Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим? - Зигмунт Бауман

Сопоставив имеющиеся оценки глобального неравенства, Данило Дзоло заключает: «Не требуется большого числа данных для драматического подтверждения того, что „эпоха прав“ в век глобализации клонится к закату. По оценкам Международной организации труда, сейчас 3 млрд человек живут ниже черты бедности, установленной на уровне 2 доллара США в день» [15]. Как в дополнение к этому указывает Дзоло, Джон Гэлбрейт в предисловии к «Докладу о развитии человеческого потенциала» Программы развития ООН за 1998 г. сообщал, что 86 процентов всех производимых в мире товаров и услуг достаются 20 процентам населения мира, в то время как на долю беднейших 20 процентов приходится лишь 1,3 процента всех благ; сегодня же, спустя почти пятнадцать лет, эти цифры лишь усугубились: богатейшие 20 процентов населения потребляют 90 процентов произведенных благ, а беднейшим 20 процентам достается 1 процент. Кроме того, согласно некоторым оценкам, 20 богатейших людей мира владеют таким же количеством ресурсов, что и беднейший миллиард.

Десять лет назад Гленн Файрбо отмечал, что давние тенденции в сфере мирового неравенства демонстрируют признаки поворота — от роста неравенства между нациями и не возрастающего или снижающегося неравенства внутри наций к сокращению неравенства между нациями и росту неравенства внутри них [см.: 16]. В то время как «развивающиеся» или «зарождающиеся» национальные экономики испытывали крупномасштабный наплыв капитала, стремящегося к освоению новых «девственных земель», обещающих быструю прибыль и населенных дешевой и смирной рабочей силой, еще не зараженной бациллой консюмеризма и готовой трудиться за вознаграждение, которого едва хватает для выживания, рабочие места в «развитых» экономиках исчезали все более высокими темпами, быстро лишая местную рабочую силу возможностей для торга. Десять лет спустя Франсуа Бургиньон обнаружил, что, хотя глобальное неравенство (между национальными экономиками), понимаемое как средний доход на душу населения, все еще сокращается, расстояние между богатейшими и беднейшими жителями Земли продолжает увеличиваться, как и различия в доходах внутри стран [см.: 14].

Все эти и многие другие аналогичные цифры обобщил лауреат Гонкуровской премии, экономист и романист Эрик Орсенна в интервью, взятом у него Моник Атлан и Роже-Полем Друа. Он утверждал, что недавние преобразования пошли на пользу лишь исчезающе малой доле населения мира; ее истинные размеры ускользнут от нас, если наш анализ будет сводиться к изучению средней выгоды, полученной верхними 10 процентами населения, как мы обычно поступали всего десять лет назад [см.: 8, р. 384]. Для того чтобы понять механизм происходящей на наших глазах мутации (отнюдь не являющейся просто одной из «фаз цикла»), необходимо рассмотреть верхний 1 процент, а может быть, даже верхнюю 0,1 процента населения. Не сделав этого, мы упустим реальный итог изменений, состоящий в размывании «среднего класса» и превращении его в «прекариат».

Эта гипотеза подтверждается всеми исследованиями, как посвященными какой-либо конкретной стране, так и имеющими более широкий охват. Однако, помимо этого, все авторы сходятся еще и на том, что почти во всех странах мира быстрыми темпами возрастает неравенство, а это означает, что богатые, и в первую очередь очень богатые, становятся еще богаче, в то время как бедные, и в первую очередь очень бедные, становятся еще беднее — как правило, в относительном, но все чаще также и в абсолютном смысле. Более того, богатые люди становятся еще богаче просто потому, что они богаты. Бедные же люди становятся еще беднее просто потому, что они бедны. В наши дни углубление неравенства обуславливается его собственной логикой и импульсом. Ему не требуется какой-либо помощи, стимулов или толчков извне. Представляется, что социальное неравенство сегодня как никогда приблизилось к тому, чтобы превратиться в первый в истории вечный двигатель — который после бесчисленных неудачных попыток наконец-то удалось изобрести и привести в движение. Это второй факт, заставляющий нас взглянуть на социальное неравенство с новой точки зрения.

