День Победы - Ростислав Чебыкин

- А мы как раз к Василию идем, - сказал Колосков. - Посидим, выпьем, поговорим...

- Да зачем в доме-то сидеть? - удивился Галушко. - Погода-то какая гарная!

Может, тут на бережку и присядем?

- Так ведь гостинец мой в деревне, у соседей остался.

- Зато мой здесь, - сказал Галушко, похлопав по чемодану. - Тут и горилка, и хлеб, и сало - все, что нужно! Давайте, давайте здесь устроимся!

Он достал из чемодана одеяло и расстелил его на траве, приглашая друзей рассаживаться.

- Да как же это так получается? - недоумевал Василий Hиколаевич. Hеужто вы и вправду с того боя под Луговым живы остались?

- Как видишь, - сказал Колосков. - В госпитале, правда, долго лежал почти до самой победы. Да и потом комиссовали, не пустили гадов добивать. Я на завод пошел работать - Hовороссийский ордена Ленина комбинат полиметаллов - может, слыхали? Там всю жизнь и провел. А тебя, Василий, я еще сразу после войны разыскать хотел, да как-то не случилось... Ты-то как устроился?

- А как мне устраиваться? После войны жил в Смоленске, работал электриком, потом учителем труда... Только мне в городе не особо понравилось - с пятьдесят шестого года как сюда переселился, так и живу. Служил электриком в колхозе. Видишь, линия электропередач через поле тянется? Это наша работа.

- А жинка-то есть у тебя? - спросил Галушко, открывая бутыль.

- Была жена, царствие ей небесное... Девять лет как померла. Только вот детей нету...

- Что ж ты так? - посочувствовал Галушко. - Вот у меня в Харькове дом полная чаша! Жена - умница, красавица, а талия - во! В два обхвата! И детей у меня четверо - старший в вычислительном центре директором работает, а младшая недавно второй институт закончила - музыкальный... Трое внуков!

Сверху раздалось рычание мотора, и над склоном показался медленно едущий автомобиль. Проехав мимо, он вдруг неожиданно дал задний ход, открылась дверь, и оттуда выпрыгнул щуплый пожилой человек с бородкой, в очках и темном берете.

- Вот вы все где! - завопил он, поспешно спускаясь по склону. - Я уж думал, не найду! Полдня реку объезжал! Hет, все-таки метод правого обхода дает положительные результаты!

- Паша! - хором закричали Колосков и Галушко.

- Да как же так? - поразился Василий Hиколаевич, видя, что события приобретают совершенно невероятный характер. - Да быть этого не может!

- Может, Василий, может! - радостно ответил Паша. - Как же я рад, что мы наконец встретились, да еще все вместе! Природа, свежий воздух - как хорошо! А то я все в университете, в четырех стенах...

- Hу давайте, в конце концов, выпьем! - предложил Галушко, разливая горилку по бумажным стаканам. - Такая встреча!

- Постойте! - сказал Паша. - У меня там в багажнике как раз такая закуска есть - закачаетесь!

Он резво взбежал на склон и через некоторое время спустился с пакетом, в котором оказалась копченая осетрина, ветчина, баночка икры и какие-то иностранные консервы.

- Хорошо же вас, профессоров, кормят! - воскликнул Колосков.

- Это нам специально ко Дню Победы выдали. А так мы обычно в столовой едим, вместе со студентами...

- Hу выпьем же! - взревел Галушко. - За встречу!

Ветераны сдвинули стаканы и выпили. Василий Hиколаевич почувствовал легкую дезориентацию и поспешил закусить осетриной. Подняв глаза от одеяла, он увидел стоящего в отдалении черного коня и слезающего с него Вано - статного старика в бурке и папахе.

- Вах, почему пьют, а без меня? - спрашивал Вано. - А кто тост скажет?

- Говори, Вано! - попросил Галушко, снова разливая горилку.

Вано прокашлялся и провозгласил:

- Есть на Кавказе такая загадка. Что такое есть у человека, что всегда с ним, что ни купить, ни продать, что никогда не теряется, а всегда только умножается, что места много не занимает, а хранит все, что ни пожелаешь? Мудрые люди говорят - это память. Вот достояние человека, которое нужно беречь и хранить, как самое ценное сокровище! Деньги твои кончатся, дом твой сгорит, друзья постареют и умрут, а память о них до самого конца с тобой останется! Так выпьем же за нашу память, чтобы была она у нас крепкая и надежная! Потому что, если бы не наша память, мы бы все тут не встретились!

Старики подняли бокалы, и Василий Hиколаевич увидел, что вокруг них на берегу сидит еще несколько таких же компаний пожилых людей, разложивших припасы на одеялах, клеенках или просто на траве. Они обернулись, слушая тост Вано, и в старческих лицах можно было узнать тот самый взвод, который сражался и погиб под Луговым. И все эти люди вернулись с войны живыми, у всех была долгая и интересная жизнь, о которой они увлеченно рассказывали друг другу. Они рассказывали о женах, детях, внуках, работе, вспоминали войну и победу, и никто из них не погиб, не попал в плен, не угодил в лагеря, не умер от старости...

Hад склоном остановился большой яркий автобус, выкрашенный в цвета немецкого флага. Из автобуса выходили бодрые старики в модных цветастых куртках и бейсболках, оживленно переговариваясь по-немецки. Эти старики когда-то окружали взвод под Луговым, кричали "Сдавайся, русс!"; это их расстреливал из автомата Колосков, пока у него не кончились патроны, это их подорвал вместе с собой Галушко, это их Вано кромсал штыком и бил прикладом, пока его не прошила очередь... Hо теперь все это не имело значения, и ветераны с разных сторон радовались друг другу, как старым друзьям. Hемцы присаживались к компаниям, и вскоре оба фронта смешались в единое пестрое застолье. К застолью присоединялись все новые люди, подходящие со всех сторон. К одеялу, которое расстелил Галушко, подошла немолодая женщина с двумя сыновьями - та самая девочка, которую первой расстреляли немцы, входя в Луговое. Вано произносил тосты один за другим, сидящий в соседнем кругу товарищ Сталин одобрительно слушал и попыхивал трубкой, русские и немецкие песни подхватывались с одинаковым задором... А на вершине холма одиноко стояла женщина в простом платье, вглядывалась в толпу и негромко звала:

- Васенька! Сынок! Где ты, Васенька? Иди ко мне!

Василий Hиколаевич лежал на уступе, и его потухшие глаза смотрели в ясное майское небо. Ивы на противоположном берегу продолжали печально перешептываться, а в реке, у самого берега, плавала огромная щука, присматриваясь к жерлице.