Доктор Чёрный - Александр Барченко

Беляев поднялся по лестнице в читальный зал и, неслышно ступая по мягким половикам, прошёлся между столами.

Коротнева не было. На обычном месте его на столе лежала среди пожелтевших таблиц со старинными чертежами записная книжка со знакомой монограммой.

«Должно быть, в курилке», — подумал Беляев, направляясь обратно, и с лестницы ещё узнал долетевший в распахнутую дверь басок товарища.

Коротнев, в расстёгнутой старой тужурке, сидя на подоконнике, разговаривал со стоявшим спиною к двери невысоким господином в изящном тёмно-синем костюме с узенькой полоской ослепительного воротничка, стягивавшего смуглую шею.

— А, Вася! — прервал разговор Коротнев, всматриваясь в товарища близорукими глазами. — Работать пришёл?

Собеседник Коротнева обернулся, и Беляев в невольном испуге отпрянул назад: прямо на него глядели тёмные синие глаза на бледном лице — глаза человека, который час тому назад втащил его в толпу на Университетской площади и помог ему скрыться…

— Что с тобой? — изумился Коротнев.

Мужчина в синем костюме мягко улыбнулся одними глазами и, протянув растерявшемуся студенту руку, приветливо произнёс знакомым уже Беляеву негромким, но твёрдым голосом:

— Это вы? Будем знакомы. Доктор Чёрный, сосед Андрея Петровича по квартире.

— Чего ж ты испугался, Василий? — спросил Коротнев, с изумлением наблюдая сцену.

— Я его понимаю, — возразил доктор и, обратившись к Беляеву, прибавил: — У вас с Андреем Петровичем, наверное, маленькие секреты? Не буду мешать.

— Нет, что же, пожалуйста… — Беляев не мог ещё прийти в себя от неожиданности… — Впрочем, да… Нужно сказать парочку слов… Андрюша, на минутку…

Беляев отвёл приятеля в угол и шёпотом вкратце передал о случившемся.

— Гм! История в достаточной степени глупая… Охота тебе была лезть.

— Теперь уж об этом поздно рассуждать.

— Правильно… Да, брат, уж если увековечена твоя физиономия, дело дрянь. Можно влететь серьёзно. Не лучше ли тебе махнуть сейчас же домой, в Воронеж?

— Нет. Это не подойдёт. Ты знаешь, как мой старик на такие истории смотрит. Да и всё равно к экзаменам придётся вернуться. Чем тогда объяснить внезапный отъезд?

— Да! Глупо выходит… Ну да там что Бог даст. Утро вечера мудренее. Так ты, стало быть, хочешь, чтобы я завтра наведался к тебе на квартиру? Это, пожалуй, можно. А где же ты думаешь ночевать? У меня невозможно. Жена больна, ребятишки…

— Ну, ночлег — пустяки! В крайнем случае прохожу ночь на улице.

— Мало остроумного. Постой-ка! Поговорю я с доктором: милейший человек… Александр Николаевич, на пару слов…

Доктор, задумчиво сидевший на подоконнике, не торопясь, подошёл к приятелям.

— Можно вас попросить об одном одолжении…

— Можно! — коротко перебил доктор и, достав небольшой бумажник странной, но красивой кожи, кремового цвета, вынул визитную карточку и, черкнув на ней несколько слов карандашом, протянул Беляеву: — С этой карточкой вы отправитесь нынче вечером по Финляндской дороге. Не доезжая двух станций до Териок, выходите и берите извозчика на дачу «Марьяла»; это версты три с половиной… Предъявите сторожу мою карточку… Кстати, вы говорите по-французски?

— Плохо, но говорю. Кое-как…

— Отлично! Стало быть, вы с ним друг друга поймёте.

— Но я, быть может, стесню вас?..

— Ничего подобного. В доме, кроме него, никто не живёт. Там у меня маленькая лаборатория, куда я езжу иногда отдыхать, а летом провожу иной раз два-три месяца. Быть может, я и сегодня приеду. Даю вам карточку на всякий случай, если меня ещё не застанете. Полиция в Финляндии не любопытна. Вы переждёте, пока всё уляжется. А завтра к вам приедет Андрей Петрович с докладом о том, что делается у вас на квартире. Деньги у вас есть?

— Денег хватит.

— Вот и отлично, — подхватил Коротнев, докуривший свою папиросу. — Доктор, спасибо!.. А я, брат, пойду наверх. Значит, до завтра. Да! Если всё кончится благополучно, ты смотри, жене не проговорись, что я к тебе ездил и на квартиру ходил. У неё на этот счёт строго!..

— Я тоже наверх, — сказал доктор. — Кое-что нужно поискать в «Обозрении психиатрии» за прошлый год… А вы не с нами? — обернулся он к Беляеву.

— Н-нет! Мне ещё в одно место необходимо…

— В таком случае, до свидания! Вероятно, до вечера.

Коротнев с доктором поднялись по лестнице, а Беляев, не оправившись ещё от изумления (события, одно неожиданнее другого, падали на него последний час целым градом), вышел в вестибюль, машинально оделся, забыв, против обыкновения, сунуть сторожу гривенник, и очутился на улице. Только на тротуаре, когда свежий весенний ветер охватил его голову, он пришёл в себя окончательно, и тотчас же вынырнула странная мысль:

«Почему этот доктор предложил мне квартиру? Ведь он не мог слышать нашего разговора? Он, кажется, не дал Андрею и докончить просьбы?.. Или мне так только кажется. Память отшибло!.. Да и не в том дело. Слава Богу, квартира есть, насчёт денег слабо».

III

Давеча на вопрос доктора о деньгах он ответил, как ответил бы на этот щекотливый вопрос всякому малознакомому человеку. Но теперь приходилось подумать. В кармане после расчёта в кондитерской оставалось мелочью что-то около полутора рублей.

Правда, в бумажнике на квартире осталась двадцатипятирублёвая кредитка, но он уже пропустил момент, когда вернуться на Загородный было безопасно. За эти два часа, мерещилось ему, полиция успела уже узнать его адрес.

Однако ехать с целковым в кармане Бог знает куда тоже неудобно. Пожалуй, и на извозчика не хватит. Не попытаться ли насчёт аванса? В самом деле, лучше всего. Только выгорит ли?

Он свернул на Невский и через несколько минут поднимался во второй этаж, где помещалась редакция большой ежедневной газеты.

Здесь Беляеву удавалось пристраивать при помощи товарища-хроникёра небольшие заметки из учебной жизни, отчёты о заседаниях и т. п. В последний раз он принёс популярно-научную статью о лучистой энергии, строк на четыреста, и ещё третьего дня имел удовольствие узнать, что статья принята, даже набрана для одного из ближайших номеров.

— Серебряков здесь? — спросил он швейцара.

— Так точно, здесь. Сейчас в провинциальный отдел прошли.

Сбросив пальто, Беляев прошёл в дверь, на которой большими чёрными буквами внушительно было изображено: «Посторонним вход воспрещается».

В «провинциальной» комнате, заваленной по столам, стульям и просто по полу пачками всевозможных газет с выстриженными там и сям столбцами, хроникёр Серебряков спорил о чём-то с заведующим провинциальным отделом.