Судьба под черным флагом - Елена Карпова

— Ты же хотела чуда?

— Сколько тебе заплатили?

В полумраке сводчатой темницы сухим эхом отдался старческий смех, похожий на кашель. Где-то неподалеку спала Мари{17}, но Анна почему-то была уверена, что подруга не услышала бы разговора, даже если бы бодрствовала.

— Ты заплатишь, голуба моя, ты.

— Ты можешь спасти Джека?

— Нет, — Тремелли покачала головой, — теперь и ваш Белый Хесус не поможет.

— К дьяволу Иисуса! — Анна нетерпеливо тряхнула спутанными локонами, — Что можешь сделать ты? Или твоя слава черной колдуньи — пустой звук?

— Я делаю так, что вы встретитесь. Не тут, не сейчас — далеко, где жизнь другая.

— Я согласна.

— Цена высока.

— Называй!

— Ты. Твоя жизнь. Эта жизнь, судьба. Ты отдашь ее мне, и жизнь ребенка, он никогда не родится. Твоя память. Не вспомнишь себя, и Джек тебя не вспомнит.

— Но тогда, — Анна растерялась, — тогда зачем это все? Если я все равно не узнаю его, встретив?

— Узнаешь, — пообещала колдунья, — когда огонь настоящий, тогда кроме него нет никого. Разум спит, но сердце чутко…

Анна прижала ладони к животу. Срок еще слишком мал… ей легко будет расстаться с ребенком, которого она еще даже не ощущает. Почти так же легко, как расстаться с жизнью…

— Я согласна, — прошептала она, обмирая от ужаса и надежды.

— Еще, — старуха кашлянула, — ты откажешься от него. От этого Джека, тогда примешь другого. Когда Рэкхем умрет, проклиная тебя, ты пойдешь за ним и родишься вновь — там, где тебя не ждут. Там опять умрешь, Анна, у меня нет власти над сроком… но проживешь свою жизнь еще раз.

Анна вновь схватилась за прутья решетки. Внезапно воздух сгустился, и дышать им стало неимоверно тяжело. Все отдать… всю себя, до конца. Став четырьмя буквами на левом предплечьи.

— Я. Согласна.

Тремелли протянула сквозь решетку ножницы, хищно блеснувшие металлом.

— Волосы.

Анна щелкнула лезвиями, отсекая длинную рыжую прядь, протянула волосы старухе.

— Больше.

Несколько минут в полумраке темницы слышно было лишь щелканье стальных лезвий — звук в данном месте в данное время столь же неуместный, как мелодия «зеленых рукавов» на борту тонущего галеона{18}. А когда замолкли ножницы — не было у Анны больше роскошных кудрей, за которые прозвали ее «рыжей дьяволицей».

— Кровь, — безжалостно скомандовала колдунья, принимая от Анны пушистый комок.

Анна оглянулась, подняла с пола пустую скорлупу кокосового ореха, служившую ей кружкой, раскрыла ножницы, вонзила острое лезвие себе в запястье и подставила скорлупу под тонкую темно-вишневую струйку. Почти сразу же накатила слабость и дурнота… их почти не кормили здесь, да и то, что давали, едой можно было назвать лишь с голодухи. Зачем переводить хорошие продукты на тех, кого завтра все равно повесят?

За прорастающим темными пятнами сквозь реальность забытьем она еще успела услышать тающий голос Тремелли:

— И вещь… твоя и его.

6.

Патефон мурлыкал голосом Джимми Роджерса{19}.

— Мерзкая собачонка, — Бланш крутилась перед зеркалом, примеряя новое платье, — ну что, что тебе надо? Опять гулять?

Белоснежная болонка сидела на коврике возле входной двери и поскуливала. Потом гавкнула.

И тут в дверь постучали.

В комнате мгновенно стало тихо, замолк даже виниловый Джимми, лишь вздыхал патефон — натужно и с присвистами.

— Откройте, полиция!

Бонни и Бланш кинулись в угол комнаты, присев и вжавшись в стенку.

— Гадкий щенок! — прошипела Бланш, — Не мог раньше предупредить.

И тут началось. Трудно сказать, кто был первым, хотя вряд ли полиция. Двери в проеме больше не было, в маленьком закрытом пространстве квартиры грохотали выстрелы, на голову сыпалась штукатурка, визжали рикошеты… Дзенькнул патефон, пробитый шальной пулей. Бонни жалела только об одном: что ее револьвер{20} лежит на столе в соседней комнате. А если они побили пластинку, то она за себя не ручалась!

Все кончилось так же резко, как и началось. Двое в полицейской форме мешками лежали на лестничной площадке, в ушах затихал звон, а Дабл-ю-ди, упавший на одно колено, прижимал ладонь к левому боку, и из-под ладони уже расползалась красная клякса.

