Игрушка из Хиросимы - Максим Шахов

— Как только прибудешь в Токио, — говорил он, — свяжешься с вице-президентом компании, господином Макимото. Он обеспечит тебя кое-какими, гм, инструментами, которые могут тебе понадобиться в работе. Подробные инструкции, документы, адреса, деньги, билеты и прочее в конверте. Вылетаешь из Стамбула, тебя туда доставят. И еще… — Боровой обстоятельно прочистил горло, хотя простуженным отнюдь не выглядел. — Фабрика принадлежит Мизуки Такахито. Нас связывают давние и довольно близкие отношения, так что… Гм! В общем, считай это моей личной просьбой, майор. О которой совсем не обязательно знать нашему руководству.

Разумеется, Боровой не мог видеть Бондарева, и все же тот машинально кивнул. Их с полковником тоже связывали давние и довольно близкие отношения. К примеру, однажды они вместе попали в госпиталь, нашпигованные осколками одной и той же гранаты. Короче говоря, Боровой не мог отказать этому Мизуки Такахито, а Бондарев не мог отказать Боровому. Замкнутый круг получался. Круговая порука. А еще это называлось дружбой — слово, которое в отчет не вставишь, к делу не подошьешь.

Находись Бондарев сейчас напротив Борового, он бы сказал:

«Сделаю, товарищ полковник. Хотя, по правде говоря, не нравится мне поручение. Фабрика игрушек какая-то… Деды-морозы… Несерьезно это».

И услышал бы в ответ примерно следующее:

«Серьезней, чем кажется, майор. Понимаешь, если взрыв действительно устроил кто-то из наших соотечественников, то по всей Японии прокатится волна антироссийских настроений. Сам знаешь, как япошки на нас из-за Курил злятся. Их сейчас лучше не дразнить, не то с цепи сорвутся».

Обмен этими фразами не состоялся, да и нужды в том не было. Бондарев вздохнул, удалил видеоролик из компьютера и отправился в выделенную каюту, чтобы успеть хоть немного покемарить перед дальней дорогой.

И снились ему деды-морозы. Без бород, зато с раскосыми японскими глазами.

4

«Боинг-777» провалился сквозь кудлатый облачный покров, раскинувшийся над Токио, подобно необъятной овечьей шкуре. За минуту до этого Бондарев в десятый или пятнадцатый раз пощупал пачку сигарет в кармане. Он устал от полета, устал от бездействия. И настроение у него было прескверное после разговора с Боровым.

Тот ужасно разозлился, когда Бондарев решил позвонить ему, чтобы выяснить какие-нибудь подробности насчет фабрики игрушек. История со взрывом казалась майору неубедительной. Он не верил, что в игрушечном бизнесе царит столь жестокая конкуренция, чтобы подкладывать друг другу бомбы. И еще больше не верил, что это дело рук соотечественников. Были бы это не игрушки, а наркотики, оружие, секс-рабыни, нефть, в конце концов… Но новогодние деды-морозы? Может, какая-то мистификация? Может, в полковнике проснулось своеобразное чувство юмора?

В общем, Бондарев позвонил. И услышал примерно следующее. Мол, разберешься на месте, майор, для этого и летишь. Не подведи Мизуки Такахито. И не беспокой своего непосредственного начальника по пустякам. Сделаешь, что от тебя требуется, тогда и поговорим. Вот таким путем, майор Бондарев, таким макаром. Действуй. Самостоятельно действуй. За помощью обращайся в самом крайнем случае. Удачи.

И вот теперь Бондарев, толком не вытряхнувший сирийский песок из волос, готовился приземлиться в Стране восходящего солнца, где ему предстояло защищать фабрику игрушек. От одной мысли об этом он внутренне сжимался, словно его, боевого спецназовца, застали за игрой в солдатики. Единственное, что скрашивало его полет, это турецкая стюардесса по имени Лейла. Вполне зрелая, но еще по-девичьи подвижная и гибкая, как антенна, она не отвергала знаки внимания, оказываемые ей русским «бизнесменом Константином Железняком», каковым, как не трудно догадаться, представился ей майор Бондарев.

Когда Лейла прошла по ряду, собирая остатки трапезы, Бондарев многозначительно подмигнул и качнул головой, приглашая проявить к нему особое внимание. Две минуты спустя, поправляя роскошную гриву волос, она присела на подлокотник его кресла и спросила по-английски:

— Вы хотите что-то еще, мистер Шелесняк?

В ее устах этот простенький вопрос прозвучал провокационно. Ну, конечно же, Бондарев хотел ЧТО-ТО ЕЩЕ! И она отлично знала об этом. В темных бархатных глазах турчанки плясали сияющие бесенята, а ее алые губы норовили сложиться в озорную улыбку. Мысленно воздав хвалу эмансипации, Бондарев ответил:

— Я хочу только одного. У меня сегодня свободный вечер в Токио, и я хотел бы провести его с вами.

