У рассвета цвет заката.Книга 1 (СИ) - Арина Ирина

— У вас бытовую магию убрали? — удивился Леф, не отрываясь от записывания каких-то формул.

— Ага, как же… уберут они, жди. Добавить могут, а убрать — это заоблачные грезы. Я не про то, что мы их не учим, я про то, что всего остального учим в три раза больше. А я хочу, чтобы совсем без всяких этих «костоломов»…

— Тебя на этом «костоломе» зациклило? — Лефлан закрепил листок с формулами на доске, выпустил сразу три потока силы и выплетал из них что-то незнакомое. — В модели был? Снять не смогла?

— Смогла, синий был. А если бы красный? Или желтый? Я с ними не очень… Да не в нем дело! Сама модель. Зачем проверять мое поведение в ситуации, которой просто не может быть?

— Подними третий поток.

Силовой поток в контуре незнакомого заклинания я подняла и придержала, пока Лефлан строил подводку к нему еще двух, продолжать возмущаться и переживать мне это не мешало.

— И вела я себя там очень даже правильно. Точно не на «незачет». Не знаю, чем я Сартару не нравлюсь, но он ни к кому так не цепляется, как ко мне. И ситуации подбирает… Ни у кого больше не было с боевкой, только у меня. Леф, оно должно трещать?

Ни трещать, ни искрить заклинание было не должно, как и взрываться, но на стадии опытов такое случалось, и именно благодаря этому я считалась лучшей, второй после Лефлана, у лейтенанта Шат-Кори. С того дня, как Леф увлекся самостоятельной разработкой заклинаний, вопрос безопасности встал так остро, что поднимать щиты и уходить от чего угодно, я научилась на «отлично», а заниматься тем же самым в учебных боях с одногруппниками стало совсем плевым делом, никто из них и близко не мог сравниться с Лефланом. С самой Шат-Кори было сложнее, больше трех минут у меня продержаться не получалось. Правда, с ней и Лефу было сложно, но это понятно, она — профессионал, а мы только учимся.

— Полный стазис!

— Ого! Так серьезно?

Все, застывшее в одной точке без движения и развития, Лефланом презиралось. Нечто, названное стазисом, могло смело приравниваться к чему-то повышенной отвратительности. Хуже, чем к стазису, Леф относился лишь к предательству, независимо от его масштабов и форм проявления.

— И еще серьезнее. Посмотри на пробой в контуре. Что видишь?

— Пробой в контуре.

— Вайра!

— Что? Я вижу пробой в контуре. Если эти лохмотья можно назвать контуром.

— Вот именно, лохмотья. А их быть не должно, я настраивал самовосстановление, при любом давлении с внешней и внутренней стороны сплав потоков обязан сработать на мгновенное… Так, а если увеличить напряжение и синхронизировать… Ты еще здесь? Исчезни.

Верный признак — Лефлан собрался попробовать что-то крайне рискованное, меня он выпроваживал только в таких случаях. А у меня у самой сегодня был такой случай, после моделирования. Я могла говорить о чем угодно, слушать, делать, выкапываться из вороха книг, свалившихся с перевернутого взрывом стеллажа, я только уйти не могла. Мне было необходимо его видеть и видеть, что с ним все в порядке, чтобы перед глазами сама собой не вставала картина из тестовой ситуации. Только как это самому Лефлану объяснить? Мы друзья. Мы просто друзья и ничего больше.

— Леф, я тут тихонечко посижу. Пожалуйста!

— Вперед, малявка, не задерживай.

Вот так. Я всего лишь малявка, изредка допускаемая в неприступную цитадель по имени Лефлан Ют-Раш. Хотя, это я себе польстила. Не в цитадель, к ее стенам, и ни на шаг дальше, то есть, ближе. Ну, и ладно! Я и так счастливая. Мне Слагающий пути сделал подарок, проложив мою дорогу рядом с дорогой Лефа. Не просто подарок — настоящее чудо. Если бы не последняя война, где подружились наши отцы, не было бы и этой нашей дружбы. Род Ют-Раш корнями древнее и благороднее императорского рода. А род Эргон… У нас семейное древо всего трехуровневое, право на него получил только папин дедушка. Сколько шансов встретиться у сына графа и дочери пекаря? При всей прогрессивности Тугдоланта только два. Такой, как у нас, или в Храме рассвета. Но мне до первого входа в Храм еще два года, а Лефлан уже вошел в него почти год назад, так что шансов встретить там не меня у него намного больше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Могла ли я его винить в этом? Глупость совершенная! Как это, винить Лефа в том, что я не в его вкусе? Да, вообще, винить в чем-либо? Лефлан — это Лефлан, лучше его нет и быть не может. А то, что он не всегда замечает и почти всегда не слушает, что я рассказываю…

— Вайра, мне долго ждать? Катись анализировать, сколько раз ошиблась, спасая меня.

