Из глубины души моей - Валерий Рогожин

А потом детство изменилось. Наши части срочно выводили с территории СРР. Отцу приказали уезжать и мы с гордостью помогали взрослым грузить наш нехитрый скарб, фанерные чемоданы и такие же фанерные шкафы и гардеробы в товарные вагоны. Транспорта не хватало и в пассажирских вагонах ехали семьи старшего офицерского состава, а семьи всяких там лейтенантов и капитанов должны были ехать в товарных теплушках, в вагонах, в которых обычно перевозили лошадей и коров…

Дальнейшая служба отца продолжается в городах Сумской области на Украине, где проходило третье кольцо противовоздушной обороны. Первый класс в одном городе, второй (начало второго класса) в другом городе, а конец уже в третьем. Поэтому, когда говорят «первая учительница моя» я вспоминаю сразу третью. Что поделать. Не моя в том вина и не вина учителей. Так сложилась жизнь.

Очередное отступление. В последних классах общественные дисциплины (новейшую историю, обществоведение, историю партии или что-то типа этого) у нас вела Ида Григорьевна Давыдовская. Душевный человек, опытный и знающий педагог, великолепный историк и необыкновенный рассказчик. Она вспоминала, как «милитаризировали» жизнь города в начале шестидесятых. Все были за советскую власть, все были строителями коммунизма, все были преданными строителями социалистического общества и все абсолютно слушали вражьи голоса. Вечером ловили Немецкую волну или Голос Америки, а утром делились новостями с соседями и друзьями. Причем, в отличие от сегодняшних рассказов, происков КГБ, почему-то никто не боялся и по укромным уголкам никто не таился.

И вот в один прекрасный день, точнее вечер, население города узнает, что в их городе теперь располагается ракетный полк и там же будут базироваться новые советские ракетные установки. Военных в городе не было, нигде в окрестностях никто никаких установок не замечал. Народ посудачил и решил, что очередная вражеская утка и сплошная антисоветская пропаганда.

А потом через неделю-вторую в городе появляется группа офицеров, а затем еще одна. Потом гостиница, вечно пустовавшая, оказалась переполненной. Потом на окраине города началось строительство и в рекордно короткое время возникла воинская часть с многоэтажными казармами. Причем в центре города многоэтажных домов не было. А вот в воинской части многоэтажные казармы уже были. Потом возник офицерский городок. Потом за чертой города, но буквально вплотную к нему, построили еще один. И все. Пророчества забугорных прорицателей полностью исполнились.

Отдельным отступлением хочется сказать об учителях. Господи! Как мне повезло, что у меня были такие учителя, такие преподаватели, настоящие педагоги. Можно представить себе шестидесятые годы, провинция, практически российское захолустье, обычная средняя школа и такие учителя! Они и сами не знали, как они учат, они просто делали свое дело

Широкова Дася Самуиловна. Русский язык и литература. Обычный преподаватель, знающий, грамотный, с опытом работы и ничем не выделяющийся среди многомиллионной армии учителей в нашей стране. А вот надо же сумела найти подход, как-то незаметно научить, показать всю красоту поэзии, все очарование игры слов, магию переплетенных строчек. Как ей это удалось, я не знаю. Но до девятого класса я обходил сборники стихов девятой дорогой. Да и остальные ребята из нашего класса. А потом вдруг как прорвало. Мы стали читать стихи! Это необыкновенно.

Вероятно, кого-то удивит большое количество еврейских имен. Но ничего удивительного нет. Это те места, те местечки, которые описывал Анатолий Рыбаков в «Тяжелом песке». Это и есть черта оседлости, делившая Россию.

А математик Николай Филиппович Гудзенко. Казалось бы тоже самый обыкновенный учитель. Причем одно время пристрастился к горячительным напиткам настолько, что руководство школы было вынуждено убрать его из учителей. Районный центр, маленький захолустный украинский городок, хоть и с богатым историческим прошлым. Но история, даже ее великолепное знание не помогут в поиске работы и Николай Филиппович вынужден был устроиться в хозрасчетные столярные мастерские, работавшие здесь же при школе.

Несколько лет он добросовестно изготавливал тумбочки и табуретки, пока наконец, школьная дирекция не обратила внимание на его трезвое поведение. То ли этот фактор, то ли нехватка хороших учителей, особенно по математике, сыграли свою роль, а может быть имели место обе причины, но Гудзенко взяли опять в преподаватели.

