Во все тяжкие… - Анатолий Тоболяк

— Пусть не издают, их дело. А я писал и буду писать. Пока бьется сердце. До последнего вздоха.

Мой старинный дружок хохотнул.

— Типичный клинический случай, — резюмировал он. — Тебя нужно посадить на шестнадцатый автобус и довезти до конечной остановки. Знаешь, что там находится?

— Как не знать!

— Ну вот. В той психушке тебе самое место. Между прочим, главврач мой хороший знакомый. Могу устроить по блату.

— Спасибо, Константин Павлович, — отвечал я, — за заботу. Я подумаю.

— Ты лучше сожги побыстрей свою писанину и приезжай ко мне.

— Это еще зачем?

— Исповедаться хочу. Мне моральная поддержка нужна.

— Опять с Раисой поцапался?

— Не то слово «поцапался». Она, кстати, в Москву отбыла, так что тебе ничего не грозит. Когда ждать?

— У-у!! — застонал я (Сочинитель). Отрываться от письменного стола, от белого листа бумаги бывает иной раз чрезвычайно трудно. — Ладно, приеду, — сломался я.

— Когда?

— Через пару страниц плюс двадцать минут на дорогу.

— Ладно, жду, писака, — напоследок опять оскорбил меня К. П. Автономов.

Признаться, я неохотно ехал к своему старинному школьному другу. Опять предстоял, по-видимому, разговор о Раисе Юрьевне. Автономов стал злоупотреблять Раисой Юрьевной. Говоря о ней, он зримо мрачнел, и тогда его удивительно голубые глаза темнели и резче проступали многодумные морщины на лбу. Он перестал скрывать свои семейные неурядицы, и мне это не нравилось.

Об Автономовой Р. Ю. известно, что родилась она в маленьком поселке Арги-Паги на северо-востоке нашего острова Карафуто и была дочерью потомственного русского охотника Ю. А. Автогенова и гилячки Тымани, кормача зверофермы. Когда двадцатипятилетний рыбовод с ней познакомился, она уже успела окончить десятилетку в соседнем селе Вал, там же бухгалтерские курсы и бойко щелкала на счетах в арги-пагинской жилищно-коммунальной конторе. Кто кого соблазнил — юная Раечка Костю или он ее, — неведомо мне, но надо полагать, что страшная скука таежного житья-бытья, глухая тоска, в которую погрузился общительный Автономов, подвигла его на близость со смазливой молоденькой аборигенкой.

В одно из застолий Константин Павлович как-то обмолвился, что женитьба его на Раечке произошла (состоялась) под дулом двустволки Ю. А. Автогенова, мужика сурового. Девочка, названная Зиной, родилась уже через четыре месяца после свадьбы. Я ВСЕ ПРАВИЛЬНО ИЗЛОЖИЛ, КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ?

Присовокуплю, однако, что молодая супруга Раиса Юрьевна оказалась чрезвычайно деятельной и энергичной особой. Она, понимаете, заочно окончила Хабаровский экономический институт, а затем, оказавшись в островной столице, стала исправно пересаживаться из кресла в кресло, пока в начале девяностых не заняла должность главного бухгалтера Рыбпрома. Ныне же Раиса Юрьевна — заместитель управляющего крупного Агробанка, ПРАВИЛЬНО ГОВОРЮ, КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ? — Все верно, писака.

В дальнейшем, по мере надобности, мы познакомимся с дочерью К. П. Автономова, Зинаидой, переводчицей агентства «Интур», и новым ее мужем, Аполлоном Доровских, зятем, следовательно, Константина Павловича. НЕ ВОЗРАЖАЕШЬ, КОСТЯ? — Валяй.

Хозяин открыл мне дверь по первому звонку. Худой, до синевы выбритый, в свежей кремовой рубашке и кухонном переднике, он был слегка неузнаваем. Несколько секунд я разглядывал его с порога.

— Так, — сказал я. — Боевые отличия. Поздравляю. Сочувствую.

— Хорошо, что не утюгом. Она вполне могла. Входи.

— Такого, кажется, еще не было в твоей богатой практике, а, Костя?

— Звереет баба. Климакс, видимо.

— Туфли снимать?

— Принципиально не снимай. Пусть все будет не так, как при ней.

— Прекрасно. Куда?

— Сначала на кухню.

В кухне происходила активная варка-жарка. Я расположился на табурете около окна.

— Несмотря на свои увечья, Костя, ты, скажу тебе, зримо помолодел.

— Да? Находишь? Очень кстати.

— Почему кстати?

— Потому, — объяснил он охотно, — что вскоре должна прийти некая дама.

— Как? Уже? — вскричал я. — Кто такая?

— Моя бывшая подчиненная. Принесет документы на подпись.

— Принесет документы на подпись?

— Ну да. А ты что подумал, старый циник?

— И сколько же годков этой даме?

— Двадцать, представь, семь. Имеет подружку. Может прихватить для тебя.

— Тоже с документами на подпись? — осведомился я.

Помолодевший Автономов бегло усмехнулся.

— Ну, это уж твоя забота. Позвонить? Заказать?

