И никто кроме нас - 2 - Дешкин Эмильевич

16 марта 1904 года, утро

г. Санкт-Петербург.

Карл Иванович Лёнстрём защелкнул крышку хронометра, и встал со стула. Вояж начинался с задержки на две минуты, что по его разумению не сулило ничего хорошего. Пальцы привычно пробежали по орлёным пуговицам флотской шинели, предварительно привычно поправив накрахмаленный воротник, подпиравший свежевыбритые щеки Карла Иваныча. Перекрестившись на образа и привычно подхватив кожаный портфель, адъютант Великого Князя Александра Михайловича проследовал на дальневосточный театр военных действий. Вестовой Филимон, более двадцати лет прослуживший вестовым у Лёнстрема, с тех времен, как вместе они с Карлом Ивановичем и Великим Князем плавали в Австралию, и после выхода в отставку оставшийся в вестовых - подал барину форменную фуражку. Фуражка была водружена на лысеющую голову капитана второго ранга и её посадка была проверена традиционным жестом моряков всего мира. Филимон подхватил два чемодана смотревших на мир начищенными замками. Выйдя на порог, Карл Иванович посмотрел на весенние питерские небеса, опустив глаза к низу оценил блеск резиновых галош и направился к служебной карете, присланной из департамента что бы отвезти его на Московский. Дворник Иван сдернув картуз с головы, распахнул перед ним дверцу, за что получил свои пять копеек, - Благополучного возвращения! С Победой! Ваше превосходительство! Благодарствуйте-с! Усевшись на крытое коленкором сиденье, Карл Иванович дождался, когда его чемоданы Филимон погрузит на багажную полку кареты и подойдет к окошку. Поклонившись друг другу, и проверив

наличие служебного портфеля у себя на коленях, Карл Иванович дернул шнурок звонка, и карета покатила по улицам северной столицы, еще не пришедших в себя после новостей о победах.

Карета повернула на Невский и сразу притормозила. Недовольный Карл Иванович приоткрыл саржевую занавеску. Его взору открылась утренняя суматошная жизнь центральной магистрали столицы. Не самый любимый им район, который он тщательно избегал. - Шлюхи с фармазонами! Беспутство торгующее безнравием. Господи, да куда городской голова смотрит! - Карл Иванович с раздражением задернул шторку, Но опять торопливо её приоткрыл, на встречу карете, от паперти Казанского неслись визгливые и резкие звуки беспорядочных и не разборчивых фраз. Явно не молебен о победе? Что бы это могло быть? Поравнявшись, он увидел забавную картину - на ступенях обоих крыльев собора, по обе стороны от входа бесновались две группы разночинного народа. К ним, с высоких ступеней, размахивая руками, обращались ораторы, по одну сторону это был священник с блестевшим на весеннем солнце крестом, с другой патлатый субъект, длинный шарф на шее и студенческая фуражка зажатая в кулаке говорили о его принадлежности к студенческому сословию. Митингующих разделяла цепочка полицейских, расположившихся в центральной аллее куцего сквера перед собором. Полицейские явно скучали, дымили папиросами и переговаривались, мало обращая внимание на шумных соседей. Те, увлеченные сумасбродностью собственных речей то же не особенно прислушивались к соседям - публичные сборища протекали мирно и заурядно, уже не привлекая фланирующую по проспекту публику новизной. Столица стала привыкать ко всякого видам проповедникам. В Департаменте говорили, что самым забавным был митинг суфражисток, где барышень с Бесстужевских курсов полицейские стаскивали с высоких ступеней и отрывали от столбов фонарей.

- Да-с, все при своем деле приспособились, одни дурака валяют, другим того дурака на ноги поднимать! Лоботрясы! - Подумал Карл Иванович, и полез за дежурным платком в карман шинели. Протирка очков ставила жирную точку в оценке им столичной действительности.

Около получаса прошелестев резиновым ходом по улицам карета, наконец, остановилась у царского подъезда Московского вокзала. К дверце тот час подлетел

посланный начальником караула жандарм и распахнул её. Карл Иванович по ступеньке спустился на мостовую, взглядом велев жандарму взять его чемоданы. Кивком, отпустив карету, он прошел в вокзал, в ту его часть, со времен Николая Павловича именовавшаяся Царской, со своим буфетом и покойными креслами для ожидающих поездов.

Вошедши в зал ожидания, он поинтересовался, не прибыли ли ещё Их Высокопревосходительства и уселся дожидаться в покойных креслах рядком стаявших вдоль стен. Официант, подпиравший буфет, оценив не высокое, для этого зала, звание отбывающего, решил с места не трогаться и продолжал в сотый раз перетирать хрусталь бокалов.

