В советском лабиринте. Эпизоды и силуэты - Максим Ларсонс

То, что я предлагаю читателю в этой книге, это ряд эпизодов из моей жизни в Советской России, а также из моей советской службы заграницей. Эпизоды эти отвечают действительности. Я ничего не преувеличил, я не окрасил событий ни в темную, ни в светлую краску. Я отказался от всяких румян и белил.

Берлин, декабрь 1931 г.

К русскому изданию

Предпосылаю моей настоящей книге, в качестве эпиграфа, характерные изречения Карла Каутского, записанное в мою памятную книгу еще осенью 1919 года, а также слова, написанные им в конце мая 1931 года в ответ на запрос об опубликовании этого изречения.

Как и первая моя книга «На советской службе», и эта книга рассчитана преимущественно на иностранного читателя, для коего и общеизвестные всякому русскому факты русской жизни и советской действительности являются новыми и интересными.

В качестве приложения здесь печатается впервые секретный циркуляр народного комиссара иностранных дел Георгия Чичерина от 11 ноября 1920 г., который, будучи принципиально совершенно правильным, все же звучит сегодня дикой пародией, если приложить его к действительному образу жизни советских дипломатов и представителей заграницей.

Автор.

Берлин, декабрь 1931 г.

Перевод с немецкого:

Всемирная революции не совершится путем диктатуры, посредством пушек и пулеметов, посредством уничтожения политических и социальных противников, а путем демократии и человечности.

Карл Каутский. Октябрь 1919 г.

Перевод о немецкого:

29 мая 1931 г.

Я только буду рад, если Вы как-нибудь укажете на мои слова от октября 1919 г.

Я приветствую всякую возможность указывать на превратность и гнусность большевизма, который представляет собой злейшую язву современного человечества.

Карл Каутский.

Глава первая

Н. Н. Крестинский

Я знаю Николая Николаевича Крестинского — бывшего много лет советским послом в Берлине — с 1908 г.; я познакомился с ним в Петербургском Суде, где он выступал в качестве молодого адвоката.

Он буржуазного происхождения — сын инспектора гимназии в Вильне. Также, как и я, он принадлежал к группе политических защитников, т. е. к стоящим политически на левом фланге адвокатам, которые поставили своей задачей защиту в обыкновенных и военных судах всех тех, которые привлекались к суду за принадлежность к нелегальным социалистическим или революционным организациям.

В то время в России происходили грандиозные политические процессы, многочисленные обвиняемые должны были одновременно появляться перед судом, как представители определенной революционной организации или группы (напр., процесс социал-демократической организации в Кронштадте, мастерской бомб в Хаапале, Туккумского крестьянского восстания и пр.). В таких процессах принимало участие много защитников, которые вели дело солидарно, т. е. не старались сваливать вину с одного обвиняемого на другого, а стремились к тому, чтобы при защите одного обвиняемого по возможности не страдали интересы другого. Крестинский начал свою деятельность в качестве молодого адвоката за год до меня, так что ко времени нашего с ним знакомства он уже имел за собой целый ряд политических защит. Мы встречались в суде, на процессах, ели вместе в ресторане суда и познакомились друг с другом ближе, но дружеских отношений между нами никогда не было. Даже между коллегами в то время не было принято расспрашивать друг друга о политических взглядах или о принадлежности к той или иной нелегальной организации. Часто двое хороших знакомых принадлежали к той же самой нелегальной организации без того, чтобы один знал об этом о другом.

Крестинский не был оратором, да и вообще ничем не выделялся в кругу своих коллег. Но он был добросовестным человеком — что гораздо важнее для защитника — он всегда хорошо изучал дело и выступал в суде вполне подготовленным.

Он был исключительно честолюбив и стремился возместить отсутствие крупных выдающихся способностей трудолюбием, усидчивостью и знанием дела. «Большой человек на малые дела» — такова была характеристика, которую дал о нем один коллега.

Крестинский не был по своей натуре вождем. Наоборот, он сам нуждался в поддержке, его кругозор и интересы были ограничены. К тому еще он отличался нервным смехом, который часто находился в странном противоречии с предметом разговора и порой был поводом весьма нелестных суждений о нем. Но он был человеком скромным, охотно помогал другим, был всегда приветлив и поэтому в кругу коллег к нему относились хорошо.

Я скоро потерял Крестинского из виду, так как я по истечении полутора лет уехал из Петербурга, Крестинский же в то время переселился на Урал, в гор. Екатеринбург. Там Крестинский занимался адвокатской практикой, выступал со стороны рабочих в их процессах против горнопромышленников, заводов и предпринимателей и вел их дела, касающиеся заработной платы, вознаграждения за увечье и т. п.

Я встретился с Крестинским опять в Петербурге после большевистской революции приблизительно в конце декабря 1917 г. Я явился по поручению В. Евдокимова, председателя «Общества Шлиссельбуржцев», в Государственный банк в Петербург для того, чтобы получить для этого Общества около 12.000 рублей по чеку. Это общество образовалось сейчас же после мартовской революции 1917 г. и состояло из прежних революционеров, которые в свое время за политические преступления сидели долгие годы в одиночном заключении в Шлиссельбургской крепости.

Все петербургские банки были уже национализированы 14 декабря 1917 г. и в числе прочих мероприятий были также закрыты все текущие счета. Было разрешено брать с текущего счета не больше 1.000 рублей в месяц. Общество Шлиссельбуржцев было также затронуто этим распоряжением, как и все другие, и теперь старалось получить по чеку, для того, чтобы иметь возможность выдавать своим нуждающимся членам обычное месячное пособие.

Я отправился в Государственный банк, в указанную мне комнату. Это была комната средней величины, переполненная людьми, которые стояли в очереди перед столом в конце комнаты. За столом сидел молодой человек, который обслуживал посетителей. Это был, как я установил впоследствии, Г. Я. Сокольников, будущий долголетний комиссар финансов, и в настоящее время советский посол в Лондоне. Я обратился к нему, изложил ему сущность дела и просил разрешения на выплату по чеку. Сокольников отказал в выплате и заявил грубо, что в настоящее время нельзя знать, с кем имеешь дело, получат деньги под флагом Общества Шлиссельбуржцев, а потрачены они будут неизвестно на какие цели. Я ему возражал, уверял его, что деньги эти предназначены исключительно для поддержки не имеющих средств бывших шлиссельбургских узников, но Сокольников заявил, что он меня не знает и разрешения мне не даст.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});