Г-ну адвокату Академии художеств - Владимир Стасов

Заученные формы и остаются заученными формами в продолжение всей жизни художника — столетняя история нашего искусства это доказывает. Дай бог поскорее отделаться от этих заученных форм, забыть их. Этому пособить может одна действительность, одна правда с натуры, одно искусство, воспроизводящее с самого малолетства своего не «Харонов» и не «олимпийские игры», а сцены из действительной жизни, презираемые «адвокатами-специалистами», но двигающие народное художество вперед. Покажите мне, куда, насколько вперед двинули наше искусство ваши античные конкурсы и программы? Кроме пустой и бестолковой потери времени, до сих пор ничего не выходило у нас, как и везде. Возьмите же хоть немного в соображение, что везде в Европе искусство, наконец, тронулось с места лишь с тех пор, как развязали руки художникам, перестали с них требовать того, что до сих пор кажется вам единственной доской спасения.

«Адвокат Академии» продолжает воображать, как и старинные его предшественники, что нет никакого способа решить, кто между учениками достоин какой награды, если не засадить их за одну и ту же тему. Это почему? Он делает тем очень плохой комплимент Академии, он как будто утверждает, что академические специалисты в состоянии рассудить только между предметами совершенно одного содержания, а коль скоро это содержание будет разное, то они уже тотчас и растеряются. После этого неужели можно решить только, который из двух персиков лучше, а если будет вопрос в том, что лучше: хороший персик или скверная репа, то мы должны уже сесть на мель? Что за приведение всех непременно к одному знаменателю, что за равняние, что за анфилада? Специалисты на то специалисты и есть, чтоб могли смотреть, видеть и понимать. А для учеников большая разница: иному именно не двойствен тот сюжет, который ему задают, и, быть может, пиши он по своей воле, он взял бы такой сюжет, на котором выказал бы все свои художественные способности.

В статье «Современной летописи» было указано на крайнюю негодность сюжета из русской истории, заданного ученикам для последнего конкурса. [3] Что на это отвечает «адвокат»? Отвечает что-то престранное. Он уверяет, что теперь нельзя еще задавать русских сюжетов: что и русская история еще не обработана, и музей Академии не готов. Бедные мы! Не видать нам русских картин! Музей бог знает когда поспеет, а с русской историей история и того еще длиннее будет. Не разработано, не готово! Точно будто для наших картин непременно нужно со всею точностью узнать, был ли Рюрик литовец или норманн, а если этого теперь не добьемся, то можно покуда побоку и всю остальную русскую историю. Точно будто все задачи как раз засели в необъясненных местах! Как будто объяснись эти места, и все остальное тоже просветлеет! А еще тоже как будто все зависит от музея! Ах, нет, ах, нет! Давно уже разработана история других народов, давно существуют всякие музеи, издания, а наше искусство все-таки ни с места. Страницы разработанных книг, залы музеев давным-давно открыты для всех, а наши художники все еще ничего из них не извлекли. Древнее искусство, как нарочно, всего более было разработано и собрано в музее, а все-таки из этого ничего не вышло.

Значит, нечего тут так бояться неразработки, нечего так уповать на музеи. Надобно еще что-то другое. Надобно перестать презирать жанр (или, по прекрасному выражению одного «неспециалиста», — живопись быта), надо дать волю художникам, надо больше не требовать от них того, к чему они не могут уже иметь ни симпатии, ни охоты, ли способности, надо оставить им вполне, для их экзаменов на золотые медали, выбор сюжетов, в которые они могут внести жизнь, правду и поэзию.

Мне очень жаль, что «адвокат Академии» ни слова не отвечал на то, что в «Современной летописи» было замечено об архитектуре и скульптуре нашей, но — авось все это еще не ушло.

1861 г.

Комментарии

Общие замечания

Все статьи и исследования, написанные Стасовым до 1886 года включительно, даются по его единственному прижизненному «Собранию сочинений» (три тома, 1894, СПб., и четвертый дополнительный том, 1906, СПб.). Работы, опубликованные в период с 1887 по 1906 год, воспроизводятся с последних прижизненных изданий (брошюры, книги) или с первого (газеты, журналы), если оно является единственным. В комментариях к каждой статье указывается, где и когда она была впервые опубликована. Если текст дается с другого издания, сделаны соответствующие оговорки.

Отклонения от точной передачи текста с избранного для публикации прижизненного стасовского издания допущены лишь в целях исправления явных опечаток.

