Недожитая жизнь - Зое Дженни

Она рассматривала Айсе через объектив камеры.

— Ты стоишь на свету, — сказала она, — и нагло заслоняешь вид утреннего неба.

Но Айсе не пошевелилась, она обнаружила Зафира, который с насмешкой смотрел, как Саша и Ахим летали по воздуху на своих досках. Зафир был на голову выше остальных, и толпа друзей окружала его как вал.

У заросшей плющом каменной ограды, отделявшей школьный двор от улицы, стояли Пауль и Пробор. Так его называли потому, что с помощью геля он столь тщательно зачесывал волосы на правую сторону, что пробор на его голове образовывал четкую белую линию. Сезен смеялась над ним, этим молокососом, от которого пахло одеколоном. Сейчас Пробор, скрестив на груди руки, с враждебным выражением лица наблюдал за Ахимом и Сашей. Внезапно Пауль пнул магнитофон, музыка резко оборвалась, и все повернули головы в его сторону. Когда Ахим медленно подкатил на своей доске, Пауль с воинственным видом уже переступал с ноги на ногу. Штаны Ахима висели на бедрах так низко, что видна была белая полоска шорт. Он подтянул их, делая круги вокруг Пауля и Пробора.

— Эй, есть проблемы? — крикнул он.

— Ну да. Проблема в том, что ты ломаешь скамейку, — по-деловому дал сдачи Пробор и показал на край сиденья, где дерево действительно было покорежено колесами.

Голоса их звучали так громко, что Айсе могла разобрать каждое слово.

— Ох, надо же! — сказал Ахим, даже не взглянув в ту сторону. — Ты из тайной полиции или, может, еще откуда?

— Именно так, — ответил Пробор, — и ты был бы первым, кого я отправил бы куда следует. Потому что ты превращаешь школьный двор в настоящий свинарник! — Он показал на банки, куртки и рюкзаки, как попало разбросанные на земле.

Саша соскочил с доски и принялся собирать банки.

— Сматываемся отсюда! — крикнул он Ахиму.

— Ясное дело, они шуток не понимают, — раздосадованно откликнулся Ахим.

Пауль подбоченился.

— Сколько раз уже мы с этим сталкиваемся? — спросил он так громко, чтобы было слышно каждому во дворе.

— Уже со счету сбились.

— В том-то и штука, — объясняя, Пауль повернулся к остальным, — что сейчас мы не впервой говорим это. Нельзя допускать, чтобы какие-то идиоты занимали весь двор и ломали скамейки, эдак они скоро и стены среди бела дня начнут дерьмом мазать. Теперь этому свинству конец!

Некоторые одобрительно кивали.

— Мы вообще не пачкаем стен, — заявил Ахим, — а кроме того, вы не можете запретить мне кататься на доске!

— Оставь их. Покатаемся где-нибудь в другом месте, — примирительно сказал Саша.

— Даже не подумаю! — возбужденно возразил Ахим.

Тем временем к спорящим подошло еще больше школьников, которые столпились, образовав тесный полукруг.

— Там, внизу, опять ссорятся, — сказала Айсе, оборачиваясь к Сезен.

— В такое прекрасное весеннее утро могли бы придумать и что-нибудь получше, — отозвалась Сезен, сунула сигарету в унитаз, где та с коротким шипением погасла, и встала к окну рядом с Айсе.

В этот момент появился Зиги, наискось пересекая площадку. Высокий и стройный, в черных шнурованных ботинках. Айсе всегда пугалась, когда его видела, и, случайно столкнувшись с ним в вестибюле или на лестничной клетке, тотчас отступала в сторону.

— Ба, офицер пожаловал, — насмешливо сказала Сезен.

Рядом с ним шел парень, которого Айсе никогда прежде не видела.

— А это кто? — спросила Сезен.

Новенький был несколько ниже Зиги, он нервно оглядывался по сторонам и рукой неуверенно откидывал назад волосы. Зиги целеустремленно поспешил к группе ссорящихся. Пауль и Пробор коротко поприветствовали его, шлепнув ладонью по его ладони. Скрестив руки и чуть откинув голову, Зиги, похоже, что-то объяснял новенькому, который внимательно слушал. Айсе удалось разглядеть его четко вырезанный профиль. Вдруг Пауль, метнув вокруг себя дикий взгляд, без предисловий бросился на Сашу и повалил его наземь. Саша только чертыхнулся, когда Пауль, оседлав его, молниеносно выхватил из кармана складной нож, из рукоятки которого, сверкнув на солнце, тут же выскочило лезвие.

Сезен выдвинула объектив.

— Да они же поубивают друг друга, — сказала она, нажимая на кнопку.

Айсе закусила губу, когда увидела, как Зафир пробил себе дорогу в толпе и с угрожающим видом вырос перед Зиги.

— Почему он всегда вмешивается? — едва слышно спросила она и в тревоге начала теребить ворот рубашки.

