Черное озеро - Николай Устинович

Игорь встретил Петра Матвеича на крыльце.

— Давненько не виделись! — произнёс он, делая шаг вперёд и разводя руками, словно собираясь обнять старого друга. — Где пропадал? Я уж думал…

Тут он внезапно замолчал, заметив необычное возбуждение Петра Матвеича.

— Нефть! — воскликнул Шубин, срывая с головы кепку.

— Что? — не понял Игорь.

— Нефть, говорю, нашли в тайге! Уразумел?

Окунев на мгновение застыл с открытым ртом, словно в столбняке. Потом сорвался с места, сильными пальцами вцепился в рукав Петра Матвеича.

— Нефть… Ты не шутишь? Где?.. Да говори же, говори!..

Шубин повторил рассказ Момоля.

— Радоваться погоди, — попытался он охладить восторг Окунева. — Мало ли что могло почудиться Николаю…

— Но ведь он сказал, что пахло керосином? Уж этого ему показаться не могло!

— Что верно, то верно… — поскрёб в седеющей бороде Пётр Матвеич. — Обманывать Момоль не станет.

А Игорь, снова начиная трясти за рукав друга, восторженно восклицал:

— Нефть! Кровь для Сибири! Ты подумай-ка, откуда её к нам привозят? За тысячи километров! В копеечку обходятся государству эти перевозки. А тут — на месте… Вот когда забурлит жизнь в нашем районе! Всё поднимем из земли: и уголь, и медь, и железо…

— Постой, постой, — перебил его Пётр Матвеич. — Я вот о чём думаю, откуда она вдруг взялась на озере?

— Откуда? — удивился Игорь. — Всё было очень просто. Мы знаем много случаев, когда под напором скопившихся газов нефть выходит на поверхность земли. Так получилось и здесь. Только пробилась она не на сушу, а в котловину озера. А так как нефть легче воды, она и поднялась вверх. И, видно, немало её вышло, если озеро стало чёрным!

Окунев увлёк друга в свою комнату и здесь возбуждённо зашагал из угла в угол, натыкаясь на мебель, ероша пальцами и без того вихрастые русые волосы. Затем остановился у окна, побарабанил ногтями по стеклу и решил:

— Ехать туда надо, посмотреть. И ехать немедленно. У тебя время есть?

— Идти сейчас в тайгу мне, по правде говоря, некстати, — отозвался Шубин, — но для такого дела время найду. Не так уж много его требуется. Неделя туда, неделя обратно.

— Чудесно! А теперь не расспросить ли нам этого эвенка более подробно? Где его найти?

— У меня остановился. Пойдём, он ещё, поди, не уснул.

Друзья вышли из дома, и тут Игорь предложил:

— Знаешь, что я думаю? Говорить об этом пока никому не следует. Ещё неизвестно, что мы там найдём, у Чёрного озера. И, если нефти не окажется, засмеют нас потом… Но главное не в этом. Дело-то получается государственной важности, вот в чём штука!

— Это верно, — согласился Пётр Матвеич. — В таком деле трепать языками не приходится.

Стоял полярный день. Часы показывали первый час ночи, но незакатное солнце большим красным шаром висело над горизонтом. На улицах было пустынно, и городок казался вымершим. Лениво колыхавшиеся у пристани безлюдные катера и наглухо закрытые ставни окон ещё более усиливали это впечатление.

Друзья прошли улицу, вымощенную бревенчатым настилом, и направились в узкий переулок, ведущий к дому Петра Матвеича. Они свернули за угол и, вздрогнув, остановились.

Перед ними лежал труп эвенка. Левая рука его была прижата туловищем, правая откинута в сторону. Из-под груди, обращённой к земле, по дорожной пыли расплылось большое бурое пятно. Потрёпанная пыжиковая шапка сиротливо валялась на дощатом тротуарчике.

Николай Момоль был убит выстрелом в спину.

ВСТРЕЧА В ТАЙГЕ

Таежная тропа, извиваясь и делая петли, вела то среди сплошных зарослей пихтача, то взбегала на сопки, то тянулась по кочковатым болотам. Тайга, внешне однообразная и скучная, открывала перед путниками всё новые и новые неповторимые картины. Там, где хвойный лес надвигался на тропу сплошной стеной и только вверху голубел крошечный клочок неба, видны были лишь ближайшие деревья и тенистые прогалины между ними. Порою шли вперёд много часов и не встречали ничего, кроме обомшелых стволов столетних деревьев, мохнатых ветвей и бесконечного, нагромождённого во много ярусов валежника. Зато с перевалов горизонт раздвигался на много километров. Путникам, стоящим на вершине сопки, казалось, что под ними шумит необъятное темно-зелёное море, что волны, накатываясь одна на другую, звенят и зовут за собою в бескрайнюю даль…

Это были места, хорошо знакомые Шубину и Окуневу. Сколько раз пробирались они здесь в летний зной и в зимнюю стужу, под проливным осенним дождём и во время весенней распутицы… Каждая падь и сопка были ими тут изучены, каждую извилину тропы они помнили безошибочно. Неведомые дебри раскинулись впереди, а пока можно было, сидя на оленях, вести неторопливые разговоры.