В тех случаях, когда в стасовском тексте при цитировании писем, дневников и прочих материалов, принадлежащих разным лицам, обнаруживалось расхождение с подлинником, то вне зависимости от причин этого (напр., неразборчивость почерка автора цитируемого документа или цитирование стихотворения на память) изменений в текст Стасова не вносилось и в комментариях эти случаи не оговариваются. Унификация различного рода подстрочных примечаний от имени Стасова и редакций его прижизненного «Собрания сочинений» 1894 года и дополнительного IV тома 1906 года осуществлялась на основе следующих принципов:

а) Примечания, данные в прижизненном издании «Собрания сочинений» Стасова с пометкой «В. С.» («Владимир Стасов»), воспроизводятся с таким же обозначением.

б) Из примечаний, данных в «Собрании сочинений» с пометкой «Ред.» («Редакция») и вообще без всяких указаний, выведены и поставлены под знак «В. С.» те, которые идут от первого лица и явно принадлежат Стасову.

в) Все остальные примечания сочтены принадлежащими редакциям изданий 1894 и 1906 годов и даются без каких-либо оговорок.

г) В том случае, когда в прижизненном издании в подстрочном примечании за подписью «В. С.» расшифровываются имена и фамилии, отмеченные в основном тексте инициалами, эта расшифровка включается в основной текст в прямых скобках. В остальных случаях расшифровка остается в подстрочнике и дается с пометкой «В. С.», т. е. как в издании, принятом за основу, или без всякой пометки, что означает принадлежность ее редакции прижизненного издания.

д) Никаких примечаний от редакции нашего издания (издательства «Искусство») в подстрочнике к тексту Стасова не дается.

В комментариях, в целях унификации ссылок на источники, приняты следующие обозначения:

а) Указания на соответствующий том «Собрания сочинений» Стасова 1894 года даются обозначением — «Собр. соч.», с указанием тома римской цифрой (по типу: «Собр. соч.», т. I).

б) Указание на соответствующий том нашего издания дается арабской цифрой (по типу: «см. т. 1»)

в) Для указаний на источники, наиболее часто упоминаемые, приняты следующие условные обозначения:

И. Н. Крамской. Письма, т. II, Изогиз, 1937 — «I»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. I, «Искусство», 1948 — «II»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. II, «Искусство», 1949 — «III»

И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. III, «Искусство», 1950 — «IV»

Указание на страницы данных изданий дается арабской цифрой по типу: «I, 14».

Г-ну адвокату Академии художеств

Впервые была опубликована в 1894 году.

Статья является ответом на выступление в печати Ф. А. Бруни против критики академической системы преподавания, которую Стасов дал в статье «По поводу выставки в Академии художеств» (журнал «Современная летопись», 1861, № 39). Ф. А. Бруни (1799–1875), профессор исторической и портретной живописи, автор картин «Смерть Камиллы» (1824), «Медный змий» (1840) и др., являлся представителем позднего академического классицизма. С 1855 по 1871 год он был ректором Академии художеств. В статье «По поводу выставки в Академии художеств», написанной как отклик на выставку 1860–1861 года, Стасов резко противопоставил академическим программам на темы «Харон перевозит души через реку Стикс» и «Софья Витовтовна срывает пояс с Василия Косого на свадьбе своего сына Василия Темного» картины: В. И. Якоби (1836–1902) «Привал арестантов», М. П. Клодта (1835–1914) «Последняя весна» и Г. Г. Мясоедова (1835–1911) «Приход молодых». «Прошло время старинных академистов александровской эпохи, прошло и брюлловское мелодраматическое время; наше искусство, наконец, принялось за свои сюжеты, за свое содержание, за свои задачи», — писал Стасов. В картинах Якоби, Клодта и Мясоедова он увидел «начинающееся дыхание жизни». «Это еще не те великие и высокие произведения, которые остаются навеки достоянием народа. Это только пробы молодых, начинающих талантов, — говорил Стасов. — Но чувствуешь какое-то счастье перед этими пробами. Где уже существуют эти пробы — и с такою истиной и силой, там искусство идет в гору, там ожидает его впереди широкое будущее» (Собр. соч., 1894, т. I, стр. 60, 61). Противопоставляя эти картины академическим программам, Стасов, вместе с тем, обрушивался на старую академическую систему и методы воспитания художников, сдерживающих приближение искусства к действительности.