Десница судьбы - Роберт Говард

Тем временем создание добралось до кровати и весьма целеустремленно, хотя и неуклюже, стало взбираться по ножке наверх. Существо цеплялось за резное дерево сразу всеми пятью толстыми лапками с какими-то странно выглядевшими суставами. Что-то в этой картине было неуловимо знакомое и вместе с тем удивительно отвратительное, производящее невероятно жуткое впечатление. Кейн словно прирос к полу.

Бесовское создание вскарабкалось по столбику в изголовье кровати и замерло над ничего не подозревающим человеком. Только тут Кейн стряхнул с себя дьявольское наваждение и бросился вперед, стараясь громким криком предупредить спящего Редли. Тот сразу же проснулся и увидел нависающую над ним жуть. Глаза его от ужаса выкатились из орбит, и он испустил отчаянный вопль. В то же мгновение паукообразная тварь шлепнулась вниз, прямехонько ему на грудь. Кейн уже подлетал к постели, когда толстые лапки сомкнулись на шее несчастного. Раздавшийся характерный треск дал ему понять, что в спешке уже нужды нет. Чем бы ни являлось это порождение тьмы, но оно переломило Джону Редли шею, точно хворостину.

Обмякший мужчина неподвижно лежал на кровати. Глаза его были выпучены, изо рта свешивался язык, а голова была повернута к телу под неестественным углом. Паук разжал свои лапки, оказавшиеся столь чудовищно сильными, рухнул на простыню, пару раз судорожно дернулся и замер без движения.

Соломон склонился над жуткими останками. Он не мог себя заставить поверить в то, что предстало его глазам! Ибо существо, сумевшее подняться по стене, отворить ставни, проползти по полу и убить болтуна Джона Редли прямо в собственной постели, оказалось не чем иным, как... человеческой рукой!

Теперь она валялась рядом с покойником безжизненная и обмякшая, как это и положено руке, отделенной от тела. Соблюдая крайнюю осторожность, не зная, что еще в состоянии выкинуть дьявольское творение, Кейн насадил ее на кончик рапиры и поднес к свету. Кисть несомненно принадлежала очень крупному мужчине: широкая, мясистая, с толстыми пальцами и поросшая грубым черным волосом — точь-в-точь обезьянья лапа. Она была отрублена у самого запястья и покрыта сгустками спекшейся крови. На указательном пальце было надето узенькое серебряное колечко очень необычной формы — в виде свившегося кольцами змея, кусающего себя за хвост.

Кейн все никак не мог отвести глаз от своего устрашающего трофея, когда в комнату ворвался толстяк, облаченный в ночную рубаху и ночной колпак, — хозяин таверны. В одной руке мужчина держал зажженную свечу, в другой — древний пистолет с раструбом.

— Матерь Божья! — ахнул он, увидев труп на кровати.

И только потом кабатчик обратил внимание, что именно держал Кейн на кончике рапиры, враз став белее полотна. Он, словно загипнотизированный, приблизился к пуританину, и глаза у него выкатились из орбит — прямо как у покойного Джона Редли. Хозяин подался назад и бессильно рухнул на стул, оружие вывалилось из его безвольно разжатой руки. Он был до того бледен, что Кейну показалось, что толстяк сейчас рухнет без чувств.

— Во имя Господа нашего, сударь! — прошептал хозяин таверны, хватая ртом воздух. — Нельзя допустить, чтобы эта... это... опять как-нибудь ожило... Там внизу, сэр, в камине горит огонь...

Кейн явился в Торкертаун незадолго до полудня. Прямо на городской окраине ему повезло наткнуться на словоохотливого юного бездельника. Тот его сам окликнул:

— Удачного вам дня, сэр! Без сомнения, вы, равно как и прочие добрые люди, рады будете узнать, что Роджер Симеон, чернокнижник, встретил рассвет на виселице. Только-только солнышко показалось, как его и вздернули.

Кейн мрачно поинтересовался:

— По крайней мере, он хоть принял смерть мужественно?

— Вне всякого сомнения, сэр! Нисколечко не дрогнул! Только, знаете ли, все равно дело странное вышло. Представляете, Роджер Симеон отправился на виселицу только с одной рукой!

— Как это понимать?

— Сейчас я вам все объясню, сэр. Прошлой ночью сидел колдун в своей клетке — ну прям, говорят, огроменный черный паучище! Так вот, сидел он себе там, сидел, да возьми и подзови стражников, — а караулили его парни из наших, городских, — и попросил исполнить последнее желание. И захотел он, ни более ни менее, чтобы ребята оттяпали ему правую руку! Каково?! Ну бедняги, ясное дело, ни в какую, да потом забоялись, как бы Черный Роджер их не проклял. Вот один взял меч да и отрубил чернокнижнику правое запястье. Так что дальше делает колдун? Симеон хватает левой рукой отрубленную кисть и швырк ее в зарешеченное окошко! Ну а потом забился себе в угол и давай бормотать свои богомерзкие заклинания!

У стражников, сударь мой, от таких дел, вестимо, чуть кондрашка не приключилась. Только сам чернокнижник их успокоил. Так им и сказал: не бойтесь, орлы, не держу на вас зла. У меня, мол, говорит, дельце осталось только с дружком моим закадычным Джоном Редли, который предал меня.

После этого он, добрый сэр, перетянул обрубок руки платком, чтобы кровью не истечь, и остаток ночи просидел точно в трансе — лишь бормотал себе под нос что-то время от времени. Знаете, как это бывает, когда человек забудется и сам с собой разговаривает. Так и сидел в углу до утра. Ребята сказывают, будто подгонял кого, то “Вправо, вправо!” шепчет, то “Бери левее!”, а то и “Вперед, теперь вперед давай!”.

Можете мне не верить, сударь, только именно так все и произошло. Жутко слушать его было, говорят. Да и смотреть тоже. Я, например, как представлю, как он там сидит скорчившись и прижимая окровавленный обрубок к груди, так и вздрогну. А когда стало светать, за ним солдаты пришли и повели вешать.

Что дальше было, так я сам видел. Когда, значит, ему петлю уже на шею наладили, он вдруг весь страшно напрягся, захрипел с натуги, а мускулы на правой руке, на той, где кисти не хватало, прямо вздулись, точно он шею кому-то ломал!

Солдаты, понятное дело, на него навалились, но он и сам уже успокоился. И начал хохотать, да так громко и страшно! Так и смеялся, пока у него из-под ног подставку не выбили. Знаете, сэр, только тут он замолчал и повис, черный и неподвижный, лишь предрассветное солнышко косилось на него своим красным глазом.

Соломон Кейн не разу не перебил парня, захваченного своей историей. В этот момент он вспоминал нечеловеческий ужас, исказивший черты Джона Редли в миг пробуждения, когда он понял, что проклятие некроманта настигло его. И совершенно явственно Соломон Кейн увидел перед мысленным взором следующую картину: отрубленная волосатая кисть, цепляясь пальцами за корни деревьев, пробирается на ощупь по ночному лесу, точно слепой черный паук, потом карабкается по стене, возится с оконными ставнями, влезает на подоконник... В этом месте кончалось нарисованное воображением и начинались доподлинные воспоминания. Однако возвращаться к тем ужасающе омерзительным событиям, которые развернулись дальше, у пуританина не было ни малейшей охоты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});