Князь Никто (СИ) - Фишер Саша

— А у кого-нибудь из семерых же была маленькая дочка, которая потом станет самой доброй Императрицей? — спросила девочка, когда я замолчал.

— Конечно, маленькая княжна, — я снова улыбнулся в бороду.

— Тогда это буду я! — заявила девочка. — Мой папа сказал, что через неделю моя помолвка с наследником Императора! И мне уже сшили небесно голубое платье в серебряных звездах!

— Наверняка это самое красивое платье, которое когда-либо видел этот мир! — проговорил я, изо всех сил скрывая свое нетерпение. Но маленькая княжна не торопилась. Она принялась болтать о том, как она подложила бонне в туфлю маленький камешек, и той приходилось скрывать хромоту, чтобы светлейший князь не сделал ей замечание.

Я кивал, улыбался, качал головой, а сам неотрывно смотрел на детский кулачок, в котором была зажата моя надежда.

Нежный перезвон часов возвестил о скором ужине.

— Ой, мне пора бежать! — княжна вскочила с пуфика и шагнула к решетке. — Я люблю твою сказку, деда Никто. Вот твоя оплата!

Ее маленькие пальцы разжались, и на мою иссохшую и покрытую пятнами ладонь выкатился полупрозрачный серый камень. — Я взяла его в мастерской придворного ювелира. Вот видишь, как я люблю твою сказку! Ты сказал, что подойдет любой серый камень, но это же нечестно — подобрать простую гальку на дороге?

Я едва сумел сдержать крик радости. Это была невероятная удача, один шанс на миллион! На моей ладони, еще влажный от потной детской ладошки, лежал дымчатый турмалин.

— Ты очень щедра, маленькая княжна! — срывающимся от волнения голосом проговорил я. Но девочка, кажется, не заметила, как я изменился в лице, и как задрожали мои руки. Она развернулась на пятках своих атласных туфелек и вприпрыжку поскакала к высокой двери из черного дерева, инкрустированного серебряном и каплями медового янтаря.

Я всмотрелся в свое сокровище. Да, это точно он, никакой ошибки быть не может. Видимо, сама судьба желает, чтобы задуманное удалось. Иначе как еще объяснить, что среди тысяч и тысяч серых камней маленькая княжна выбрала именно серый дымчатый турмалин. Не особенно дорогой, но очень редкий камень. И единственный, который мне подходит из серых камней.

Я почувствовал на щеке прохладное касание сквозняка и торопливо сунул свое сокровище в карман. Молчаливый слуга подкатил свою тележку к решетке и стал выставлять на стол мой нехитрый ужин.

Потом он отойдет в сторону, сядет на табурет и будет молча смотреть, как я ем. Потом заберет посуду, составит на поднос и укатит свою тележку обратно. И если я откажусь от ужина или буду вести себя как-то странно, то об этом обязательно узнает Голицын.

Я неторопливо ковырялся ложкой в тарелке. Мне стоило нечеловеческих усилий, чтобы не заглотить чертов ужин как галка, чтобы слуга убрался уже и перестал пялить на меня свои бесцветные чухонские глаза. Медленно, как всегда. С чуть брезгливым и скучающим выражением лица, как полагается на официальном приеме с участием простолюдином. Я допил морс и поставил стакан на стол. Поднялся. Звякнула хрустальная цепь на моих руках.

Выдох-вдох. Я прикрыл глаза и начал считать.

Я слушал, как слуга забрал со стола посуду. Потом едва слышно скрипнула сервировочная тележка, покатившись в сторону двери. Негромкий стук дерева о дерево.

Один. Я сунул руку в карман и коснулся пальцами своих сокровищ. Мне не терпелось прямо сейчас броситься чертить Лунное Колесо… Но после ужина ко мне еще могли зайти. Или мажордом князя, имевший право пользоваться этой гостиной для своих нужд, если она не была занята кем-то из Голицыных. Или княжна Алиса, которой иногда вдруг хотелось почитать в одиночестве. Или…

Я умею ждать. Только как же это трудно, когда твой путь на свободу лежит у тебя в кармане, а за круглым столом Янтарной гостиной именно сегодня решили собраться за бриджем сам Светлейший князь и трое его ближайших приятелей.

Часы уже давно прозвенели полночь, а молодые аристократы, отягощенные титулами и орденами, все еще метали карты на полированное дерево стола.