Пока Зиги и Зафир орали друг на друга, Саша лежал на земле и пытался кричать, потому что Пауль, локтем придавив его руку к земле, ладонью зажимал ему рот. Он размахивал ножом перед лицом Саши.

— Тебе лучше туда не смотреть, — сказала Сезен и слегка оттолкнула Айсе. Камера Сезен щелкала безостановочно.

В этот момент во дворе пронзительно зазвенел школьный звонок, но никто не двинулся с места. Солнечный свет падал сквозь молодые листочки каштанов и сотнями бликов плясал на земле и на лицах учеников, которые сгрудились еще теснее и, не двигаясь, смотрели на Пауля и Сашу. Вдруг новенький, до сих пор стоявший в стороне, подскочил к Паулю и дал ему увесистого пинка в бок, — от неожиданного удара тот полетел кувырком. Нож заскользил по земле. Саша выкатился из-под Пауля и с проклятиями поднялся на ноги.

Пауль озадаченно огляделся вокруг, вскочил и в ярости хотел было уже накинуться на новенького, когда Зиги цепко схватил его за плечо.

Сезен радостно захлопала в ладоши.

— Ты никогда не видела более глупой физиономии, чем сейчас у Пауля! — смеясь воскликнула она, одновременно вынимая из камеры пленку и засовывая ее в карман.

Айсе по-прежнему стояла как завороженная, прижавшись к оконной раме. Сезен ободряюще похлопала ее по плечу.

— Зафир еще жив или?..

Во дворе с чувством облегчения, снова громко болтая, расходились ученики. Уголком глаза Айсе видела, как новенький скрылся в здании школы. Затем ученики через вестибюль спешно разбежались по классам, и под каштанами снова воцарилась тишина.

* * *

Недавно Зиги плюнул на пол у меня за спиной. Я отчетливо слышала, как он сразу за мной вошел в вестибюль и неожиданно плюнул. Потом резко развернулся и ушел. Они обязательно подстерегут где-нибудь Зафира и поколотят — это всего лишь вопрос времени. От этой мысли мне становится дурно. Зафир убегать бы не стал. Напротив, он ответил бы на каждый удар, потому что, впадая в ярость, начинает крушить вокруг себя всё и защищаться.

Мне приснилось, что я осталась на свете одна с Зафиром. Как тогда, когда мы целое лето прожили в этой долине, где можно было бесследно исчезать. Отец, помнится, снял на время каникул дом. Он одиноко стоял выше по берегу реки, на лесном лугу, несколько в стороне от деревни. К дому можно было пройти только по узкой тропинке, и время от времени мы с Зафиром намеренно уклонялись с дороги и углублялись в лес, будто в пещеру. Я шла за Зафиром. Он надламывал колючие ветки или отводил их в сторону, чтобы я могла беспрепятственно двигаться.

«Здесь мы могли бы сгинуть навеки», — сказал Зафир. Мы представили себе, как наши родители вызывают полицию, которая ночью с собаками и прожекторами начинает вдоль и поперек прочесывать лес, разыскивая нас.

«Не исключено, что им было бы все равно, — вдруг сказала я, — не исключено, что они только облегченно вздохнули бы, если бы мы больше не вернулись, и были бы счастливы наконец избавиться от нас».

Зафир испуганно посмотрел на меня и от досады прикусил губу. Мы разлеглись прямо на земле, подгребли под голову охапку прохладной листвы, над нами густились кроны деревьев. Меж листьев просвечивало небо, точно разрезанное на тысячи лоскутков, и время от времени сквозь них проглядывало солнце, изливая на нас свои лучи и пригревая лица. Нам не было страшно, мы взялись за руки и поклялись остаться лежать здесь, пока не стемнеет. Когда мы наконец вернулись, было уже довольно поздно. Еще издали мы увидели, что отец ходит вокруг дома с карманным фонариком; он громко выкрикивал в темноту наши имена. Мать вышла навстречу нам с растрепанными волосами и покрасневшими от слез глазами. Она хватала нас за плечи, трясла нас. Я ощущала на своей коже ее горячее от рыданий дыхание.

«Никогда больше так не делайте!» — крикнул отец и немедленно отослал нас в постель.

Но я лежала под одеялом и улыбалась. «Нам никогда больше не следует уходить, — сказал Зафир. — Мама вот плакала». Совесть у него была нечиста.

«Мы ведь для того так и поступили, — сказала я удовлетворенно. — Теперь мы навсегда знаем, что они нас любят».

Неподалеку от дома были какие-то развалины. Между камнями росла трава и полевые цветы. Там обитала черная кошка с маленькой египетской головой. Она была худющая, будто ее морили голодом; иногда мы с Зафиром приносили ей чего-нибудь поесть. Однажды мы наблюдали, как она поймала ящерицу. Хвост и голова ящерицы свисали у нее изо рта. Затем она несколько раз бросала ее на землю, чтобы, выпустив когти, опять и опять прыгнуть на нее, и так повторялось до тех пор, пока ящерица не перестала двигаться. Но кошка подбрасывала ее в воздух и всячески играла ею, хотя та давно уже была мертва.