Тотем поэта - Иван Мариновский

Когда я вновь ступаю на твердую землю, застаю то же самое, что и в прошлый раз: колибри и красношейки околдовывают небо своими крылышками и щебетом. Все, как и прежде: краснокожие индейцы истребляют друг друга с таким же остервенением, с каким истребляли друг друга раньше. Одно племя за другим откапывает томагавки и вступает на тропу войны. Войны здесь чередуются чаще, чем дни; смерть - чаще, чем ночи. Я более не слышу щебета колибри, а только птичий писк стрел, запускаемых индейцами друг в друга.

Когда я был здесь в последний раз? Сто лет назад, двести? Время ничего не изменило. Стрела, томогавк, скальп - затем все снова.

Я спрашиваю себя, есть ли хоть какой-нибудь смысл говорить с верховным жрецом? Нет, отвечаю, будет то же самое. Знаю это и все же иду.

- Кто он твой тотем, жрец? Этот? - В руках у меня большой орел. Я легко поймал его возле храма.

- Этот, - отвечает верховный жрец. И тут же его ногам падает оторванная голова орла. Я быстр. И сразу же к моим ногам падает мой собственный скальп. Жрец еще быстрее.

В наушниках слышится голос командора:

- Поэт...

Меня зовут Поэт. На моей планете каждый человек искусства называется именем своего таланта.

- Поэт, я хочу напомнить, что твое участие в эксперименте добровольно, и ты можешь отказаться в любую минуту. - Его голос звучит полуофициально, но вдруг становится дружески сочувственным. - Тебе не надоело погибать?

- Надоело. Но хуже всего то, что я не нахожу никаких изменений...

- Мы определили, что их и не может быть на этом уровне.

- А в будущем?

- Мы и его рассчитали. К сожалению, в далеком будущем планета безлюдна, на ней полностью хозяйничают кошки, коровы, орлы и прочие тотемы.

- Командор, о том же говорили и на Земле, предрекая ей и потоп, и апокалипсис, а чем кончилось? Посмотри, чего мы, земляне, добились!

Следует долгая пауза.

- Мы предлагаем тебе вернуться на корабль, определи час и место приземления десантной ракеты.

- Вы направите другого?

- Никого мы не будем направлять. Мы не имеем права вмешиваться.

- Тогда я прошу разрешить мне вернуться во времени.

- На сколько?

- На сто миллионов лет.

- Только осторожнее. Поэт! Повторяю: мы не имеем права вмешиваться.

- Знаю, будьте спокойны.

- Зачем тебе это?

- Ну... - я ищу причины, объясняющие мой поступок. - Я же все-таки поэт....

Командор снова надолго замолкает. Затем произносит:

- Возвращение разрешаю.

Облака висят совсем низко. Сверкает молния, и в свете этого праогая я замечаю темный проем пещеры. Дождь кончается, и в пещере начинается какое-то шевеление. Из нее выползают четверо лохматых страшных питекантропов. Оглядываются, обнюхивают воздух, прислушиваются. С трудом встают на задние конечности, из их уст вырываются рычание, лай, хрип. Они еще не научились произносить слова, но уже выбирают священное животное, которому будут поклоняться и на защиту которого будут надеяться.

Об обитателях этой планеты мне известно уже все. Они так устроены - не могут обойтись без тотема. И я не буду вмешиваться, пусть он будет, пусть они верят в его могущество, но кто помешает шепнуть им имя этого тотема?

Из пещеры опасливо выглядывает стая: надо узнать о решении четверых, а те сопят и хрюкают - таково сегодня их человеческое общение, таков их спор.

Присоединяюсь к ним и я. Нет, я не скажу как-это тайна поэтов, хотя о какой тайне может идти речь в начале первого поэтического урока, не правда ли?

Мы (а они приняли меня за равного) долго и мучительно ворочаем челюстями, губами и языками, пока не произносим священное и непонятное имя нашего тотема.

- Гомо сапиенс! - бьем кулаками себя в грудь и рычим.

Сейчас я иду со стаей. Мы идем уже много дней. Этим утром мы остановились среди тонких пальцев тростника, протянули вверх ладони и помолились своему тотему, чтобы он не позволил, когда мы станем такими же, как он, забыть, кто мы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});