Обретенный май - Мария Ветрова

Ее мысли постепенно переключились на внука и внучку, которым в отдаленном будущем предстояло сменить и Татьяну, и собственных отцов на их должностях. Татьяне и в голову не приходило, что к тому моменту, когда детишки подрастут, должностей уже может не быть: с ее точки зрения, кладбище было вечным: последний и, несомненно, постоянный приют лежащих тут людей, за которых — и за русских, и за евреев — она исправно молилась Богу собственными словами. Их настоящий отчий дом, в котором и пребывать им до Страшного Суда, доколе труба ангела Господня не подымет всех отдавать отчет в своих земных делах, совершенных вольно или невольно…

1

Всю ночь генеральше Нине Владимировне Паниной снились кошмары. С трудом разлепив отяжелевшие веки в пять утра, она еще долго лежала в постели просто так, прежде чем позвать домработницу Нюсю — преданную подругу, сиделку и поверенную всех семейных тайн. Еще будучи совсем молодой девушкой, только-только заявившись в Москву из глухой зарязанской деревушки, давно сметенной с лица земли ветрами многочисленных перемен, Нюся устроилась к Паниным помощницей по хозяйству «с проживанием». Она не только преданно ухаживала за тяжелобольным генералом, но и все хлопоты по его похоронам взвалила на свои плечи. А после и за обоими мальчишками, оставшимися от отца совсем еще сопляками, следила не хуже Нины Владимировны. Словом, Нюся была частью семьи, а не прислугой. И на самом деле Нине Владимировне следовало прислушаться к ней в то лето, прежде чем осуществлять свои планы. Или переменить решение наутро после ночи с кошмарами.

Однако сильная генеральшина натура взяла верх, и она решила оставить все как есть. Тем более что вещи для переезда за город были уже собраны, а оба сына — Володя и Женя — поморщившись, вынуждены были смириться, распрощавшись со своими собственными отпускными планами. Аргумент обоим сыновьям Нина Владимировна привела один и тот же: это лето могло оказаться для нее последним. Все зимние месяцы генеральша пролежала в постели, не в силах выбраться из прилипчивой, изматывающей болезни. Возраст давал право так думать, и желание провести пару месяцев со всей семьей было весьма обоснованным. Сыновья возражать не решились, а мнение невесток Нину Владимировну не интересовало. Она прекрасно знала, что невестки ее не любят, иначе как «генеральшей» за глаза не называют, и находила это обстоятельство вполне нормальным.

Никто же не ждет, что его полюбит, к примеру, случайный попутчик в купе поезда? С точки зрения Нины Владимировны, столь же случайным, как появление в жизни именно этого, а не иного попутчика, было и появление в ее семье обеих сыновних жен, Эльвиры и Маши. На их месте могли быть другие, какие угодно женщины, поскольку выбор невестки не зависит не только от свекрови, но зачастую и от самих сыновей — тоже… Так же точно Нину Владимировну совершенно не интересовало, каким образом уживутся под общей крышей ее загородного особняка, хотя бы недолго, эти две женщины: трудно было представить более непохожих между собой людей, чем Эльвира и Маша. Пожалуй, единственное, что их объединяло — нелюбовь к ней, свекрови… Но даже причины этой нелюбви — и те были разными!

Нина Владимировна прекрасно понимала, как тяготит умную, злую и интеллигентную Эльвиру их с Володей материальная зависимость от нее, свекрови, какое унижение она испытывает всякий раз, как муж бывает вынужден обратиться к своей матери за очередной подачкой. Как отвратительна ей мысль о том, что только благодаря Нине Владимировне их дочери-двойняшки закончили престижный платный лицей и теперь учатся в не менее престижном платном институте… Что касается простоватой и совсем не интеллигентной Маши, она, как это свойственно всем молоденьким дурочкам, примитивно ревновала Евгения к свекрови, поскольку даже с ее цыплячьими мозгами нельзя было не понять, что он любит мать до самозабвения, привязан к ней по-настоящему и в старых холостяках засиделся исключительно по этой причине. А вовсе не по той, по которой традиционно поздно женятся нынешние бизнесмены, и без женитьбы не страдающие от отсутствия женской ласки. Хотя внешне-то все выглядело именно что традиционно: богатый почти сорокалетний владелец небольшой, но доходной и перспективной фирмы «клюнул» на смазливенькую двадцатидвухлетнюю молодку…

Но в то послекошмарное утро Нина Владимировна о невестках подумала исключительно мельком — так же, впрочем, как и о сыновьях. Она просто лежала, все еще потная и дрожащая после ночи, и пыталась вспомнить сон, так напугавший ее. Самым ужасным было то, что сон не вспоминался, зато ощущение от ужаса владело ею в полной мере… Дело в том, что жуткие сны генеральша видела считанные разы в своей жизни. Как всем на свете старикам, ей хорошо были знакомы муки бессонницы, но только не это… В первый раз она увидела жуткий сон в ночь, когда арестовали ее родителей. Было это на даче у подруги, куда девятнадцатилетняя Ниночка, студентка третьего курса мединститута, приехала на выходные. Это и спасло ее от той же участи, какая постигла отца, известного профессора, и мать. Тогда кошмар был прерван в пять утра — звонком лучшего отцовского ученика, аспиранта Александра Грачева, влюбленного в дочь своего шефа без всякой надежды на взаимность. Как выяснилось позже, он-то и оказался автором рокового доноса…

Стоял июнь тысяча девятьсот сорок шестого года, удивительно мягкий, нежаркий. Сообщив Ниночке страшную новость, воспринятую девушкой как продолжение кошмарного сна, Грачев сумел уговорить ее не мчаться немедленно в Москву на первой же электричке, внушить ей, что, оставаясь на свободе, пусть даже нелегально, она принесет своим родителям куда больше пользы, чем в случае, если и ее «заберут». Грачев клялся оказывать Нине всякое содействие. Он предложил ей даже пожить в его квартире. Ниночка ему почти поверила. Однако судьбу ее решил не он, а проснувшаяся от страшного звонка подруга. Она-то и вправду рискнула собственной шкурой, когда оставила Ниночку у себя на даче, пообещав наутро «посоветоваться» с одним человеком — боевым генералом, обладавшим фантастическими связями, знакомого чуть ли не с САМИМ. И слово свое сдержала.

Генерал связями действительно обладал, хотя и не с САМИМ, но все равно достаточно сильными и крепкими. К тому же дача его, точнее роскошный, особенно по тем временам, ничуть не пострадавший от бомбежек особняк, находилась через два дома от невольного Ниночкиного убежища. И погоны, и дачу он получил за боевые заслуги, а о своем благосостоянии (Ниночка узнала это позднее) позаботился сам, привезя из Германии не роскошные ночные сорочки, довольно долго считавшиеся у офицерских жен вечерними платьями, а подлинные, неведомо как попавшие ему в руки драгоценности… О том, как они к нему попали, генерал не рассказывал никому и никогда, даже ей, Ниночке, которой в первый же день знакомства к концу двухчасового разговора предложил стать его женой… Видимо, сама судьба распорядилась, чтобы генерал Панин был в то утро не при исполнении своих весьма серьезных служебных обязанностей, а там, в особняке, взяв впервые за несколько месяцев один из положенных ему выходных.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});