Там, где путь пролегал через болота, Игорь всякий раз вздыхал и начинал рассуждать:

— Ты посмотри на эту площадь, Матвеич. Ведь тут гектаров пятьсот будет. Чудеснейшие луга! Не хватает одного: водосточных канав…

— Не хватает людей, — поправлял Шубин. — Канавы сами не появятся.

— К чему я и речь веду! — подхватывал Игорь. — Осваивать надо тайгу, звать людей на эти нетронутые земли. Трудно будет только сначала, а потом… даже представить невозможно, какая тут жизнь забурлит!

— Места привольные, что и говорить, — соглашался Пётр Матвеич. — Взять хотя бы гари. Сколько лет прошло с тех пор, как сгорел там лес, а ведь так они стоят и по сей день. А земля-то, земля какая на гарях! Чернозём, перегной… Вот где пустить бы тракторы да посеять хлеб! Не гляди, что север, вымахала бы рожь не хуже, чем в тёплых краях.

И Шубин так красочно рисовал будущую жизнь в тайге, что Игорь шутливо говорил:

— За чем же дело стало, Матвеич? Давай подберём людей да и организуем колхоз на какой-нибудь таёжной гари!

— Сперва нефть разыщем, — серьёзно отвечал Шубин. — Это, я думаю, сейчас поважнее.

При упоминании о дели их путешествия Окунев становился задумчив. Нефть… Слово это каким-то образом связывалось в его мыслях с загадочным убийством Николая Момоля. Как установило следствие, убийца стрелял из-за угла из малокалиберного, но сильного пистолета. В спину эвенку была выпущена лишь одна пуля, но она прошла навылет сквозь сердце, и смерть наступила мгновенно. Убийство совершалось, по всей вероятности, не с целью грабежа: национальный эвенкийский костюм Момоля, сшитый из грубой ткани, был так истрёпан в беспрерывных кочёвках по тайге, что вряд ли им соблазнился бы самый невзыскательный преступник. Денег или денных вещей у эвенка не было, да убийца, по всем признакам, после выстрела даже не подходил к своей жертве. Значит, здесь крылось что-то другое. Но что? На этот вопрос Окунев не мог дать ответа.

Из многократно повторённого рассказа жены Петра Матвеича также нельзя было извлечь ничего полезного. Она пошла в спаленку укладывать в постели детей, Момоль тем временем остался на кухне допивать чай. Потом она слышала, как Николай, имевший привычку разговаривать сам с собой, сказал вслух: «Однако, покурить пойти». Вслед за тем скрипнула входная дверь, и некоторое время Момоль кашлял на крылечке. Тут она стала кормить грудью ребёнка и незаметно задремала на кровати… Разбудили её Пётр Матвеич и Игорь.

Следователь, вёдший дело об убийстве, был, как видно, новичок в своём деле. Именно поэтому он держался в высшей степени самоуверенно и старался показать, что уж ему-то ничего не стоит распутать нити преступления.

— Я разберусь! — повторял он не раз. — От меня преступник не скроется.

Слушая его слова, звучавшие как бахвальство, Пётр Матвеич еле приметно иронически усмехался. Когда же следователь слишком уж подозрительно начал допрашивать Шубина и Окунева, оскорблённые друзья пришли к выводу, что умом этот новоявленный Шерлок Холмс совсем не блещет…

В конце концов расследование не дало никаких результатов и было прекращено.

Несмотря на то, что со времени убийства Момоля прошло уже немало дней, Окунев всё ещё не был спокоен. Откуда-то из глубины души поднималась смутная тревога, державшая в напряжении нервы и заставляющая снова и снова думать об одном и том же.

— Знаешь, Матвеич, о чём я думаю, — сказал однажды Игорь. — Нам, пожалуй, всё-таки не надо было молчать о нефти. Чует моё сердце — связано это убийство каким-то образом с нефтью…

— Сердце!.. — фыркнул Пётр Матвеич. — Ненадёжный инструмент… Ты меньше приключенческих книг читай, проще на жизнь смотреть будешь. Ну при чём здесь нефть? Никак не вяжется. Момоль никому, кроме меня, и рассказать-то о ней не успел… Может, оно и правда следовало рассказать, да только не такому дураку. Ишь, к чему он гнул, а зачем я вышел из дому, когда ко мне гость приехал, а не видел ли я у Момоля денег, а нет ли у меня пистолета… Тьфу! Ещё следователем называется…

Шубин сердито плюнул и умолк. Крепко обидело его, честного человека, нелепое подозрение следователя!