Он заходил обычно в класс и громоподобный голос разрывал тишину: «Ну, что, пионеры и школьники, опять вчера весь вечер иксы-игреки на заборах писали?» Класс замирал. Тишина стояла неимоверная. Знали, сейчас трех человек он посадит на передние парты и у них будет письменный десятиминутный микро экзамен по билетам, изготовленным накануне вечером преподавателем дома. А остальные подробно будут освещать как выполнялось домашнее задание. Причем Николая Филипповича не интересовало, сошелся ли результат решения с ответом в учебнике, его не интересовали зачеркивания в тетради и почерк ученика, он обращал внимание только на знания. И, конечно, результаты всегда давали себя знать.

Среди его учеников на порядок выше было количество поступивших в вузы страны. Могу, хвастаюсь, про себя сказать, что когда я поступал на мехмат МГУ, был такой казус в моей биографии, сдавая устную математику, я отвечал на экзамене четыре с половиной часа. Четыре с половиной часа я решал задачи и вышел с заслуженной пятеркой.

Уже в восьмидесятые годы, сдавая письменную математику в свой приборостроительный, я решил свой вариант, вариант соседа спереди, вариант двум барышням справа и какую-то задачу соседу сзади. После чего пошел отдавать свою работу экзаменаторам. Зам. декана, сидевший в приемной комиссии, решил, что я ретируюсь:

– А вы не спешите, вы еще подумайте, времени только два часа прошло.

– Ну, так и что? Что мне здесь высиживать? – удивился я.

Зам заглянул в мою работу и тоже удивился: – Как? Вы уже все сделали? – Ну, да! И вот сдаю вам работу

– Так помогли бы кому-нибудь… – пробормотал он. Но ведь не будешь рассказывать кому и что ты уже решил. И я молча вышел.

Такие у нас были учителя

Я окончил школу в 1969 году в городе Глухове (Сумская область). Старинный город, ровесник Москвы. Здесь и прошло мое детство. Выпадал первый снег и со всех сторон района в город везли снопы конопли. Не подумайте о наркотиках. Повторю еще раз, мы тогда и не слышали таких слов. И как здорово было прицепиться сзади к этим доверху заполненным саням и ехать, пока кучер не заметит непрошенного пассажира и не огреет его кнутом.

В этом городе закончил я школу, отсюда ушел учиться в институт, сюда вернулся после недолгой учебы и отсюда ушел служить в армию.

Служил в рядах Советской Армии в Монгольской Народной республике. Пустыня Гоби. Кто там бывал, знает, что это такое, кто не был… Лучше туда поехать на кратковременную экскурсию.

После армии работал на стройках Москвы, в городе Винница на заводе Средств Автоматики радиомонтажником, в Иркутске, Воронеже, Орле и многих других городах России, Белоруссии и Украины. 22 года проработал на заводе имени 40-летия Октября в Балашихе наладчиком станков с ЧПУ.

Если меня спрашивают, чем я сейчас занимаюсь, я отвечаю: – Учусь. Учусь не быть дураком

Не всегда эта учеба бывает плодотворной. Но тем не менее – это правда. Я учился всю жизнь. Когда-то начинал в Московском институте Стали и Сплавов. Бросил. После армии поступил на филологический факультет МГУ. Проучился около трех лет, дальнейшая учеба не сложилась. Работая в 4 ММУ треста Промвентиляция поступил учиться в Заочный Строительный институт. Но и здесь продержался недолго. Только в 1989 году ровно через 20 лет после окончания средней школы получил диплом (правда красный, чем постоянно хвастаюсь) об окончании Московского Приборостроитель-ного института.

Где обучался литературе? Когда занимался в Стали и Сплавов, посещал только что созданную здесь литературную студию, руководить которой пригласили известного критика и литературоведа, поныне еще здравствующего Феликса Феодосьевича Кузнецова. Я с гордостью продемонстрировал ему свои нетленные произведения:

Бывает гранитные статуиПадают, чуть звеня,И жизни бывают мятые,Как старая простыня…

Ф. Ф. прочитал и долго обдумывал прочитанное. Наверное, часа два. Занятия у нас длились часа три-четыре. Потом он сказал мне: