Двое из будущего. 1904 -… - Максим Валерьевич Казакевич

сделали. Ничего, Василий Иванович. Не вините себя.

— Да, знаю, — согласно склонил я голову, — я сделал все, что было в моих силах. Хорошо, что вы надели мой спасательный жилет.

Он вяло усмехнулся:

— Я в нем выглядел глупо. Великий Князь за моей спиной потешался.

— Да и хрен на Великого Князя, — жестко ответил я. — Тот и без жилета выплыл. Говно не тонет.

Мы были одни в палате, никто нас не слышал, и потому фраза нашла живой отклик в моем собеседнике, и он даже улыбнулся. Но спустя секунду адмирал погасил свою вымученную улыбку и попросил:

— Не стоит бросать такие слова, могут услышать.

Я пожал плечами. Да, бросаться такими словами, действительно, не стоит, даже если ты находишься один в комнате. Но «подвиги» Великого Князя за тот месяц, что он провел в Артуре, не добавляли тому авторитета. Пить с утра до вечера и кутить в ресторанах большого мужества не требовало. Князь, находясь в непосредственном подчинении у Макарова, относился к своим обязанностям спустя рукава. И адмирал ничего не мог поделать с родовитым отпрыском. Мог лишь писать жалобы в Питер, да самому наместнику, но до такого адмирал опускаться не стал и потому терпел носителя благородной фамилии.

Мы помолчали с минуту, думая каждый о своем. Макаров отдыхал от разговора, набирался сил. В обмороки падать он не собирался. Наконец, он сказал:

— Вы меня спасли, но чувствую, что я все-таки скоро умру…, — он замолчал надолго, отдышался, а затем продолжил: — Врачи дают мне мало шансов на выздоровление.

Я глубоко вздохнул. Нынешние эскулапы мало что могли сделать для адмирала. Операция, конечно, была проведена со всеми стараниями, но вот от воспалительных процессов в ранах никто гарантии дать не мог. Что я мог сказать Макарову? Ничего! Мне сейчас оставалось лишь ждать и наблюдать.

— Плохо, что врачи не могут вам сделать переливание крови, это бы вам помогло.

— Мне предлагали…, — неожиданно признался Макаров, — но я отказался.

— Почему же?

— Результат непредсказуем…, я читал. Многие умирают.

— Вы же все равно умирать собрались, — удивился я, а потом вдруг меня осенило. Да, это правда, что переливание крови сейчас сродни лотереи «повезет-не повезет», угадают врачи с донором или нет. Но ведь я-то универсальный донор с первой группой крови и с отрицательным резус фактором и кровь мою можно переливать кому угодно. Это я знал еще с армии и даже хотел набить татуировку на груди, но передумал. Так что я мог со стопроцентной вероятностью помочь Макарову.

— Степан Осипович, а вы знаете, я могу вам помочь.

— Как же? Чем вы можете мне помочь? Да и стоит ли, дайте мне спокойно умереть.

— Нет, Степан Осипович, не дам. Я вам не позволю просто так уйти из этого мира. Вам еще предстоит побороться, — твердо ответил я и решительно встал. Вышел из палаты и гаркнул ожидавшим медсестрам: — Врача ко мне! Быстро!

И женщины сорвались с места. Одна убежала искать лечащего врача, а другая ворвалась в палату с твердой решимостью вытаскивать адмирала с того света. Но ее услуги не понадобились. Макаров взирал на влетевшую женщину в полном сознании и с неким удивлением.

Верещагин тоже подумал самое плохое. Соскочил со своего места и просочился-таки в палату. Бухнулся на колени рядом с кроватью, ухватил друга за руки и что-то горячо, но не разборчиво зашептал.

— Да что ты убиваешься, жив я еще, жив! — тихо, но с досадой в голосе ответил Макаров. — Рано убиваешься, священник еще не приходил.

Буквально в туже секунду в палату влетел врач с красными от усталости глазами, а за ней и позвавшая медсестра.

— Что случилось, что произошло? — резко спросил он, подходя к кровати. — Почему звали?

Я этого врача помнил. Именно он тогда лечил Лизку, спасал ее от страшных ожогов. Но тогда он был в другой больнице, теперь же вдруг оказался в морском госпитале. Он заметил мою персону, коротко кивнул и снова спросил?

— Что случилось, Степан Осипович?

— Не знаю, — простодушно, но уже с какой-то маленькой долей интереса ответил адмирал. И показал взглядом на меня: — А вы у него спросите, он панику поднял.

Что ж, пришлось брать врача под локоток и в сторонке объяснять свою идею. Тот ее выслушал, даже согласно кивнул, но все же спросил:

— Позвольте, но откуда у вас такая уверенность? Переливание крови процесс весьма непредсказуемый.

— Доктор, у меня первая группа крови, если вам это о чем-то говорит. Ее можно переливать кому угодно.

— Откуда вы это знаете?

— Не суть важно откуда, главное, что знаю. Давайте не будем чесать языками, а просто сделаем свое дело, а?

Он нахмурился, обернулся на серого от потери крови адмирала и согласился:

— Ладно, я согласен. Риск, конечно, есть и немалый, но это лучше, чем просто наблюдать. Только надо бы еще согласие Степана Осиповича получить.

— За этим дело не станет. Только оставьте нас на несколько минут, пожалуйста.

Они все снова вышли. И даже Верещагин нехотя ушел. А я, снова присев на табурет напротив кровати, заглянув в настороженные глаза адмирала, поинтересовался:

— Скажите, Степан Осипович, что бы могло вас убедить пойти на переливание крови?

Он устало вздохнул, посмотрел на меня и тихо с запинкой сказал:

— Какой же вы… неугомонный. Дайте мне уже спокойно уйти.

— Нет, не дам. Не дождетесь. Вы у меня еще помучаетесь. Скажу честно — это я дам вам свою кровь, и я вам гарантирую, что она вам подойдет.

— Брехня, никто этого гарантировать не может. Даже сам Боткин.

— Я могу, — заверил я. — Послушайте, Степан Осипович, я хочу вас спасти. Любым способом. Жаль, конечно, что я был не в силах предотвратить трагедию, но я все же кое-чего добился — вы живы. Не спешите спорить, вы еще не умерли. Близки к этому, но все-таки еще живы. И поверьте мне как должны были поверить ранее — переливание вас поставит на ноги…, — я запнулся, поняв, что сказал неуместное, но видя, что Макаров, горько усмехнувшись, меня не поправил, продолжил: — Я могу поклясться вам чем угодно, я могу ответить перед судом, но я утверждаю, что моя кровь вас точно не убьет. Вас может убить инфекция, что возможно попала в рану, но я вас точно не убью. Поэтому, Степан Осипович, будьте добры, не противьтесь и дайте свое разрешение.

Он молчал. Прикрыл глаза, снова устав и, казалось, на некоторое время заснул. Но затем, очнулся и тихо стал мне выговаривать:

— Знаете, Василий Иванович, вы очень странный человек, — он облизал сухие губы, попробовал