Кангауз - Валерий Горбань

- Да-а-а.

Снова дума думается.

- Слышь, а давай сами смастерим. Где-нибудь в лесу. Черта с два он догадает-ся. Пусть потом всю жизнь принадлежность гнезда определяет и птицу эту ищет.

- Юрка, ты гений!

Три оставшихся дня пролетели, как летний звездный дождь.

Все эти дни приятели по тридцатиградусной жаре таскались на голубую сопку Хуалазу, известную голубыми же реликтовыми тараканами, дикими зарослями колючек и полчищами лютых энцефалитных клещей. Трое суток, как хозяйственные сороки, со-бирали веточки, травинки, оброненный птичий пух и различные перышки.

Наконец, гнездо было готово. Шедевр студенческой мысли украсили две скор-лупки от подвернувшегося в последнюю минуту яйца какой-то птахи. Разместилось со-оружение чуть ли не на вершине Хуалазы, в развилке старого манчжурского ореха.

Казаров, заинтригованный сообщением студентов о находке какого-то интерес-ного гнезда, бросил все дела и немедленно отправился за юными любителями орнито-логии, излучавшими учебное рвение и радость за любимого педагога.

Через час утомительного пути экспедиция добралась до заветной цели.

Юрий Николаевич внимательно осмотрел находку, как-то странно всхлипнул, присел на пенек возле гнезда и влюбленными глазами посмотрел на студентов:

- Ребята, если вы сумеете сюда еще и яйца отложить, я вам экзамен по зоологии "автоматом" поставлю...

СПИРТОНОША

Димка, крадучись, двинулся в сторону палаток.

В завершающую стадию вступала ответственная и весьма рисковая операция.

Вчера вечером ребята успешно прикрыли его на вечерней перекличке. Стара-лись не для него, для себя. И Димка не подкачал. Крутнувшись на электричке туда-сюда, добыл десятилитровую канистру пива. Настоящего, разливного, свежего пива!

Не улыбайся, читатель из далекого девяносто девятого.

В семидесятых, во Владивостоке, раздобыть свежее пиво! Ночью! Это тема для отдельного рассказа. Или детектива.

С раннего утра канистра хранилась в ледяном родничке, специально разыскан-ном в дремучих зарослях Хуалазы. И все участники предстоящего праздника едва до-ждались пятнадцати часов: времени, когда заканчиваются обязательные занятия и на-чинается свободный поиск образцов для коллекций в сочетании со всеобщим дурака-валянием.

До родной палатки оставалось шагов пять.

- Так, молодой человек, ну-ка подойдите! - глубокое контральто, переходящее в бас, могло принадлежать только Зинаиде Николаевне Мамовой руководителю прак-тики первого курса.

Человек необъятного тела и столь же необъятной души, она успешно совмеща-ла роли известного ученого, прекрасного педагога и всеобщей заботливой мамаши, бдительно пресекающей все неблаговидные поползновения своих жизнерадостных по-допечных.

- Это что у вас?

- Э-э-э...

- Бе-е-е, - передразнила Мамова, - открывайте!

Тяжкий вздох, клацание алюминиевой крышки.

- Так... пиво! И куда вам столько?

- Пить. Жарко очень.

- А кто вас посылал? Кто еще в компании?

- Никто. Я сам.

- Вы меня не сердите! Сам! Да оно у вас через день по такой жаре прокисло бы.

- Не. Я бы выпил...

Мамова собралась осерчать. Но тут ее настигло педагогическое озарение:

- Вот так, да?! Ну хорошо.

Шестнадцать часов.

Два курса, больше ста человек, стоят в каре под солнцем на центральной пло-щадке лагеря.

В середине - группка преподавателей и виновник неурочного сбора.

У ног "залетчика" - запотевшая канистра.

- Вот посмотрите на этого человека. Мало того, что, как китайский спиртоноша- контрабандист, воровским образом притащил в лагерь спиртное, он еще имеет на-хальство утверждать, что организовал это дело один. Дмитрий, я вас в последний раз спрашиваю: кто еще собирался пить пиво?

- Я один.

- Ну что ж, пейте. А мы посмотрим. И когда все убедятся в вашей бессовестной лжи, мы вас с позором изгоним с практики.

Долгая пауза...

- Кружку можно?

- Что?

- А как пить-то?

- Ну-ну... Принесите ему кружку.

Семнадцать часов.

Каре уже не стоит. Сидит на пыльной затоптанной травке. Многие разделись, прикрыли головы платочками. Солнце шпарит, будто и не собирается на ночлег. Все изнывают от жажды.

В центре площадки Димка, не торопясь, пьет до сих пор еще прохладное пиво.

Сколько осталось в канистре, не видно. Знатоки держат пари. В рядах шепот:

- Двадцать две кружки по двести пятьдесят грамм - сколько будет?

- Пять пятьсот...

- А ты говоришь - меньше половины!

- В туалет можно?

- Что? - вопрос застигнул Мамову врасплох.

- В туалет. Это же пиво...

- Хм. Ну, идите...

Семнадцать тридцать.

Димка, как опытный марафонец, не частит, он свой темп выдерживает четко.

Не выдерживает заместитель Мамовой:

- Зинаида Николаевна, давайте всех отпустим, а он пусть тут под вашим при-смотром рекорды ставит.

- Ладно, молодежь, пока идите, занимайтесь, мы вас попозже соберем, чтобы вы на результат посмотрели.

Народ, жадно глотавший слюну, сбегал попить. Через десять минут к месту каз-ни снова собрались все, без всякого зова.

Восемнадцать часов.

Тридцать кружек.

А ведь жарко...

- Зина...Зинадаида... Зиниколаевна... у меня в палатке к-кильки.

- Вы что городите, какие кильки?

- А я н-не с-собирался на пустой ж-желудок. Я с-собирался с к-кильками.

Мамова озадаченно- возмущенно смотрит на "спиртоношу":

- Ну вы, молодой человек, и нахал!

- Я н-не н-нахал. Я в-вам правду, а вы р-ругаетесь...

Вот тут-то и началось...

Народ рухнул. И даже те, кто сидел. В приступах сумасшедшего смеха, разря-дившего двухчасовую "педагогическую" процедуру, по полянке катались и студенты, и аспиранты, и преподаватели. Смех не знает табелей о рангах.

Мамова пыталась удержаться.

Но, через минуту и у нее - студентки -"шестидесятницы", выпускницы родного биофака, хватило сил только на то, чтобы сказать:

- Убирайся, паршивец, и не попадайся мне на глаза до конца практики!

Димка, единственный серьезный человек среди этой странной публики, пони-мающе покивал головой и неверной походкой поплелся к палаткам.

Пройдя с десяток метров, он вдруг остановился, повернулся к Мамовой и, за-думчиво морща лоб, спросил:

- А пиво?

- Что, "пиво"?

- Там же осталось. Вы же сами говорили: прокиснет...

x x x

Ах Кангауз!

Сколько лет прошло!..

Но, видно, останешься ты навеки в сердце моем, на самом почетном месте, как то уникальное, единственное в мире гнездо, что до сих пор хранится во всемирно из-вестной коллекции одного доброго и веселого орнитолога .

Валерий Горбань. Чемодан

Хороший был чемодан у Ольги. Просто классный. Вместительный, на хитрых колеси-ках, позволяющих катить эту громадину и плашмя, и торцом, и как угодно. Вот если бы он еще прыгать умел!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});