Орел или решка - Джек Ритчи

Он ухмыльнулся.

— Когда мы узнаем об исчезновении жены, о человеке, который слышит пронзительный крик, и о двух свидетелях мистического захоронения в саду при лунном свете, мы понимаем, что налицо все признаки преступления. Мы не можем позволить себе ждать.

Как и я. Кроме всего прочего, тело Эмили не может храниться вечно. Вот почему я убил кошку и позаботился о том, чтобы меня видели, когда я закапывал коробку. Но я сказал кислым голосом:

— И поэтому вы незамедлительно хватаете лопаты и начинаете крушить частное владение? Я вас предупреждаю, что подам в суд, если каждый колышек, камень, кирпич и щепотка чернозема не будут возвращены точно на свое место.

Литтлер был невозмутим.

— И далее. На коврике в вашей спальне мы обнаружили кровь.

— Уверяю вас, это моя собственная кровь! Случайно разбил стакан и порезал руку. — Я опять показал ему заживающий порез. Это не произвело на него впечатления.

— Отговорка, чтобы объяснить это пятно, — сказал он. — Вы специально порезались.

Он, конечно, был прав. Пятно на коврике понадобилось мне в случае, если остальных обстоятельств будет недостаточно для того, чтобы полиция начала поиски.

Я увидел Фреда Трибера, который, облокотившись на забор, разделявший наши территории, наблюдал, как люди сержанта разрушают мой участок.

Я встал.

— Пойду поговорю с этим созданием.

Литтлер последовал за мной во двор. Я прошел между кучами земли к забору.

— Полагаешь, это был акт добрососедства?

Фред Трибер сглотнул.

— Но, Альберт, я не имел в виду ничего плохого. Я не думаю, что ты действительно это сделал, но ты же знаешь Вильму с ее воображением.

Я взглянул на него со злостью.

— В шахматы мы больше никогда с тобой не играем. — Я повернулся к Литтлеру. — Почему вы так уверены, что я избавился от жены именно здесь?

Литтлер вынул трубку изо рта.

— Ваша машина. В пятницу, в половине шестого вечера, вы приехали на ней на станцию обслуживания. Вам ее смазали и сменили масло. Служащий, как обычно, наклеил этикетку на стояк двери изнутри, отметив на ней время, когда была закончена работа, и пробег автомобиля по спидометру на тот момент. С тех пор вы проехали на машине лишь восемь десятых мили. И это как раз расстояние от станции до вашего гаража. — Он улыбнулся. — Другими словами, вы поехали на машине прямо домой. По субботам вы не работаете, сегодня воскресенье. Ваша машина не трогалась с места с пятницы.

Я рассчитывал, что полиция заметит эту этикетку. Если бы этого не случилось, мне бы пришлось обратить их внимание на нее как-нибудь по-другому. Я слегка улыбнулся.

— А вам не приходило в голову, что я мог отнести ее тело на какой-нибудь пустырь поблизости и закопать там?

Литтлер снисходительно хмыкнул.

— Ближайший пустырь находится более чем в четырех кварталах. Представляется маловероятным, чтобы вы несли ее тело по улицам так далеко, даже ночью.

Трибер перевел взгляд с группы мужчин на моей клумбе.

— Альберт, поскольку ваши георгины все равно уже выкопаны, не хотите ли поменять свои Розовые Гордон на мои Янтарные Голиаф?

Я развернулся на пятках и прошествовал обратно к дому. Медленно приближался вечер, и постепенно, по мере того как Литтлер получал сообщения от своих людей, уверенность исчезала с его лица.

Темнело, и в полседьмого отбойный молоток в подвале смолк.

Сержант Чилтон вошел в кухню. Он выглядел усталым, голодным и расстроенным, брюки его были запачканы глиной.

— Внизу ничего. И вообще абсолютно ничего.

Литтлер сжал зубами трубку.

— Ты уверен? Вы везде смотрели?

— Клянусь головой, — ответил Чилтон. — Если бы тело было где-то здесь, мы бы его нашли. Люди во дворе тоже закончили.

Литтлер свирепо посмотрел на меня.

— Я знаю, что вы убили свою жену. Я чувствую это.

Есть что-то жалкое в том, когда обычно разумный человек взывает к своей интуиции. Но как бы то ни было, в данном случае он был прав.

— А не приготовить ли мне сегодня вечером печенку с луком, — бодро сказал я. — Целую вечность ее не ел.

С заднего двора в кухню вошел полицейский.

— Сержант, я только что говорил с этим... соседом Трибером.

