По разные стороны облаков - Анна Михалевская

Глаза Веры становятся влажными, она шмыгает носом и хватается за ложку, яростно расправляясь с остатками десерта.

– Я, конечно, не ботаник, но выглядишь ты лучше любого цветка. Во-первых, не завянешь через неделю. Во-вторых, у тебя есть длинные ноги и… – задержав взгляд на глубоком вырезе свитера, делаю большой глоток глинтвейна.

– Расслабься, у нее тоже есть грудь.

– Я хотел сказать, отзывчивое сердце!

– Откуда знаешь? – Вера насмешливо улыбается.

– Например, сегодня ты спасла моржа-самоубийцу.

– Думал, я купилась, да? Мне просто жаль тебя стало. Это каким надо быть отмороженным, чтобы неизвестно за кем по льду бежать?

– При минус десяти любой отморозится.

– Так ты не снаружи, ты изнутри промерз… Давай, рассказывай, дальше!

Не дожидаясь Вериной подачи, беру зубочистку сам.

Как же хочется соврать, спрятаться в крепости привычного молчания, закрыться. Но нельзя. В любую минуту Вера может вырваться, потеряться в темноте коридора и навсегда остаться маленькой обиженной девочкой. У меня нет права на ложь.

– Ее зовут Тина. Познакомились, когда обоим было тяжко, но смогли понять и поддержать друг друга. Никогда не виделись, и, скорее всего, не увидимся – она живет в Питере, а любое расстояние для меня непреодолимо. Я пробовал, покупал билеты. Но каждый раз терял сознание, а в таком виде – ни в поезд, ни в самолет…

Стоит оказаться в аэропорту или на вокзале, вижу оборванную нить родительской жизни, и двери – мои двери! – захлопываются перед носом. Кажется, мой путь здесь и закончится. Никто не почувствует сквозняк от моей двери, никто не возьмет за руку, чтобы провести к новой.

Вера молчит. Наверное, думает, что связалась с психом. В чем-то она, конечно, права. Но мне ничего не остается как продолжить.

– Я не говорил Тине о своей любви. У нас достаточно тем для разговоров, мы оба художники, – грустно улыбаюсь. – Понимаешь, весь полностью я ей вряд ли нужен. Пока я друг, но если признаюсь, потеряю и это…

Жужжит мобильник. Я лихорадочно шарю в карманах, забыв, что выложил телефон на стол. Вера хватает мой смарт, быстро проводит пальцами по экрану. Замирает, хмурится. Тут же прячет телефон за спину.

– Тебе нельзя это читать!

Я подрываюсь с места, перехватываю ее руку. Вера подчиняется, разжимает пальцы и быстро-быстро говорит:

– Она ничегошеньки в жизни не понимает, она дура! Могла бы сама приехать, могла бы помочь, могла…

– Замолчи!

«Денис, милый… догадывалась о твоих чувствах… прости… не нужно было заводить все так далеко… через месяц выхожу замуж…»

Строчки двоятся перед глазами, в ушах нарастает шум. Забываю о Вере, сквозняках и дверях. Хочется, чтобы рядом никого не было.

– Эй, Нео! – Вера теребит рукав моего свитера. – А, давай, я ей позвоню? И подробно расскажу, что она потеряла? Давай?

Смотрю на девушку невидящими глазами, смахиваю со стола горку зубочисток – все мои признания. Наша игра в искренность кажется такой глупой. Имеет смысл лишь одна истина: от меня ушла Тина.

И вдруг снова чувствую сквозняк. Лицо Веры сереет, губы дрожат. Окружающие этого не заметят, но я-то знаю – плохой знак. Ее снова оттягивает назад, к вновь открывшейся двери в прошлое. Рука Веры вот-вот выскользнет из моей…

Делаю глубокий вдох, собираюсь с духом. Проклятая откровенность превратила меня в рохлю. Пока не закончил с Верой, о Тине нужно забыть. И вообще забыть.

– Одевайся! – командую, – пойдем искать твоего Саню.

* * *

Оказывается, мороз для фотосессии не помеха. В парке недалеко от набережной Саня самозабвенно снимает средневековых принцесс. Модели то и дело пудрят посиневшие носы, но шубы на открытые плечи накидывать не спешат.

Вера поднимается на цыпочки и шепчет, что вторым пунктом после утопления было сорвать Сане съемку. Мда, неудавшиеся утопленники – люди опасные!

– Александр, – громко говорю фотографу в спину, стиснув Веру в объятиях.

Парень нехотя опускает фотоаппарат, оборачивается. Красив, стервец. Но надменное выражение лица убивает все обаяние.

– Верочка мне столько о вас рассказывала! – Широкая американская улыбка. – Вот захотел познакомиться! Кирилл! – Сую в руки визитку режиссера.

Саня изучает визитку и переводит недоуменный взгляд на девушку.

– Хочу дать ей роль в новом триллере. Название еще не придумал, будет что-то вроде «Фотографы исчезают поодиночке». Верочка очень талантлива. И красива! Цветы от зависти вянут!

Девушка играет свою роль с достоинством и апломбом, ни дать ни взять – восходящая кинозвезда. Только сейчас замечаю: а Вера действительно красива. Засматриваюсь на нее и будто издалека слышу вопрос Сани:

– Может, как-нибудь увидимся?

Вера поджимает губы и, не моргнув глазом, отвечает.

– Пока не могу. Роль надо учить, скоро съемки начнутся.

– Извините, спешим. Но если разрешите, немного полюбуемся вашей работой.

Саня кивает, долго смотрит на Веру, пока замороженные – или отмороженные? – принцессы не начинают его раздраженно окрикивать.

Я веду девушку в обход места съемки, останавливаюсь чуть поодаль, но чтобы Саня нас видел. Подмигиваю Вере, прижимаю ее к сосне.

– Так надо, потерпи… – осторожно касаюсь губ девушки.

И ожидая встретить сопротивление, проваливаюсь в тепло. Мы долго целуемся. Я закрываю глаза и представляю, что держу в объятиях Тину…

Бродим по парку, держимся за руки. Глупость, конечно. Оба в перчатках, это не сделает нас ближе. Но мне так спокойнее. Сейчас ответственный момент – подходим к новой двери.

– Можешь мне кое-что пообещать?

Не смотрю на Веру, но знаю, что она внимательно слушает.

– Вернись сегодня домой. А календарь у меня повесишь. Будет повод приходить в гости.

Вера резко высвобождается, вырывается вперед, возвращается, подходит вплотную. Я невольно улыбаюсь. В ней роста метр с кепкой, а окажись в руках самурайский меч, точно не поздоровилось бы!

– Только в обмен на твое обещание! Первым же рейсом ты летишь в Питер!

– Нет, Вера, так не пойдет…

– Испугался? Для хлюпиков сделаю одолжение – затолкаю бесчувственное тело в самолет.

Конец ознакомительного фрагмента.