Я забился в самый темный угол своего алькова, чтобы Голицын не заметил радости предвкушения на моем лице. Но вряд ли он вглядывался. Бросил дежурный равнодушный взгляд и отвернулся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Скоро, юный Аристарх Иоаннович. Нет-нет, ты не будешь жалеть о своей заносчивости и умолять меня о пощаде. Тебя просто не станет. Как не станет и твоих детей. Да, маленькой княжны тоже, как ни жаль. Хотя может быть, она вернется уже моей внучкой. И будет с такой же жадностью слушать сказку о семерых братьях с настоящим финалом. Счастливым.

Я сидел неподвижно, слушая, как похохатывая, молодые аристократы собирают со стола карты. Как, звеня шпорами, неторопливо идут к выходу. Как обсуждают планы на завтрашнюю охоту и последующий Императорский Пикник. В этот момент уголки моих губ дрогнули. Скоро Ничто обратит в ничто ваши планы, господа. Совсем недолго осталось.

Хлопнула, закрываясь, дверь. Шаги и смех удалились. Наступила ватная тишина.

Я сидел неподвижно. Я столько лет ждал этого момента, что сейчас меня на мгновение обуял страх. Но лишь на миг его ледяные пальцы коснулись моего сердца и сразу же отпустили.

Пора.

Я взял в дрожащие пальцы кусочек мела. Совсем крохотный, мне хватит только на одну попытку. Я опустился на хрустнувшие и сразу занывшие колени и принялся тщательно выводить на темно паркете сложный узор Лунного Колеса. На последнем изгибе мел закончился, оставив лишь белую пыль на пальцах.

Гранат на символ погребального костра. Чешуйка на символ гнилого болота. Стебель асфоделя на символ надгробия. Дымчатая слеза турмалина — на символ безутешной вдовы. Огарок свечи — в центр, на перекрестье всех линий.

Я тяжело поднялся. Прикрыл глаза, сделал несколько вдохов и выдохов, чтобы хоть немного замедлить ритм колотящегося испуганной птицей сердца. Теперь слова. Их всего три.

Я размеренно произнес формулу, вызывающую к жизни Трижды Забытых богов. Настолько древних, что даже имен у них не было. Только прозвища.

Печальник. Полуденница. Повелитель Червей.

Император отнял у меня мою силу. Наложил оковы на мои слова. Закрыл путь ко всем источникам. И только об одном он забыл. Впрочем, нельзя его за это судить. О них все забыли. Недобрые древние покровители страны, на месте которой возвела свои города и деревни Российская Империя. Изворотливые, окаянные, несущие слезы, смерть и разрушение. Могущественные и дикие силы, которые предпочли предать забвению, чтобы даже случайно, по незнанию или недомыслию не навлечь на себя их гнев или благость, которые мало подчас, мало чем друг от друга отличались…

Опаленный фитиль свечи задымился, а потом на нем вспыхнул язычок пламени. Но не теплого оранжевого цвета, как в камине зимней ночью. И не синего, как в газовом рожке. А мертвенно-серого, как болотные огни. Кто-то из трех явился на мой зов.

— В твоих жилах течет золото, мешающее тебе умереть, — раздался над моим ухом молодой насмешливый голос. — Ты за этим позвал меня, поддельный бессмертный?

— И тебе привет, Повелитель Червей, — сказал я, гордо выпрямляя спину.

— Тогда что тебе от меня нужно? — спросило божество, показываясь передо мной в полный рост. В пустых глазницах серебряного черепа — тысячи копошащихся червей. Ниспадающий истлевший саван вместо одежды.

— Я хочу троекратного возмездия, Повелитель Червей, — сказал я. — Я желаю, чтобы ты перенес мой дух на сто лет назад. Чтобы я смог уничтожить своих врагов еще до того, как они увидят этот свет. Я хочу стереть их, как они стерли меня. Предать забвению. Навсегда.

— Ты коварный прохвост, старик, — Повелитель Червей расхохотался. — Но мне нравится ход твоих злокозненных мыслишек. Но я не всемогущ. Чтобы перенести твой дух, мне потребуется тело, в жилах которого течет твоя кровь. Молодое, сильное, но бесплодное. Ты знаешь подобного человека в своем роду?

— Знаю, — я кивнул. — Иероним, старший брат моего отца. Бесполезный, бездарный и бесплодный. Его семя не породило даже выкидышей. Он до конца своих дней отравлял нам жизнь, прожигая в праздности свои дни. Подойдет такой человек?