Прогулки по лезвию - Валерий Козлов

- Поправляйте меня и дополняйте. Итак, вы говорите, что в квартире пять комнат. - Он открыл первую дверь. - Это, вероятно, для шоферов и охраны. А тут, думаю, вы обитаете, Вера Даниловна. И горничная... Как ее? Софья?

- Софи, - поправила домоправительница, сделав на "и" ударение.

Муравьев хмыкнул и продолжал:

- Здесь столовая. Приятная столовая, - отметил он, заглянув за дверь, бросив взгляд на хрустальную люстру. - Дальше - кабинет хозяина. Заперт, что и естественно. А вот то, что нам нужно... Значит, вы говорите, что Мария Олеговна была домашним секретарем Блинова?

- Была, - горестно покачала головой Даниловна. - Думаете, уже "была"?

- Ничего я не думаю, - недовольно проворчал Муравьев. Он обходил комнату, внимательно разглядывая предметы. - Нечто среднее между будуаром и вычислительным центром, - оценил он обстановку и подобрал с пола клубок шерсти. - Вы ничего здесь не трогали?

- Боже упаси! Все так три недели и разбросано.

"Ого, три недели!" - подумал Важин и взглянул на Муравьева. Тот продолжал расспрашивать:

- А как она в жизни? В плане опрятности? Может быть, это нормально, что ящики выдвинуты и нитки разбросаны? Кстати, хотелось бы взглянуть на её фотографию.

- Вообще-то Софи не велено было здесь убираться, - оправдываясь за беспорядок, ответила Даниловна. - Сейчас я альбом принесу.

Отобрав несколько фотографий пропавшей хозяйки, Муравьев спросил:

- А это, насколько я понимаю, Блинов? Серьезная личность. И эту карточку я на день заберу. Не волнуйтесь, все будут целы.

- Позволь мне взглянуть, - попросил Важин.

- Потом, потом, - торопясь с главным, ответил сыщик. - Так, теперь о хозяине. Вы говорите, он за границей?

- В Австрии, - подтвердила Даниловна.

- А вчера вроде был в Австралии, - улыбнувшись, сказал Муравьев.

- Да? - удивилась Даниловна. - Я их путаю без конца. Да и какая тут разница?

- Разница в самом деле невелика, - задумчиво произнес Муравьев. - И зачем он туда поехал - тоже пока неважно. Важно то, что он скоро вернется. Вернется, вызовет милицию, те детально пощупают... Так что не будем трогать компьютер, поскольку на клавишах могут остаться чьи-то отпечатки... А если он не будет в милицию заявлять? - Муравьев резко повернулся к Даниловне. - Может такое быть? Вот вы. Почему вы не обратились в милицию? Почему вообще так поздно спохватились?

- Потому что Соловьев запретил.

Я сразу позвонила на фирму, там мне сказали, что не надо раньше времени панику поднимать. А Соловьев так и сказал, чтоб до приезда Блинова я ни о какой милиции и не думала! И потом, он сказал, что там меня и слушать не будут. Кто я такая? Заявление от мужа потребуют.

- Тогда зачем к нам обратились?

Даниловна долго не отвечала, отвернулась, прикладывала платочек к глазам.

- Так ведь никто ничего не делает! - наконец вырвалось у нее. - Надо же что-то делать, ведь человек среди бела дня бесследно исчез! И одна я, как на грех. Даже посоветоваться не с кем...

- Софи в отпуске, вы говорили? А охрана?

- Охрана, как всегда при отъездах хозяина, снимается. На фирме тоже дел много.

- То есть тогда вы были вдвоем?

- В том-то и дело. В тот день приехал шофер, ну наш Николаич. Повез меня за продуктами. Специально приехал, чтобы помочь.

- Помог, - кивнул Муравьев. - Хорошо, вернулись вы, а Марии Олеговны нету. Что дальше?

- Мы с Николаичем стали ждать.

Ему тоже сразу на фирму не хочется возвращаться, лучше здесь посидеть.

- А почему сразу ждать? - спросил Муравьев, осматривая флакончики на трюмо. - Что вас насторожило? Может, Мария Олеговна к подруге поехала? Или в парикмахерскую?

- Мы так и решили. Телевизор включили, чайник поставили. Потом Николаич уехал, а ночью-то я и заволновалась.

- А раньше Мария Олеговна часто ночевала вне дома? - спросил Важин, которому надоело молчать.

- Бывало, - сказала Даниловна. - Но всегда или мужа, или меня предупреждала об этом.

- Так кто она Блинову все-таки? Жена или секретарша? - спросил Муравьев.

- Днем - секретарша, ночью - жена, - мудро ответила домоправительница, видимо, повторяя чьи-то слова.

Осмотрев комнату пропавшей хозяйки, все перешли на кухню. Даниловна поставила на плиту чайник, ловко накрыла на стол. Разговор принял менее официальный характер.

