Два выстрела во втором антракте - Андрей Гончаров

То обстоятельство, что служебный долг мешал ему смотреть оперу, которую так нахваливали в газетах, Василия Лисовича нисколько не волновало. Насмотрелся он этих опер, хватит. Правильно писал в газете «Киевские ведомости» один журналист (по всей видимости, еврей, но что с того – иудино племя зачастую отличается острым умом): «Опера, – писал сей господин, – отжила свое. Будущее за новыми видами музыкального искусства – концертами, где господствуют песни и баллады, объединенные злободневным сюжетом». Вот и Василий Никандрович всем этим ариям и дуэтам предпочитал романсы. Как послушаешь такое сочинение, особенно господ Верстовского или Булахова, так на душе совершенно особое настроение делается. А вот еще в последнее время появился новый автор, совершенно по-особому поет. Как его бишь? Ах, да, кажется, Вертинский. Смело, ново! Не то что колыбельная царицы Милитрисы, что звучала в данный момент со сцены. Нудно, скучно и нисколько не волнует. И что только высшие лица империи находят в этой нудятине? А ведь находят. Вот Его Императорское Величество изволит улыбаться и кивает – нравится, значит. И господин Столыпин, умнейший в империи человек (хотя в последнее время, говорят, впавший в немилость при дворе), глаза закрыл, в кресле откинулся – слушает. А что слушать-то? Тьфу!

Ага, вот и «ликующий народ» из ворот города Леденца повалил, царя Гвидона славить. Значит, скоро конец второго действия. Тоже ведь вранье, народ этот ликующий. Василий Лисович жил на свете четвертый десяток лет, и что-то не доводилось ему до сих пор видеть искреннего народного ликования при виде царствующих особ. Все одна казенщина, все напоказ.

Второе действие закончилось, раздались аплодисменты, довольно дружные. Наконец артисты откланялись, занавес закрылся, и публика потянулась кто куда – кто в буфет, кто в курительный салон. Лисович тоже встал со своего неудобного сиденья, но никуда из зала не ушел – тут же, у стеночки, притулился. Сейчас надо было проявлять особое внимание: когда же еще совершать покушение на высших чинов, как не в этой толчее?

В толпе зрителей Лисович разглядел и других агентов Охранного отделения, своих коллег. Да, вот двое… трое… А вон там, у колонны, и четвертый стоит. А вот и сам господин подполковник Кулябко Николай Николаевич. Видимо, во время представления сидел где-то наверху, во втором ярусе, откуда зал лучше видно. А теперь спустился в партер, поближе к охраняемым объектам. Оно и правильно: на подчиненных, как говорится, надейся, а сам не плошай. Хотя, если сказать честно, сыщик из господина Кулябко, как из коровы балерина. Соображает медленно, память на лица аховая, да и трусоват, как выяснилось. Все знают, что свой высокий пост начальника Киевского охранного отделения Николай Кулябко получил благодаря протекции своего свойственника, начальника дворцовой охраны Спиридовича.

Оглядывая зал, Лисович вдруг обратил внимание на троих актеров в костюмах «витязей прекрасных», стоявших в углу сцены, у занавеса. Только что их там не было, и вот – стоят. Откуда они взялись, ясно – вышли из-за занавеса. А вот зачем им это понадобилось, было непонятно. Этой части массовки в театре в ближайшее время вообще делать было нечего: витязи должны были появиться из морских глубин лишь в четвертом действии. И уж тем более не было никаких причин, которые могли заставить артистов в перерыве вылезти на сцену, на обозрение всей честной публики. Правда, пока что их никто не замечал, и беспорядка они никакого не производили. Но само по себе появление «витязей» было весьма подозрительно. Хотя… Вдруг это коллеги самого Лисовича, такие же агенты, только переодетые? Да, такой вариант не исключен. Однако Василий Никандрович решил на всякий случай держать артистов под постоянным наблюдением.

Но тут его внимание привлекли действия главы Кабинета министров. Если Его Величество во время антракта остался на своем месте и был занят разговором со своей царственной супругой, то Петр Аркадьевич вышел из ложи и вместе с министром двора бароном Фредериксом проследовал к оркестровой яме. Тут к ним присоединился известный земельный магнат граф Потоцкий, и они втроем стали о чем-то оживленно беседовать. Из ямы в это время доносились звуки настраиваемых скрипок; агент Лисович еще подивился, как это глава Кабинета терпит этакую какофонию.