- Разрешит ли Ксения детям проводить отца, - подумал Карл Иванович - детская суматоха его тревожила и хотя дети Сандро любили этого старого, по их мнению, ворчуна - он старался держаться в стороне от детских компаний - эта публика угрожала его педантично устроенному миру флотского холостяка, пожизненно преданного подобно практикующим Эскулапам делу выявления хвороб и недугов Императорского флота.

Точно с боем часов, под восьмой их удар в зале появились Ксения и Сандро, сопровождаемые ливрейными лакеями тащившими чемоданы. Великая Княгиня была в шубе темного меха, в шляпе с густой вуалью, которую она отвернула

при входе в зал.

- Доброго утра, Ваше Высоко Превосходительства - с поклоном поприветствовал прибывших Карл Иванович - Михаил Александрович ещё не прибыли, задерживаются! Любезные, отнесите чемоданы Великого Князя в вагон, путейский Вам укажет, - распорядился он, и когда лакеи вышли, молча, вынул часы и посмотрел на циферблат, Михаил опаздывал уже на все четверть часа, изрядно.... Ксения, испытывавшая некоторую неловкость за пропавшего брата начала разговор о предстоящей долгой дороге и бесчинствах хунхузов на дороге вдоль Амура.

- Не извольте беспокоиться, ваше высочество, при нас казаки императорского лейб-конвоя, так что не извольте волноваться! Карл Иванович своим скрипучим размеренным голосом, с интонациями инспектора гимназии, внушал доверие всем, но не женским сердцам в минуты прощания. От его слов слезы из темных глаз Ксении покатились еще чаще и обильнее, их поток уже не способен был сдержать крошечный батистовый платок, которому на помощь вскоре явился солидный платок Сандро, пахнувший его английским табаком и кёльнской водой, от запаха которой начинало свербеть в носу.

Почувствовав табачный запах, Ксения, обратив взгляд на адъютанта мужа, в очередной раз попросила его не позволять Сандро часто курить, и напоминать заправлять в папиросные гильзы хлопковую вату.

- И на ночь заставляйте его одевать шерстяной халат в постель, все последние ночи он не давал спать своим бронхитом. Я в багаж положила

флакон анисового питья. Карл Иванович, любезный, На Вас одна надежда!

...Её слова прервали шумные реплики перебранки внезапно случившейся у входа. Через минуту в зале появились Великий Князь Михаил, в гусарской длиннополой шинели, из-за разреза болтавшейся вокруг его торса и худых ног, словно экзотический туалет баядерки из варьете, но никак не Цесаревича Российского престола, а бледные Балтийские глаза являли миру всю пустоту бурно проведенной ночи.

- Представьте, этот жандарм не пустил моих из полка проводить - с-скотина! Так я прямо из Собрания с проводов - всем полком поехали провожать - и не пустил! Мерзавец! Каналья с Гороховой! А Ксения - здравствуй дружочек! - Увидев сестру, он полез обнимать её. От рыжих колючих усов брата Ксения спряталась за плечом своего мужа, улыбавшегося глядя на это не трезвое сокровище семьи, двухметрового ребенка в гусарских рейтузах, капризного как балованное дитя и отходчивое тоже как дитя в одно мгновение.

- Мика, прекрати. Ты с Маман то простился? Она нам трижды за прошлую ночь телефонировала, волновалась за тебя, ты в Зимний к ней заехал? Оболтус, ехать с утра, а его нет нигде. Вещи то тебе собрали? В чем ты? - От гнева на безалаберного брата у Ксении мгновенно высохли слезы, в ней говорила старшая сестра не путевого младшенького, глупого, но такого рыжего, но родного!

- Милостивые Господа, где же Ваш багаж? C чем Вы отправляетесь?

- А мы налегке, без сундуков, пока доедем, Макаров япошек всех перетопит, а тут и мы, к банкету! Налегке! Эй, человек, отходную, посошок! Никак Сандро на бой отправляемся, там и похмелимся, и нам на долю хватит. Шампанского.... Всем! Кроме машиниста - ему не наливать! Батеньки нету, а то крышу мы с Сандро не удержим! Не та стать! Ладно Ксюша, не плачь, вернемся, все в крестах... - Михаил оборвался на полуслове. Ксения плакала, уткнувшись в колючую черноту флотской шинели супруга!

-Ты уж, Ксения, за меня у Маман попроси прощения. Нашумели мы с гусарами и полковым оркестром на Дворцовой, фрейлины чуть из окон не попрыгали! Ладно, хватит, поехали! - Михаил резко повернулся к двери на перрон, следом за ним выскочил из зала адъютант - есаул. Карл Иванович, прижав к боку желтый портфель, тихо вышел им вслед, оставив в зале супружескую пару. Сандро держал в объятиях рыдающую Ксению утиравшую поток слез салфеткой, поданной официантом....