От Аллегро до Аданте - Владимир Круковер

*** 

Не поют золотые трубы,Имя Дьявола шепчут губы,Нету сил назад возвратиться,Светлогорск – моя заграница.Я не смог бы там жить счастливо,Не осмыслить мне Тель-Авива,Мне в еврея не воплотиться,Черняховск – моя заграница.Средиземное море где-тоВорожит на прекрасный берег,Ну а песня моя допета,И никто мне уже не верит.Ну а песня моя устало,В немоту до-ре-ми нисходит,Словно день в тишину провала,Где проклятые черти бродят.И не та уже в жилах сила,Не забыть бы зайти в больницу,За границей, конечно, мило,Ну, а как перейти границу?Как пройти мне любви таможню?Кто откроет для сердца визу?Что мне можно, а что не можно?И чего я опять не вижу?Сто вопросов и нет ответов,Не забыть бы зайти в больницу.Вы пришлите мне сто приветовВ Светлогорскую заграницу.Средиземное море тихо,Потревожит покой прибоем,Да, в России сегодня лихоДля того, кто Россией болен.Да в России опять морозы,И кого-то опять убили,И уныло стоят березы,Те, которые не срубили.Да, на Балтике море хужеИ студенней, чем в Тель-Авиве,И народ тут не так уж дружен,И тоску избывает в пиве.И вдобавок, шальные ценыИ правители – вурдалаки,Кровью залиты Храмов стены,Воют брошенные собаки.Не поют золотые трубы.И пора бы давно проститься.Почему нас совсем не любитСветлогорская заграница? 

*** 

Старик – еврей играет на баяне,Коробка рядом с мелочью стоит.Старик играет. А на заднем планеВесь Израиль обыденно гудит.Старик недавно въехал из Одессы.Профессор и немного музыкант.Играет он заученные пьесыИ жалким агора наивно рад.Старик не знает местного наречья,Он тут недавно _ тчо ему иврит.Немеют от баяна его плечи,И мучит в пальцах рук его артрит.Он доиграет слабенькую пьесу,Пойдет тихонько в ближний магазин...А вечером он вспомнит «за Одессу»И жалобно вздохнет старик – олим. 

*** 

Россия вновь в огне,А я ее покинул,Мне надоели ваучеры там.Россия снов во мне,Ее я не отринул,В душе навечноВсероссийский гам.В душе навечноВсероссийский холод,И площадей, встревоженных, набат,И бесконечный наш российский голод,В котором наш народ не виноват.Я вижу все. Я даже вижу плахи,На площадяхИ палачей при них.И на ветруПолощатся рубахиНа депутатах проклятых твоих.Я вижу какОкрашенные кровью, Несутся псыНа сворке егерей. Россия мнеТы отомстишь любовьюЗа то, что я Отчаянный еврей.Ты за стихи, за гневные двустишья,Не раз меня на плаху возведешь.

А в Тель-АвивеЯ навечно лишний,И все мечтыОб Израиле – ложь.Сюда не плохо приезжать купатьсяИ тут не плохо можно отдохнуть.Россия ж – дом.В который возвращатьсяЯ обречен...

*** 

Поставьте на конвейер Круковера,Чтобы крутил он гайки день за днем.Пускай его обугленная вераСгорит на зоне пламенным огнем.Пускай надолго помнит он обиду,Неправедность пускай переживет.И веру в правду, как пустую прибыль,О камни плаца пусть он разобьет.Он на изломе. Истина больнаяУже не ступит рядом с ним в барак,И, от неправды он изнемогая,Уже не вступит с ней в неравный брак.Он на надрыве. Ритм ужасных гаекДля творческого сердца ржавый нож.Он в стадо уголовных негодяевБыл вброшен, будто лакомая кость.Озлится и писать уже не сможет:Недобрый и неумный – не поэт.И на конвейер голову положит,Под пневматический для гаек пистолет.

1978г.

*** 

Как нищенка, уходит со двораЛюбовь, которая еще не умерла.

*** 

На свободу даже не стремлюсь.Ну зачем стремиться на свободу?Я в тюрьме свободе научусь,Чтобы объяснить ее народу.

1965г.

*** 

Б. Окуджаве.

Разбита скрипка Моцарта давно,Кумир всех пошлостей страны на пьедестале.И днем и ночью в камере темно,Проходит время в тягостном угаре.Какой камзол? Какие башмаки?Какие кружева на этой рвани?лишь слабое движение рукиИ глаз туберкулезное мерцанье.Со лба ладони... Боже упаси!Не убирать... Но скрипка-то разбита.Ладони надо бережно нестиС улыбкой записного паразита.И нету в жизни радостной гульбы.Одна стрельба... Кто это отрицает?Некрашенные в моде тут гробы,И землю тут неглубоко копают.И молодость мгновенна, точно взрыв,Пожар чахотки выжигает очи.Ко лбу ладони – совести порыв.А дальше – мрак,А дальше – многоточье...