— Ну и что? — нетерпеливо потребовал Литтлер.

— Он говорит, что у мистера Уоррена есть летний домик на озере в округе Байрон.

Я чуть не уронил пакет с печенкой, который вынул из холодильника.

Этот идиот Трибер со своей болтовней!

У Литтлера расширились глаза. Его настроение мгновенно изменилось, и он, довольный, засмеялся.

— Вот оно! Они всегда, всегда закапывают их на своей собственной земле.

Наверное, я побледнел.

— И ногой не смейте ступить на эту землю! С тех пор как я ее купил, я вложил в нее две тысячи долларов, а после вторжения ваших вандалов от нее ничего не останется.

Литтлер рассмеялся.

— Чилтон, захватите несколько прожекторов и соберите людей. — Он повернулся ко мне. — Ну, и где же находится ваше скромное убежище?

— Я категорически отказываюсь отвечать. Вы же знаете, я никак не мог добраться туда. Вы забыли, что по спидометру моего автомобиля видно, что я никуда не уезжал с вечера пятницы.

Он преодолел это препятствие:

— Вы могли перекрутить спидометр назад. Ну, так где же находится коттедж?

Я скрестил руки на груди, Литтлер улыбнулся.

— Я отказываюсь отвечать.

— Бессмысленно тянуть время. Или вы собираетесь прокрасться туда ночью, выкопать ее и закопать где-нибудь в другом месте?

— У меня нет подобных намерений. Но я настаиваю на своем конституционном праве хранить молчание.

Литтлер позвонил по телефону местным властям в округ Байрон, и через сорок минут у него был точный адрес моего коттеджа.

— А теперь слушайте, — угрожающе произнес я, когда он, наконец, положил трубку телефона. — Вы не смеете устроить там такой же погром, как здесь. Я немедленно позвоню мэру и добьюсь, чтобы вас уволили.

Литтлер был в хорошем настроении и потирал руки.

— Чилтон, проследи, чтобы завтра сюда приехали рабочие и все вернули на свое место.

Я проводил Литтлера до двери.

— Каждый цветок, каждый кусочек дерна, иначе я свяжусь со своим адвокатом.

Печенка с луком в тот вечер не доставила мне удовольствия. В половине двенадцатого раздался тихий стук в заднюю дверь, и я пошел открыть ее.

У Фреда Трибера был сокрушенный вид.

— Прошу меня извинить.

— Какого черта ты упомянул о коттедже?

— Мы разговаривали, и у меня просто сорвалось с языка.

Я с трудом сдерживал гнев.

— Они там все разрушат. И как раз после того, как мне удалось сделать отличный газон.

Взбешенный, я мог еще долго продолжать в том же духе, но взял себя в руки.

— Твоя жена спит?

Фред кивнул.

— До утра она не проснется. Ночью она никогда не встает.

Я взял шляпу и пиджак и пошел с Фредом к нему в подвал.

В прохладном месте под брезентом лежало тело Эмили. Я считал, что на некоторое время это вполне подходящее место. Вильма никогда не спускается вниз, за исключением тех дней, когда устраивает стирку.

Мы с Фредом перенесли Эмили обратно в мой дом и положили в подвал. Впечатление было такое, что там прошло сражение. Мы опустили ее тело в одну из глубоких ям и насыпали сверху около полутора футов глины и земли. На этом мы свою задачу выполнили. Фред выглядел несколько нервным.

— Ты уверен, что они не найдут ее?

— Конечно нет. Лучше всего прятать там, где уже искали. Завтра сюда вернутся рабочие. Закопают ямы и восстановят пол.

Мы поднялись в кухню.

— Я действительно должен ждать целый год? — жалобно спросил Фред.

— Безусловно. Мы не можем шутить с такими вещами. Месяцев через двенадцать или около того ты можешь убить свою жену, а я спрячу ее у себя в подвале, пока у тебя в доме не закончат поиски.

Фред вздохнул.

— Как еще долго ее терпеть! Но все правильно, мы честно бросили монету, и ты выиграл. — Он откашлялся. — Ты ведь не всерьез это сказал, правда, Альберт?

— Что сказал?

— Что никогда больше не будешь играть со мной в шахматы? Когда я подумал о том, что в этот момент полиция творит с моим коттеджем и садом, я был готов сказать ему, что именно это и имел в виду. Но у него был настолько жалкий и раскаивающийся вид, что я вздохнул и ответил:

— Наверное, нет.

Фред просиял.

— Тогда я пойду за доской.