Еще в 1979 г. исследование, осуществленное Институтом Карнеги, ярко продемонстрировало то, на что указывали многочисленные доступные на тот момент факты и что регулярно подтверждал опыт повседневной жизни: будущее каждого ребенка в первую очередь определяется социальными обстоятельствами, тем, где он родился, и местом, занимаемым его родителями в его родном обществе — а вовсе не его способностями, талантами, упорством и настойчивостью. Шансы на то, что сын юриста крупной компании к сорока годам будет получать доход, который обеспечит ему место среди богатейших 10 процентов жителей страны, в 27 раз превышали соответствующие шансы сына мелкого чиновника, то получающего работу, то теряющего ее (несмотря на то что оба отпрыска сидели за одной партой в одном классе, получали одинаковые оценки, учились одинаково прилежно и обладали одним и тем же коэффициентом интеллекта); при этом его одноклассник имел лишь один шанс из восьми на получение хотя бы медианного дохода. Менее чем тридцать лет спустя, в 2007 г., ситуация намного усугубилась — пропасть расширилась и углубилась, став менее преодолимой, чем когда-либо прежде. Согласно исследованию Управления Конгресса США по бюджету, совокупное состояние самого богатого 1 процента американцев составляет 16,8 трлн долларов, что на 2 трлн больше, чем совокупное богатство нижних 90 процентов населения. По данным Центра за американский прогресс, в течение этих трех десятилетий средний доход нижних 50 процентов американцев вырос на 6 процентов — в то время как доход верхнего 1 процента увеличился на 229 процентов [13].

В 1960 г. средняя зарплата руководителей крупнейших американских корпораций после выплаты налогов в 12 раз превышала средний заработок фабричных рабочих. К 1974 г. заработок корпоративных руководителей и получаемые ими бонусы уже примерно в 35 раз превышали средний заработок сотрудников компаний. В 1980 г. средний руководитель зарабатывал уже в 42 раза больше, чем средний служащий, а за следующие десять лет эта цифра удвоилась, составив превышение в 84 раза. Именно тогда, около 1980 г., резко ускорилось возрастание неравенства. К середине 1990-х гг., по данным Business Week, величина превышения уже была равна 135; к 1999 г. она достигла 400, а к 2000 г. подскочила до 531... [ibid.] И это лишь немногие из быстро растущего числа аналогичных «значимых фактов» и цифр, собранных в попытках осознать, оценить и измерить их. Подобные факты можно перечислять бесконечно, так же, как нет недостатка в новых цифрах, добавляемых каждым новым исследованием к уже существующему огромному массиву данных.

Но каковы же социальные реалии, стоящие за этими цифрами?

Джозеф Стиглиц следующим образом резюмировал откровения, принесенные драматическим финалом, вероятно, двух из трех следовавших друг за другом десятилетий наибольшего процветания в истории капитализма, завершившихся кредитным крахом 2007 года и последующим кризисом: неравенство всегда оправдывалось тем, что верхи вносят более значительный вклад в экономику, играя роль «создателей рабочих мест», но «затем настали 2008 и 2009 годы, и на наших глазах те парни, которые привели экономику на край пропасти, обогатились на сотни миллионов долларов». Совершенно очевидно, что на этот раз их доход невозможно оправдать тем, что они сделали для общества: их вкладом были не новые рабочие места, а удлинение очередей «избыточных людей» (как сейчас не без причины именуют безработных). В своей книге «Цена неравенства» Стиглиц предупреждает, что США становятся страной, «в которой богатые живут в замкнутых общинах, посылают своих детей в дорогие школы и имеют доступ к первоклассным медицинским услугам. Между тем остальным приходится жить в мире, где они не чувствуют себя защищенными, могут рассчитывать в лучшем случае на посредственное образование и фактически получают медицинские услуги по карточкам» [27]. Такова картина двух миров, не имеющих почти никаких точек соприкосновения и практически прекративших взаимодействовать друг с другом (в США, как и в Великобритании, семьи тратят все большую часть своего дохода на покрытие издержек, связанных с географическим, а также и социальным дистанцированием — чем дальше, тем лучше — от «других людей», и в первую очередь от бедных).

Проводя острое и блестящее вскрытие нынешнего состояния неравенства, Дэниэл Дорлинг, профессор географии человечества из Шеффилдского университета, облекает в плоть схематический анализ Стиглица, в то же время переводя обсуждение вопроса с уровня отдельной страны на уровень планеты:

Беднейшая десятая часть мирового населения регулярно страдает от голода. Богатейшая десятая часть не может вспомнить, когда их семьям приходилось голодать. Беднейшая десятая часть лишь изредка может обеспечить своим детям элементарное образование; богатейшая десятая часть готова платить за то, чтобы их дети учились в одних школах только с «равными себе» и с детьми «вышестоящих», потому что она боится контактов своих детей с детьми из других слоев. Беднейшая десятая часть почти всегда живет там, где нет ни социального обеспечения, ни пособий по безработице. Богатейшая десятая часть даже не может вообразить попытку жить на такое пособие. Беднейшей десятой части доступны лишь поденная работа в городе либо крестьянский труд в деревне; богатейшая десятая часть не в состоянии понять, как можно жить без гарантированной ежемесячной зарплаты. В то же время самые богатые — верхняя доля процента — не могут себе представить жизнь на зарплату, а не на доход, который им приносит их богатство [11, p. 132].