Аллея торнадо - Уильям Берроуз

— Я должен предупредить вас, доктор. Понимаете, они что-то в нем вырастили. Это живое, это…

— Да полно вздор молоть. Где его палатка? Подождите-ка снаружи.

Через несколько секунд доктор выбрался с таким видом, точно его ударили по яйцам.

— Ну что, посмотрели? Дрожа, он кивнул.

— Что-то между сороконожкой и растением, растет у него во внутренностях, выпуская корни.

— Может, отравить? Вколоть ему чего-нибудь?

— Хреновое дело. Эта штука проникла Джерри в кровеносную систему… бедный парень. Ну, либо так, либо…

Мы понимающе переглянулись. К счастью, у нас оказался ротенон. Доктор наполнил шприц, и мы вошли. Вонь просто сбивала с ног, проникала в глотку, легкие, не давала дышать.

О Боже, теперь видно, как она шевелится у него под кожей. Мы даем ему лошадиную дозу морфия и ларгактила.

Быстрый надрез и рывок плоскогубцами, жуткая красная голова — существо крутилось и извивалось, корни и головы торчали повсюду. Доктор воткнул шприц и надавил на поршень, но игла вырвалась у него из рук, и он отпрянул.

— Бежим отсюда, оно яйцами плюется!

И личинками тоже; Реджи уже потерял всякое сходство с человеком, — головы и корни торчат из каждого дюйма его тела, извергая личинки с прозрачными острыми зубками.

Я задержался только, чтобы выстрелить Реджи в голову. Мы понеслись со всей прытью, но было уже поздно: нас облепили личинки, они забирались все глубже в глаза, нос, во все дыры, проедали путь в….

Но мы выжили. Мы искупались в керосине, который по счастливой случайности оказался под рукой. Как и любой мутант, этот из-за отсутствия иммунитета был необычайно восприимчив к биологическим и химическим веществам, — нюхнул керосина, и нос чист. Палатку и землю вокруг мы спал или дотла. Немыслимо разбивать лагерь в таком месте.

Мы шли, пока усталость и темнота не вынудили нас устроиться на привал.

Поужинав тушенкой, Уилсон раскурил трубку.

— Мы, наверное, случайно наткнулись на что-то.

— Хочешь сказать, это чудище вывели в лаборатории?

— Боюсь, что так, старина.

— Тогда нам всем кранты!

— Боюсь, что нет, старичок. Знаешь, почему скачет прыгающий боб? Там внутри прыгучий жучок.

— Что ж ты предлагаешь?

— Надо найти лабораторию и уничтожить ее.

— А чем? Тремя пистолетами и ружьем?

— Вот этот однотомник Шекспира пропитан новейшими взрывчатыми веществами. Намного разрушительней обычной взрывчатки, которая разрывает изнутри.

— А как активировать?

— По-разному. Если взять книгу и смотреть на нее, нужно просто сказать: «Так гасни, гасни же, свечи огарок»,[3] или можно активировать телепатическим дистанционным управлением.

— А ты знаешь, где эта лаборатория?

— Конечно. У меня есть приказы и координаты.

— Ну так идем.

На рассвете мы двинулись в путь. Самый конец тупика — вот, что нам нужно.

Три ключа. Высокие стены. Что-то вроде рожицы на пузыре.

Музей. Я оказался в комнате с экспонатами — без дверей. Взглянул направо — там все пусто и залитая солнцем стена в сотне футов. Что-то не так с этой стеной. Это картина. Разрисованная стена. Она на самом деле внутри музея.

Зловонный тупик, смердящий гнилым временем и гнилым светом.

УЕБКИ

Старик-домовладелец разбужен громким стуком в дверь.

— Господи, — стонет он, — опять пьяный индеец.

Он накидывает военную куртку и сует тупорылый револьвер «Чартер Арме» — из такого застрелили Леннона — в боковой карман. На секунду прислоняется к стене, чувствуя острую боль в левой руке и плече.

— Убирайся. Я вызову полицию.

— Нескоро приедет и тебе не поможет. Ты совратил мою дочь.

«Сейчас выезжаем, сэр». Дверь вот-вот вылетит. Домовладелец стоит в шести футах от двери, пистолет наготове. Слышны сирены.

Дверь вылетает. Индеец врывается с бейсбольной битой, глаза дикие, как у бешеной кобылы. Патрульная машина с визгом тормозит на улице. Домовладелец стреляет индейцу в ногу. Индеец падает и, воя, катается по полу.

Дверь распахивается, врываются разъяренные фараоны, пушки наготове.

Увидев человека в армейской куртке, офицер Майк решает, что это и есть преступник. Времени он не теряет. Выпускает три пули. Домовладелец хватается за грудь и падает. Майк оборачивается, мрачно сует револьвер в кобуру.

— Готово.

— Вы ранены, сэр?

Он заботливо кладет руку на спину индейца. Это хорошая реклама.

