бывает.

– Правда в том, что я не увижу твоей старости. А теперь помолчи и не мешай мне отдыхать.

– Сначала ответь.

За что бог послал ему это упрямое создание, которое болтает без умолку, когда надо слушать тишину, без зазрения совести наслаждается своим нарциссизмом и втягивает его в пустые споры?

– Не могу, – теряя терпение, повторил Илья. – Для меня ты всегда будешь красивой.

– Теперь ты льстишь, а я просила правду! – Соня перевернулась в воде, подняв со дна мириады сияющих пузырьков, поправила заколку, подобрав высвободившиеся пряди и сменила тему. – Я часто мечтала о нас, но никогда не думала, что будет так.

– Как?

Он с усилием поднял тяжелые веки, не желая никаких разговоров и мечтая посидеть в безмолвии и умиротворении.

– Вот так, – прошептала она и коснулась нежнейшим поцелуем его плеча, тронула губами мочку уха, провела осторожным пальцем по твердому подбородку и вздохнула так, что у него перехватило дыхание.

– Соня, мы же договорились!

«Чертовка! Эдак она не даст мне соскучиться. А таблетка только начала действовать, и, вроде, отпускает…» Ему ничего не оставалось, как смотреть на нее, пока она гладила мокрыми пальцами виски и что-то шептала одними губами, но он не мог разобрать ни слова. Он знал ее такой давно, но сейчас словно видел заново, рассматривая каждую черточку, никуда не торопясь и ни о чем не волнуясь. В конце концов, она все-таки заставила его ответить на поцелуй, и он едва не поддался искушению.

– Ты такой… – восхищенно заворковала вполголоса влюбленная женщина, сверкая потемневшими глазами. – Такой великолепный.

Он не раз слышал от женщин эти слова, и почти верил, когда это говорила Соня. И все же он был достаточно умен, чтобы не обольщаться на этот счет. Потерявшие упругость мышцы, стареющая кожа, второй подбородок, глубокие складки возле рта, поперечные морщины на лбу и редеющие волосы давно не обманывали его в зеркалах. Она видит все еще могущественного, но неотступно дряхлеющего льва, которому жизнь позволила выбрать, каким жить, но не спросила, когда он хочет умереть. А он хотел уйти до немощи, до сожаления в глазах, знавших его непобедимым, до брезгливой жалости на ее выразительном лице.

– Тут становится жарко, – сухо заметил он, стряхивая наваждение ее неотступного взгляда. – Чертово солнце печет даже утром.

– Я сейчас.

Она поднялась во весь рост, окатив его шипящей волной.

– Никакого стыда в тебе, Сонька.

Женщина обернулась с лицом новорожденной нимфы, слегка встряхнулась, как молодой пес, и спустилась по ступенькам на пол, оставляя на полу лужицы воды.

Едва она вышла, он придирчиво ощупал свое лицо. Так и есть, он серьезно сдал за последние несколько лет. Сегодня ему уже далеко не сорок три, а ей не семнадцать. Хотя она и сумела сохранить тело девушки, которую он вожделел тогда. И пока он сам отдавал дань времени и умиранию плоти, день за днем почти без боя теряя себя в зеркале, она расцветала, набираясь сил, как юное деревце под животворящими лучами. Впрочем, его руки оставались могучими во всех смыслах, и он мог бы без особого труда свернуть шею этому фигляру из красного джипа, не знающему, что пожелав чужое, он подписал себе приговор. А вот пальцы по утрам стали неподатливыми, и приходилось долго разминать их, возвращая к подвижности, и потускневшее обручальное кольцо было уже не снять, и эти предательские пятнышки на коже… Он перевернул руки ладонями вверх. Линия жизни была длинной, безапелляционной и почти упиралась в широкое запястье. Значит, жить ему долго. Жить, обнимать ее, замечать, как увядает ее красота, и как она плачет, с обидой и болью глядя в беспристрастные зеркала.

Соня вернулась с двумя стаканами в руках и прервала его пасмурные размышления. Он следил, прищурившись, как она вступает в воду, как скрываются в кипящих пузырьках тонкие лодыжки, изящные колени…

– Перестань пялиться на меня, как на наложницу.

– Хочу и пялюсь, – в тон ей грубовато ответил Илья, принимая высокий стакан дымчатого стекла. – Это цикута?