Наследие Тубана - Личия Троиси

Лунг с тоской подумал о Драконии, о ее мраморных улочках, об огромных дворцах, полных жизни. Он очень любил этот город, в котором вырос, и вот теперь юноше больше никогда не доведется увидеть его вновь. Лунг почувствовал в груди щемящую грусть, и все же он сохранил в душе последний милый сердцу образ своего прошлого. Он был готов.

Сначала юноша почувствовал тепло, отдававшее домом и любовью. Затем жар, который сначала медленно растекался по его руке до самого сердца, а потом и по другим частям тела. И тогда Лунг почувствовал себя так, как никогда прежде. Ощутив полное умиротворение, в какой-то момент он подумал, что отныне постиг все.

— Спасибо за все, сын мой. Если бы все люди были такими, как ты, то этот мир не был бы столь безнадежен.

Эти дошедшие до юноши разрозненные слова прозвучали откуда-то издалека. Лунг открыл рот, чтобы ответить, но внезапный холод заставил его убрать руку с камня. Вытаращив глаза, юноша увидел перед собой только безжизненное тело.

Блестящая зеленая чешуя стала матовой и блеклой. Взгляд больше ничего не выражал. Юноша сразу сник при виде огромного тела Тубана, ставшего пустым и безжизненным.

Он протянул руки, чтобы еще раз обнять его, но прямо на его глазах дракон стал таять, словно дым, рассеивающийся в воздухе. Вот так и исчез мир драконов, растворившись, словно туман, средь бела дня.

И тогда Лунг дал волю слезам. Сначала это был только сдавленный стон, но потом он перешел в яростный крик, брошенный в набухшее от дождя небо. Юноша был в отчаянии.

Он попытался отыскать своего друга в недрах собственной души, но нашел там лишь гробовое молчание. Где же Тубан? Неужели он сейчас в нем?

Не успел он ответить самому себе, как внезапный грохот снова потряс землю. Лунг инстинктивно посмотрел в сторону города и увидел, как страшно закачались башни, а на землю посыпались отваливавшиеся куски мрамора, поднимая вверх клубы пыли.

Земля дрожала и трескалась под ногами, юноша зорко следил, чтобы не угодить в появившиеся расщелины. Затем раздался оглушительный гул, и Дракония начала подниматься вверх. Отделившаяся от поверхности глыба земли невероятных размеров увлекала за собой весь город и Древо Мира. Все пространство вокруг было заполнено грохотом падавших камней, но как только глыба задрожала в воздухе, показалось, будто Дракония вновь обрела устойчивость. Дворцы снова стали целыми, а их шпили перестали дрожать. Лунг наблюдал за тем, как воспаривший в небо город драконов, его дом, стала уносить невидимая сила. Эта глыба, находившаяся уже по меньшей мере метрах в десяти от земли, продолжала неумолимо подниматься все выше и выше. Она уносила с собой все, что было так дорого сердцу юноши. Лунг смотрел не отрывая глаз на этот огромный летающий остров, до последнего пытаясь разглядеть очертания башен и сияющих стен города. В его голове возникали образы, виденные им когда-то прежде, и другие, совсем незнакомые, которые, похоже, принадлежали не ему.

«Мой господин…» — подумал Лунг и поднес руку к груди. Затем облака поглотили Драконию, и кругом снова воцарилась тишина. Был слышен лишь шум дождя. Лунг почувствовал себя бесконечно одиноким. Всего в нескольких метрах от него открылся громадный кратер. Груда развалин — это все, что оставалось в этом мире от Драконии.

Юноша встал на краю кратера и заглянул в него, от увиденного сердце задрожало в его груди. Он наклонился, рукой облокотившись о груду камней. Дрожь пробежала по телу Лунга: там внизу, под землей, спал Нидхогр. Лунг чувствовал, что там затаилось зло, перевернувшее всю его жизнь.

Сжав в руке горсть земли, юноша поклялся: «Я всецело буду заботиться о вас, мой господин. Мы все будем это делать».

1

Один день в череде других

Дул ветер. Но это был вовсе не тот порывистый злой ветер, что спутывал густые вьющиеся волосы Софии. Это был приятный освежающий бриз, как тот, что дует на палубах кораблей.

Город погрузился в неестественную голубизну чистейшего неба. Его белоснежные башни, равно как мраморные фонтаны и роскошные сады, украшавшие площади и узкие улочки, сверкали под лучами солнца. София с восхищением смотрела на них, однако в глубине сердца ощущала глодавшую ее тоску. Все было слишком красивым и лучезарным, чтобы так продолжалось и дальше, девочка точно знала, что этот восхитительный спектакль рано или поздно канет в небытие, словно его никогда и не было.

Девочка летела, но странным образом она не испытывала при этом страха. Ступив на застекленный балкон, София смотрела на порозовевшие в лучах утреннего солнца облака. София страдала от ужасного головокружения даже тогда, когда поднималась на первую ступеньку лестницы. Но там, наверху, где легкий ветерок ласкал ее лицо, она всей грудью высунулась в пустоту. Земля и реки стремительно ускользали от ее глаз, в то время как город уносило в небо. Затем огромная тень упала на расстилавшуюся внизу зеленую лужайку. София подняла голову к небу, чтобы понять, что произошло. Солнечный свет ее ослепил, мешая рассмотреть, что же это такое возникло так внезапно над землей.

— Ну так что, ты поднимешься или нет?

Холод пробежал по рукам и спине.

— Мне надоело звать тебя дважды каждое утро и подниматься сюда, когда все остальные дети уже спустились.

София зажмурилась. Не было уже ни прекрасного города, полного солнечного света, ни огромной тени. Вместо этого, как всегда, белый потолок с пятнами плесени.

— Ну так что?

В поле ее зрения появилась тощая фигура Джованны. Ее возраст невозможно было определить, а может, она родилась уже старой? Джованна работала в приюте для сирот еще до рождения Софии. Она занималась всем понемногу: стирала, гладила, готовила — и рассказывала, что и сама была сиротой и будто бы пришла сюда еще ребенком, чтобы так никогда и не покинуть эти стены. София, глядя на монахиню, думала о том, что и ее ждет похожая судьба: ей суждено вырасти в приюте и смотреть на Рим через прутья решетки, а затем в один прекрасный день стать такой же сухой и язвительной особой.

Другие обитатели не упускали случая убедить девочку в том, что ее опасения справедливы.

— В тринадцать лет тебя никто не удочерит, будь уверена. Ты навсегда останешься здесь, — изрекал Марко, который при этом был дружелюбнее всех остальных воспитанников приюта.

— Извини меня, — пробурчала в ответ София и, поднимаясь, поставила на пол свои босые ноги. От соприкосновения с холодной поверхностью девочка вздрогнула.

— «Извини меня, извини меня»… Ты повторяешь это каждое утро, и каждое утро мне приходится вытряхивать тебя из кровати!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});