Медленно индеец поворачивается, лицо белое от боли и шока. Они пятятся в ужасе. «Боже», — стонут в унисон. Марв, старший наряда, одобрительно машет рукой. Сирены скорой помощи вдалеке.

— Я разберусь, ты меня прикрой только. Они сажают индейца на стул.

— Ты — герой.

— Он был коммунистом.

— Правильно сделал, что пристрелил его, мы за тебя поручимся.

Полицейский сует ему в руку пистолет. Сирены все ближе. Индеец смотрит на пистолет с тупым недоверием. Легавые помогают мне сесть на стул? Дают мне пистолет? Скорая помощь сворачивает за угол в двух кварталах отсюда. Пули прошивают тело индейца. Нет времени на церемонии. Они переворачивают столы, валят книжную полку. Один швыряет стул в окно, когда скорая помощь тормозит.

— Это было круто, босс, по-настоящему круто. Индеец спятил, схватил пушку Майка и пристрелил домовладельца. И бог мне свидетель, он силен, как двадцать мужиков. Я предупредил его, что мы — офицеры полиции, но он направил на меня пистолет, и я вынужден был выстрелить.

— Шеф вас сейчас примет.

— Это ваш отчет?

— Да шеф, наш.

— Воняет, как падаль.

— Что ж там такого, шеф?

— Начнем с того, что невозможно сделать то, что вы тут описали.

Направления выстрелов не сходятся.

— Но, шеф…

— Кроме того, домовладелец не умер.

— Не умер? — Немая сцена. — Ну, так это великолепно, — криво ухмыляется он. — Мужик, которому так пальнули в грудь, мог на кусочки разлететься.

— Он был в пуленепробиваемом жилете. У него был сердечный приступ, но сейчас он оклемался и жаждет с вами расправиться: «Мало того, что мне нужно защищаться от пьяных индейцев, так еще и от спятивших копов — гнусных уебков!»

— Да, ебаный в рот, шеф, богом клянусь, я видел пьяного индейца с пушкой так же ясно, как сейчас вижу вас.

— А что еще ты видел? Райские врата? Ебаного Иисуса Христа, вручающего тебе Золотой Хуй за доблесть? Нет, на это раз, вы, клоуны, доигрались. Вы просто жалкие уебки, оба.

— Ну ладно, шеф. — Марв униженно улыбается, чтобы над ним сжалились. — Конечно, мы уебки, потому и пошли в полицию. Пушка и полицейский жетон какого угодно уебка прикроют.

— Ладно, мужики. Пожалуй, я дам вам шанс спасти свои задницы.

— Мы сделаем все, что угодно, шеф, все, что угодно.

— Опасное дело, парни. Большая наркотическая облава. На этот раз стреляйте сразу и помните: мертвые не врут. Усекли?

— Отлично все поняли, шеф.

— Возьмите все, что нужно, в арсенале. Советую ружья «Итака» с пулями четвертого калибра.

Уебки уходят. Шеф улыбается. Он уберет репортера, который сел ему на хвост, и кучу либеральных сопляков, как поет Джоан Баэз.

Получат ли уебки третий шанс? Нанесут ли уебки новый удар?

КНИГА ТЕНЕЙ

Доктор Хилл взял медицинскую карточку и откашлялся.

— Незачем ходить вокруг да около, док. Это ведь рак, верно?

Лучи солнца сквозь жалюзи упали на говорившего, точно тюремная решетка… худощавый пожилой человек в ветхом сером костюме, тяжелая трость из дерева кохобы между острых коленей, — обычный пенсионер из тех, что сидят на скамейках в парке или играют в шашки. Но глаза за очками в стальной оправе горели бесшабашным весельем, далеким леденящим счастьем. Пациент улыбнулся.

— В конце концов, доктор, мы ведь давно знакомы.

Очень давно. Доктор Хилл, пожалуй, единственный человек в Болдере, знавший, что сидящий напротив старик когда-то был лучшим стрелком на всем Западном побережье. Не самый проворный, но самый меткий.

— Да, это рак. Конечно, может и операбельный… надо еще исследовать, чтобы знать наверняка, но…

— Вы сомневаетесь.

— Будь это мой желудок, я бы сказал — нет.

— Хирурги — настоящие мясники. Хуже мексиканцев.

Доктор знал, что Ли Айс — начитанный, по-настоящему образованный человек. Доктора забавляло, что порой он выражается, точно неграмотный лох.

— Так сколько, говорите, времени мне осталось? То есть сколько я еще протяну?

Его скрючил приступ боли, он оперся на трость. Доктор пожал плечами.

— Месяц. Может, два… Я вам выпишу рецепт. Вы знаете, как делать уколы?

Человек кивнул, вспомнив сеновал в амбаре: доски разошлись, открывая голубое небо, и Том с полученной за карточным столом пулей в животе. Врач — старый китаец, неторопливый и беззаботный, сделал Тому инъекцию морфия, следом, как ни в чем не бывало, вколол себе. Потом присел на корточки, глядя на тощий живот Тома.