Полная грудь Лейлы до предела натянула ткань ее форменной блузки.

— Еще вчера я бы ответила вам отказом, — сказала она.

— Да? — вежливо удивился Бондарев, успевший усвоить, что женщины отвечают отказом не чаще, чем дают согласие, так что шансы у мужчин всегда пятьдесят на пятьдесят.

— Правда, — подтвердила Лейла. — Правила запрещают нам встречаться с пассажирами. Но сегодня мой последний рейс, так что мы даже можем выйти из самолета вместе. — Заподозрив, что это будет воспринято, как чересчур поспешная капитуляция, она добавила: — Через неделю у меня свадьба.

«Зачем ты мне это говоришь, милая? — удивился Бондарев. — Я ведь не жениться на тебе собираюсь».

— Поздравляю, — улыбнулся он. — Целых три радостные перемены в жизни.

На гладком лобике Лейлы появились две горизонтальные морщинки, которых там прежде не было.

— Три? — Она принялась перечислять, загибая пальцы: — Бросаю работу… Выхожу замуж… Какая третья перемена?

— Встреча со мной, — просто ответил Бондарев.

Лейла встала, окинув его долгим, оценивающим взглядом, присущим женщинам в моменты важных покупок и выбора спутника жизни.

— Посмотрим, — многозначительно проговорила она, и стало ясно, что вечер растянется до самого рассвета. — А пока пристегнитесь, пожалуйста.

Пока она шла по проходу, обращаясь к пассажирам с той же просьбой, Бондарев не сводил с нее глаз, пытаясь определить возраст, темперамент и наиболее важные параметры ее фигуры, а потом уставился в спинку кресла перед собой, прикидывая, сколько времени и денег готов выделить на столь приятное знакомство.

Они увиделись вновь, когда к боку самолета присосался хобот телескопического трапа, втягивая в себя гомонящих пассажиров, словно некий чудовищный пылесос. Лейла стояла у выхода без своих подружек-стюардесс и дружков-летчиков. Улыбнувшись Бондареву, она взяла его под локоть той руки, в которой он нес красочный каталог под названием «Игрушки на все вкусы». В его мозгу промелькнула пара забавных ассоциаций, заставивших его усмехнуться.

Непринужденно болтая, они нога в ногу шагали по переходу за ярко одетой старушкой с лохматой собачонкой на руках. Войдя в здание международного аэропорта Нарита, Бондарев спросил Лейлу, помешана ли она на японской кухне, как все вокруг, и вдруг резкий треск заглушил его голос.

5

РА-ТА-ТА-ТА-ТА-ТА-ТА!!!

Это очень походило на автоматную очередь, но кто ожидал услышать ее в ультрасовременном токийском аэропорту? Бондарев решил, что это работает отбойный молоток, хотя понятия не имел, что можно делать им в этом храме сверкающего мрамора и искусственного пластика.

А потом он увидел мужчину, держащего в руках все же не отбойный молоток, а самый настоящий боевой автомат с укороченным прикладом. На его голове был черный колпак с прорезями для глаз и рта, ноги он расставил на ширину плеч, ствол остервенело рокотал на уровне его груди.

РАТАТАТАТАТАТА!!!

— Ложись! — крикнул Бондарев, толкая Лейлу в плечо.

Шедшая впереди старушка задергалась, запрыгала, затрясла головой в голубых кудряшках, словно намереваясь показать, как отплясывала шейк в молодости. Собачонка, целая и невредимая, шмякнулась на пол и мохнатой гусеницей заскользила прочь, заглушая выстрелы своим тявканьем. Женщины визжали не менее пронзительно, а мужчины зло орали, расталкивая их и стараясь убраться подальше от линии огня.

Бондарев прыгнул на Лейлу, чтобы прикрыть ее своим телом. Он ожидал, что она болезненно вскрикнет или даже попытается высвободиться, еще не вполне понимая, что происходит, но ошибся. Девушка не сопротивлялась. Отнеслась к падению и выстрелам совершенно равнодушно. Лежала, обмякшая и безвольная, как мешок с тряпьем.

Бондарев не придал этому значения. Его внимание было сконцентрировано на автоматчике и его жертвах. Следом за старушкой пулю получил японец с ярко-желтой шевелюрой, а потом полная дама, застывшая на месте, словно библейский соляной столб. Все трое, сами того не желая, спасли Бондареву жизнь, оказавшись между ним и веером металлических ос, с жужжанием крошащих все на своем пути.

«Ра-та-та-та!.. Ра-та-та-та!.. Ра-та-та-та!..»

Как у всех добропорядочных пассажиров, у Бондарева не было с собой оружия, пронести которое на борт самолета дело заведомо невозможное. Не собирался он и повторять бессмертный подвиг Матросова, бросаясь на пули собственной грудью. Поэтому ему оставалось лишь прижимать к полу неподвижную Лейлу и ждать, чем все это закончится.