*** 

Жизнь прошла,Как пуля нарезная,Слепо и бездумно...Лишь стрелокЗнал, куда он ее посылает;В собственный, нацелившись, висок.

*** 

Дочери Маше.

Все мы – артисты, Маша,Мы – на сценеУ времени, надежды, у судьбы,И не понять твоей подружке Лене,Что мы с тобой играть осуждены.А жизнь нас ломает ежечастно,А время сокращает право жить,А зрители глазеют безучастноИ не желают за билет платить.Но вот антракт. Или запой? Не знаю.Опять меня влечет наверх, в буфет.Я там коньяк в фужеры разливаюИ жду тебя, купив кило конфет.А ты на сцене около софитовУныло смотришь в опустевший зал.То у суфлерской сядешь так разбито,Как будто Сатана тебя проклял.Потом – ко мне. В буфет, как на причастье.Конфету в рот... Но вот второй звонок.И вновь на сцену, к счастью и несчастью,И роль твердить, как школьники урок,И вялые слова цедить в пространство,И жестами натуру подменять.А публика уныла и бесстрастна,И невозможно публику понять.Сегодня ты – Офелия, а завтраКакая-то военная вдова,Джульетта вечером... А утром ты мерзавка,И бросилась на мать «качать права».Весь мир – бардак. Но сцена нашей жизниСовсем другой расклад в душе творит,Там постоянно мы на чьей-то тризне,И правит там неправый фаворит.Но все ж... Сыграть хоть разНа лютой сцене,Сыграть хоть раз неистово,Сквозь стон!...Потом уйдем туда,Где пляшут тени,Могилы гдеИ карканье ворон. 

*** 

Ты прости, ты прости, пожалуйста,Не хотел я тебя покинуть.Ты же знаешь – добро безжалостно,Если жалость, как жало, вынуть.Ты еще на меня надеешься,И иконой стоит портрет.Ты на праздник с утра оденешься,А меня и в помине нет.Ты прости, ты прости, пожалуйста,И икону сожги в печи,Ты же знаешь – любовь безжалостна,Если встретишь ее в ночи.Ты же знаешь – не знает жалости,Враз нахлынувшая любовь.На любовь, я прошу, не жалуйся,Не расходуй прекрасных слов.Ты прости, ты прости, пожалуйста,И портрет мой сожги в печи.А любви не проси: безжалостноУмирает любовь в ночи.

*** 

Не разлюбила, просто поняла,Что жить со мной – терпеть сплошные срывы.И, чтобы быть умеренно счастливой,Тихонько пострадала и ушла.Не разлюбила, просто поняла… ….Не разлюбила, просто поняла,Что возраст беспощаден, жизнь уходит.Пусть он один, как мальчик, колобродит,Хлеб с маслом нужен, а слова – зола.Не разлюбила, просто поняла.Не разлюбила, просто поняла,Что детям нужен папа, а поэтыРастерянно шатаются по светуИ нет от них ни зла и ни добра.Не разлюбила, просто поняла. 

*** 

Еще один дождливый день убит,За байками и чаем похоронен.Развал костра ослабленно дымит,А вечер отвратительно спокоен.Горит свеча, шуршит о полог дождь,Ревет ручей, раскормленный дождями,И, как вдова, опять нисходит ночь,И черт-те что мерещится ночами.Шальной ручей под иглами дождя,Костер в дыму, маршрутов наших карта...И нету сил домучиться до дня,И все дрожит и рушится куда-то.Деревья оголтело свистоплясВедут, махая мокрыми ветвями,И тень любви уже в который разУжасно проявляется ночами.То – контур, то – зрачок, то – целый глаз,Гримаса губ, с щербинкой легкой зубы,В который – Боже мой! – в который разНеясное мне что-то шепчут губы.Я этих слов никак не разберу.Прислушаюсь – дождя унылый шелест,Гудит ручей, как бубен на ветру,И мокрыми ветвями машут ели.

1962г. 

*** 

Отгорает костер...Все поленья давно прогорелиЛишь одно еще тлеетИ искорки мечет во тьму.Отгорает костер...Круг золы незаметно светлеет,Превращается в саванПрощальной одеждой ему.По полену последнемуПрыгают желтые змеи,Скачут синие искры,Пушистый настил шевеля.А потом и ониПодменяются пепломИ слышно,Как копается ветерВ беспомощном прахе огня.

1962 г.