— Быстро, — сказал Бак, поднимая Дабл-ю-ди и закидывая его руку себе на плечо, — уходим, забирайте оружие и необходимые вещи. Мы в машину.

Опережая их, в разбитую дверь стрелой метнулась одуревшая от грохота перемазанная в пыли и кирпичной крошке собачонка.

— Ах ты! — воскликнула Бланш, — ну погоди у меня, мерзкая тварь!

И, цапнув со стола поводок, выскочила вслед за болонкой.{21}

7.

Анна проснулась от грохота запоров, топота ног и брани. Через окошко лился утренний свет, а в коридоре стало тесно от красных мундиров.

— Анна, — перекрыл шум знакомый голос, — Ан-на!

Она рванулась к решетке, и замерла в двух шагах от нее, вспомнив о ночной гостье и заключенном с ней соглашении. Рука потянулась к груди, где висел медальон, подаренный Джеком. Вещичка была не из добычи — Джек честно купил ее у ювелира на Провиденс, еще тогда, до суда, до «Нептуна»… в той, прошлой жизни. Рука схватила пустоту: медальон исчез. Анна вдруг успокоилась, поняв, что пути к отступлению нет.

Джек был страшен. Глаза, налитые кровью, с набрякшими веками и темными кругами, многодневная щетина вместо обычной гладкой выбритости, глубокие складки вокруг рта, спутанные колтуны в волосах. Цветные щегольские ситцевые штаны и рубаха засалены и обтрепаны до неузнаваемости. За одну ночь Рэкхем словно постарел на десять лет, похудел и осунулся. Руки, вцепившиеся в решетку камеры, дрожали.

— Анна, — голос сорвался кашлем, — меня уводят. Эти чертовы отродья уводят меня, чтобы повесить, как собаку! Любимая, ты слышишь!

Анна смотрела себе под ноги. И, не смея поднять глаз на Джека, медленно сказала:

— Джек, если бы Вы дрались, как мужчина, Вам бы не пришлось умирать, как собаке.{22}

Коснуться рук. Еще раз, один последний раз, целовать пальцы, провести ладонью по впалой щеке, такого близкого, такого родного человека, которого видишь, может быть, в последний раз…

Анна отвернулась и ушла в свой угол, усевшись на охапку тростника, служившего ей постелью. Она не обернулась даже тогда, когда к бряцанию амуниции, разговорам и похабным шуткам добавился еще один звук: тряслась толстенная решетка, прутья которой Ситцевый Джек сжал до побелевших костяшек… Рэкхем молчал, лишь с потолка сыпалась каменная крошка да бренчали частой дробью железяки о края пазов.

Через несколько мгновений «омары»{23} опомнились, навалились кучей, отлепили пальцы от решетки, наддали поддых, рывком подняли на ноги, увели прочь…

Когда последний солдат исчез за дверью, Анна легла на спину, закрыла глаза. Наверное, стоило молиться, но женщина давно уже не верила ни в Бога, ни в рай с адом, ни в морского дьявола.

Поэтому ей просто показалось, что она уснула. И во сне разлетелась миллионами дождевых брызг, вставших радугой от края до края мира.{24}

8.

«Форд»{25} подпрыгивал на неровной дороге. Бонни задремала, и ей даже успел присниться какой-то сон, в котором она бесплотной тенью летела над морем, а внизу на волнах качался корабль, с высоты казавшийся маленьким и будто игрушечным. Кто-то стоял на корме и махал Бонни шляпой с полощущейся на ветру длинной лентой…

Машина затормозила, и женщина проснулась.

— Машина Метвина-старшего, — сказал Клайд, подруливая к обочине, — сейчас выясним, где его сучонок шляется.

В открытое окно дунул порыв пахнущего водорослями морского ветра, хотя от океана их отделяло не меньше трехсот миль.

— Хей, отец, мы твоего Генри потеряли, — крикнул Клайд, высунув голову из окна машины, — он к тебе не заезжал?

Вместо того чтобы ответить, старик вдруг стал пятиться за свой грузовик, а вместо него на дороге появились два незнакомых человека в форме полиции Луизианы.

Не страшны мне Бог и черт, кровь моя в часах течет.Ставьте парус!

— Засада! — воскликнул Клайд, хватая обрез, лежавший под сидением, и пинком распахивая дверь машины.{26}

Анна поправила непослушную рыжую прядь, выбившуюся из-под берета{27}, взвела курок револьвера, вдохнула атлантический ветер, сдувающий прочь тяжелый запах луизианских болот, слизнула с губ горькую океанскую соль и улыбнулась.

Они ни о чем не жалела. Ведь отдать всю непрожитую жизнь за то, чтобы еще четыре года быть рядом с любимым — это не так уж и дорого.

Комментарии

1

Где содержались до суда Анна Бонни и Калико Джек, конечно, точно не известно, но суд проходил в Испанском городе, Спаниш-Тауне.