— Пожалуй, не надо. У меня работа, — неуверенно отозвался Сочинитель. СЧАСТЛИВ ОДИНОЧКА ХОЛОСТЯК, ОТВЕЧАЮЩИЙ ТОЛЬКО САМ ЗА СЕБЯ. — Нет, не надо, — повторил я более твердо. — Не надо, нет! — категорически отверг я приманку.

Автономов задумался. Худой, остролицый, чисто выбритый, с седым ежиком волос. Припухшая губа. Синяк под глазом.

— А не стал ли ты, Анатоль, импотентом? — прищурился он.

Я оскорбился.

— Скажешь тоже! Потенция жуткая. И творческая тоже.

— Ну-ну. Дай Бог. Но предупреждаю: не кидайся на мою гостью, когда подопьешь.

— Что ты, Костя, дорогой! Разве я такой?

— Ты именно из таких, — жестко определил мою сущность К. П.

Но сначала появился зять Аполлон, 27-летний молодчик с внешностью греческого героя, несовременный красавец. Он вошел на кухню вслед за своим тестем, высокий, стройный, светловолосый, затянутый в светлые джинсы, в небрежно распахнутой светлой ветровке, и осветил кухню белозубой улыбкой: — Здравствуйте.

Сразу как будто послышалось учащенное женское дыхание, прошелестел, кажется, шепоток: — Какой парень, девочки! Отпад! — И сразу подумалось, что Зинаиде, дочери Автономова, нужно держать своего мужа дома на привязи, если она хочет сохранить семью.

Нам не доводилось встречаться. Зятем Автономова этот несусветный Аполлон стал полгода назад, и произошло это без громкой огласки, без пышной свадьбы.

— КТО ТАКОЙ? — спросил я Константина Павловича, когда он сообщил в один из заходов ко мне, что его дочь обзавелась новым мужем.

— ВАРЯГ! — последовал краткий ответ. Автономов был явно озабочен.

Аполлон Бельведерский прибыл прямиком из столицы.

— И чем он занимается, Костя?

— Малюет.

— В смысле?

— Художник.

— Дипломированный?

— О да!

— Видел его работы?

— Видел. По-моему, заумь.

— Андеграунд, что ли?

— Что-то в этом роде. Трудно сказать. Бородатые женщины, например. На фоне каких-то металлоконструкций. У тебя когда-нибудь были бородатые женщины, Анатоль?

— Усатенькие попадались.

— РАИСА ПРЕДСКАЗЫВАЕТ НЕИЗБЕЖНЫЙ СКОРЫЙ РАЗВОД.

— Так. Ясно.

— РАИСА РВЕТ И МЕЧЕТ, — сообщал Автономов через месяц-другой.

— Почему?

— Ну, видишь ли, он не имеет постоянной работы. Она считает, что он живет на содержании Зины.

— А это так?

— Возможно. Не знаю. Я не лезу в их дела и ей советую не вмешиваться. Но ты же знаешь Раису! Ты вообще знаешь тещ?

— Не вспоминай.

— А Зинаида стоит за него горой.

— Молодец.

— Смертельно любит.

— Так и надо.

— А РАИСА БЕСИТСЯ.

— Ничего, Костя, перебесится. В конце концов, они не с вами живут.

— А он неизменно вежлив и насмешлив. На него ее эскапады не действуют.

— Умная позиция.

— РАИСА, — (это уже недавнее сообщение), — ПРЕДСТАВЬ СЕБЕ, АНАТОЛЬ, ХА-ХА, КАЖЕТСЯ, ПОЛОЖИЛА НА НЕГО ГЛАЗ.

— Да ты что?!

— Серьезно.

— И в чем это выражается?

— Да во всем. То зверем смотрела, а теперь не знает как и чем

угодить.

— Это же прекрасно!

— ТЕПЕРЬ БЕСИТСЯ ЗИНАИДА. — Ха-ха-ха!

Автономов познакомил нас.

Почти с восхищением рассматривал я великолепное лицо этого молодого Аполлона, пока он, скромно присев на табурет, закуривал «честерфильдину».

— Слышал, Константин Павлович, что Раиса Юрьевна отбыла в столицу? — пустил он первое облачко дыма.

Автономов хлопотал у плиты. Очень вкусно пахло жареным мясом.

— Точно, Поль. Отбыла. Очень хорошо.

— И надолго?

— Говорят… в банке говорят, что на пару недель. А я, Поль, между нами говоря, не заплакал бы, если бы она стала невозвращенкой, — вдруг раскрылся, как на духу, Автономов. — Нет, не заплакал бы!

— Ну-у, Константин Павлович! Как можно! — блеснул в улыбке зубами его зять.

— Ладно, Бог с ней. Как Зина? Давно не видел.

— А все в порядке. По весне иностранцы налетели. Туристические группы, коммерсанты. Зинуля сейчас нарасхват.

— А Витька? — вспомнил Автономов своего семилетнего внука, сына Зинаиды от первого брака.

— О, Витька! Витька помешался на своем личном компьютере. Меня обучает, но я в этих играх бестолковый.

— Ну, а сам-то ты как живешь? — повернулся от плиты папа Автономов.