По мере рассказа домработницы о пропавшей тут же искали телефоны, обзванивали подруг и знакомых Марии Олеговны, даже в Мюнхен её родителям дозвонились. Разговаривали с её матерью, представившись сотрудниками ОВИРа, якобы уточняющими, выезжала ли по их вызову дочь в Мюнхен в прошлом году. Узнали, что да, выезжала. А в этом году? В этом году, был ответ, пока не собирается.

Даниловна, слушая все эти телефонные разговоры, мялась в какой-то нерешительности, а потом сказала:

- Все, что есть у меня, - три тысячи долларов накопила. Но ради хо - о зяйки... Если б вы её знали. Да не дай Бог с ней что-то случится, через день меня выгонят. - Она снова всплакнула. - А ведь он мой племянник двоюродный, пожаловалась она.

- Кто? - удивился Муравьев. - Леонид Евгеньевич?

- Выгонит, - закивала головой хозяйка. - Недоволен он мной, кричит, ругается, только что руку пока не поднимает.

- Чем же он недоволен? - спросил Важин.

- Всем, - обреченно вздохнула Даниловна.

Муравьев, вероятно, чтобы отвлечь её, сказал:

- У вас, что же, все окна во двор?

Жалко, вид отсюда не тот, что на реку.

- Да-да, - сказала Даниловна, - вид не тот. Мы всех новых гостей специально водим на площадку к лифтам, там с балкона вид настоящий.

Муравьев слушал её, но чувствовалось, что думает он совсем о другом.

Достал пластинку жевательной резинки, бросил её в рот, начал молча жевать. Важин тут же использовал паузу:

- Вера Даниловна, не могли бы вы рассказать, какие на ваш взгляд, были отношения у Марии Олеговны с мужем?

- У Маши? - переспросила женщина. - Не привыкла я её по отчеству звать. Ей же всего двадцать шесть. Ну, какие отношения... Плохие, конечно.

- А почему "конечно"?

- А потому что разные люди. Все у них разное, и зачем она за него вышла, я понять не могу.

- Ругаются часто? - поинтересовался Важин.

- Теперь уже и не ругаются, просто молчат. А два года назад что творилось! Особенно из-за политики.

"Из-за политики?" - почти одновременно воскликнули Муравьев и Важин.

- Ну, вы помните, что тогда было?

"Белый дом"-то у нас тут, под боком.

Можете себе представить, что здесь творилось. На улицу выйдешь, народ шумит, домой придешь, тут ещё больше шумят.

- Кто ж из них за кого? - с любопытством спросил Важин.

- Я в этих делах человек непонимающий. Мне что красные, что чер - ные, что зеленые... Я знаю одно: было до Горбачева плохо, стало ещё хуже.

А этот год совсем какой-то проклятый. То хозяин Софи хочет уволить, то на меня орет, то по нескольку дней домой не приходит. Уехал в эту Австралию, даже не позвонил ни разу! Как можно?

Снова Даниловна достала белый платочек. Муравьев, глядя на нее, цикнул зубом и попросил:

- Не могли бы вы сводить моего товарища на тот балкон, куда вы гостей водите? Пусть он Москвой полюбуется. А мне на работу позвонить надо.

С десятого этажа вид Москвы впечатлял. В реке отражалось осеннее холодное небо, гусеницей полз по метромосту голубой поезд, шпиль гостиницы "Украина" победно торчал над каменными громадами на том берегу.

"В этом городе невозможно найти человека", - подумал Важин.

Вернувшись в квартиру, они застали Муравьева в комнате Марии.

Сыщик просматривал книги на полках.

- Здесь бы все перерыть, - сказал Муравьев, - да не успеем, хозяин вернется. А встречаться сейчас... не к лицу.

- Вы уж побыстрее, пожалуйста, - заволновалась Даниловна. - Не дай Бог он приедет.

- Ладно, - задумчиво произнес Муравьев, - не будем встречаться.

Пока. Давай-ка вместе вот это посмотрим. - Он наклонился к полке с выстроенными на ней неодинаковыми по толщине и формату томами, томиками и даже брошюрами.

Здесь оказались разрозненные издания русских поэтов: Кольцов, Есенин, Рубцов... Андрей привычно пролистывал книги, и хотя никаких отметок на полях он не увидел, ни один стих не был отмечен, все же по внешнему виду книг было сразу понятно, что открывали их часто. "И вообще, - думал Важин, переходя к тонким книжкам, - библиотеки часто говорят о хозяевах то, о чем не догадываются ни друзья, ни родственники".

Важин пролистывал книгу за книгой. Нашел три тетради с дневниковыми записями, передал их Муравьеву и вдруг неожиданно сказал:

- Черт, до чего тесен мир! Взгляни. - Он протянул Муравьеву тощую, безликую брошюру, украшенную на четвертой странице обложки фотографией автора. Тут же были данные об авторе.

- Игорь Отраднов родился в лесной деревне в Калининской области... - начал читать Муравьев, но его остановил Важин:

- Это все ерунда, - сказал он. - Вот главное!

Под обложкой скрывалась такая надпись: "Милой Машке в зимнюю лунную ночь с 9 на 10 января 1989 года".