Ага, примерно, так. Не слушает, но слышит больше, чем я сказала.

— Леф, может, мне, правда, уйти?

— Отсюда — да, и чем быстрее, тем лучше. Из школы — решай сама. Чувствуешь, что не сможешь, уходи.

Глава 1, настоящее — Таверна «Воюющий прав»

Девятый год первого цикла третьей эпохи побед второй эры освободителей (3048 год по старому летоисчислению)

Сдвинутые в импровизированную сцену столу были единственным неосвещенным участком зала. Стоящей на них женщине нравилось вещать вот так, из темноты, оставаясь размытой фигурой и проявляясь лишь на последних строках, создавая эффект загадочности. Загадочности для кого? Вторую такую виршеклепательницу здесь не найдешь, даже если захочешь. Если еще найдется тот, кто захочет, ее и одной было с избытком. Клидиста Мэкр, Скользкая Кли, профессиональная наемница, имела две страсти: убивать и принимать восторги за воспевание своих убийств в своих же стихах в собственном исполнении. Искусству их сложения она училась прилежно, учителей подбирала тщательно и мастерство оттачивала постоянно. Говорят, некоторые из учителей даже смогли пережить ее обучение. Видимо, те, кто признал, что относительно зарифмованный набор слов вполне может считаться стихами.

Перерезать аорту,

Кровь разорванных глоток,

Лязг и топот пехоты,

Выпит «Граневый морок».

Читала она с придыханием и завыванием, как положено поэтам, явление свое зрителям обставляла по-разному, когда медленно подплывающим светильником, когда медленно распускающимся светляком, когда еще чем-нибудь, непременно медленным. В этот раз были медленно шествующие к столам орки с факелами. Орки дошествовали, вирши дозвучали, расплывчатость фигуры сплылась, Скользкая Кли предстала во всей своей красе, публика разразилась аплодисментами и восторженным ревом.

Аплодисменты и восторги иси Мэкр принимала снисходительно, позволяла собой восхищаться, как и должно истинным поэтам, а по единственному, осмелившемуся на критику, лишь мазнула ленивым презрительным взглядом: не размениваются истинные поэты на полемику с идиотами, не умеющими оценить шедевр. Тот взгляда не понял, как и резко притихших своих сотрапезников, грохнул по столу пивной кружкой, стряхнул пену с усов и продолжил критиковать:

— Клянусь хлитовой портянкой, большего бреда не слышал. Слышь, дрима, из тебя писака, как из Кидуна танцор, — хлопнул по плечу упомянутого Кидуна и загоготал.

Зря он это. Скользкая Кли обид не прощала, и весь контингент пятого гарнизона об этом знал. Этот не знал. Видимо, новичок из вчерашнего пополнения или прибывших утром наемников Черного корпуса, с моего места нашивок на форме не разобрать. Кем бы усатый ни был, можно поздравить его командиров с первой потерей, в расположение части он уже не вернется. В остатке его существования остался всего один вопрос: настроение Клидисты. Будет хорошее — убьет быстро, просто перережет горло. В противном случае — выпотрошит. Профессионально, неторопливо, удерживая в сознании, пока самой не надоест и жало стилета не вопьется в сердце. Никому другому убийство своих сослуживцев не сошло бы с рук, дисциплина в воинских частях Киллитенса соблюдалась жестко, здесь, в Старом Доле, особенно. Скользкой Кли сходило все. Причин этого никто не знал, как и не знали ничего о самой иси Мэкр. Ни кто она, ни откуда, ни под чьим покровительством находится.

Точно знали лишь одно: решил попрощаться с жизнью, поссорься со Скользкой Кли. Странно, почему никто не предупредил об этом усача? Или сам настолько опротивел коллегам, что те решили избавиться от него?