Теперь Столыпин располагался в непосредственной близости от некстати появившихся на сцене «витязей»; можно сказать, он находился прямо у них под ногами. Василий Лисович решил, что и ему следует сменить дислокацию и подойти поближе. Он тоже подошел ближе к сцене. Ничего подозрительного больше не происходило, трое сановников вели свою беседу, «витязи» стояли неподвижно и ни во что не вмешивались. Отсюда, с близкого расстояния, Лисович мог разглядеть их более детально. Он отметил, что один из «богатырей» высок ростом, в плечах широк – действительно богатырь, – волосы имеет черные. Второй, блондин, был хотя и среднего роста, но тоже на вид весьма крепок. А вот их товарищ был какой-то замухрышка: худой, нескладный, и весь как-то скривился на одну сторону, словно богатырский наряд был ему не по силам и гнул к земле. Но и замухрышка вместе со своими товарищами не сводил глаз с премьера, продолжавшего свою беседу возле оркестровой ямы.

Агент Лисович как раз размышлял о том, не подать ли ему этим «богатырям» один из условных знаков, принятых в Охранном, – дать им знать, кто он такой, а заодно проверить, свои ли это люди. Но тут он вдруг заметил молодого человека, идущего по центральному проходу. Внешне юноша этот был вполне безобидный – не длинноволосый, прилично одетый, на носу очки в металлической оправе, губы пухлые; в общем, по виду – студент из зажиточной семьи. Однако Василий Лисович не зря служил шесть лет в Охранном отделении; он уже научился отличать революционеров не только по внешним признакам. Была в пухлогубом юноше некая целеустремленность, некий блеск в глазах, присущий постоянным подопечным охранки – боевикам и пропагандистам. А самое главное, из-за чего Василий Никандрович отметил очкастого среди прочей публики, то, как он высматривал среди зрителей того же человека, за которым следил и сам Лисович, – премьера. Поэтому Василий Никандрович насторожился и сосредоточил все внимание на новом объекте.

Правда, в возможность теракта со стороны очкастого он серьезно не верил. Ведь известно было, что вход в театр тщательно охраняется, публику внимательно досматривают, пускают только по пропускам. Пронести оружие в таких условиях совершенно немыслимо. И все же, как говорится, береженого Бог бережет, лучше проследить.

Тут внимание Лисовича вновь отвлекли странные богатыри, стоявшие возле занавеса. Они, кажется, тоже заметили очкастого, и высокий брюнет что-то оживленно говорил блондину, то и дело кивая на «студента». Значит, и они что-то заподозрили, понял Лисович, и снова повернулся к «объекту».

Повернулся – да поздно. «Студент» уже сунул руку в карман и вытащил оттуда «браунинг». В этот момент он находился всего в нескольких метрах от Столыпина, беседовавшего с двумя сановниками возле оркестровой ямы. Думать дальше было некогда; Лисович кинулся вперед, надеясь успеть, как-то помешать убийце. Но тот, видимо, почувствовал угрозу и поспешно вскинул руку с револьвером.

Грянул выстрел, потом второй. Еще раз выстрелить террорист не успел: агент Лисович ударил его снизу по руке, так что пистолет взлетел вверх и упал на пол; туда же свалился и сам боевик, на которого всей тяжестью навалился Василий Никандрович. На помощь ему спешили другие агенты, и спустя минуту убийца был закован в наручники. Лисович поднялся с полу и огляделся. «Попал или нет? – стучало у него в голове. – Может, я спугнул и он промахнулся?» Однако тут он совсем рядом увидел Столыпина. Премьер был бледен. Правая рука его безжизненно повисла; из рукава мундира текла на пол красная струйка. И сам мундир ниже пояса был окрашен красным, пятно быстро расплывалось. Однако премьер был в сознании. Сделав два шага к царской ложе, он поднял левую руку, оставшуюся целой, и широко перекрестил императора. После этого пошатнулся, опустился в пустующее кресло рядом. Тихо, но отчетливо произнес: «Счастлив умереть за царя!» И закрыл глаза.

Тут агент Лисович вспомнил о трех богатырях, стоявших у занавеса. Если это агенты, то должны быть уже здесь, участвовать в задержании. Он огляделся. Выстрелы переполошили весь театр. Публика вернулась в зал, люди плотным кольцом окружили пятачок перед оркестровой ямой, где произошло покушение. Многие артисты тоже кинулись на выстрелы: царица Милитриса, царь Гвидон, колдун Черномор, корабельщики, скороходы, звездочеты вышли из-за кулис и толпились на авансцене. Вот только трех витязей прекрасных, трех богатырей, стоявших там последние пять минут, среди них не было. Как появились они, почти никем не замеченные, так и пропали.