Тайный код китайского кунфу - Алексей Маслов

Но, как ни странно, эта истинная история китайских боевых искусств окажется довольно однообразной и малоинтересной; не расцвеченная многоцветием китайских мифов, она станет удивительно пресной для западного читателя. Есть и другой выход: многие поклонники восточных единоборств, без сомнения, слышали, что ушу погружено в мир тонкой духовной практики и философских изысканий, — вероятно, и стоит поведать об этом. Увы, и этот путь будет нами вскоре отвергнут, ибо окажется, что собственно «философии ушу» не существует, в боевых искусствах всегда использовались концепции тех духовных школ, например, даосизма и буддизма, которые возникли весьма далеко от ушу.

И все же эту книгу, несмотря на многочисленные ссылки на первоисточники и попытки точно определить исторические рамки происходящих событий, вряд ли можно в полной мере считать научной. Скорее, она антинаучна, ибо допускает в качестве главенствующего фактора развития культуры вообще и культуры ушу в частности мистическое достижение человеком высшей духовной реальности и существование метафизической глубины мира как пространства соположения разума и духа. Таким образом, в истории важнейшую роль начинают играть не событие, не факт, но передача абсолютного духовного опыта через череду событий и переживание этой реальности как явления, имплицитно присущего духовно развитой и целостно одаренной личности. А это ставит мистический опыт человека безусловно выше, чем опыт его исторического, «видимого», сущностного развития.

Всякое мастерство приобретало в Китае абсолютную, сверхжизненную ценность, предполагая существование в мире сверхданного сакрального начала, одним из обозначений которого стало понятие «Дао» — «Путь». Правда, словесным образом адекватно выразить и тем более мало-мальски доступно объяснить его мы не в силах. И я не нахожу причины ни в объективном мире, ни в субъективных ощущениях для того, чтобы с этим не согласиться. Чудесность мира — это прежде всего обыденная, а поэтому и вечно не замечаемая сверхъестественность нашей природы. А истинное ушу — не более чем искреннее выражение этой природы, ее воплощение во внешнем, видимом мире, преисполненном и добродетельной святости и непонятной, но необходимой жестокости.

Как ни странно, несмотря на горы литературы о боевых искусствах, в мире нет ни одной сравнительно целостной и достоверной книги об ушу. Этому способствуют и чисто психологические причины — зачастую историю легче выдумать, нежели ее изучать.

Долгое время изучение ушу в научных кругах считалось чем-то «низким», недостойным серьезного историка. Почему-то не казалось зазорным изучать восточную философию, китайский театр и японское стихосложение, но от боевых искусств неизменно отворачивались даже прославленные востоковеды. Как ни парадоксально звучит, но в подавляющем большинстве случаев это объяснялось элементарным незнанием и замкнутостью в собственных научных шаблонах. Более того, еще несколько лет назад такие исследования вызывали недовольный окрик многих научных авторитетов. Таким образом, в течение долгих столетий, со времен становления востоковедения как науки, явление, которым занимались три четверти населения Китая, которое вышло на уровень глубочайшей научной и эстетической традиции, оказалось «непознанным» (побасенки про ушу в популярных книгах и брошюрах — не в счет). Поэтому открытие глубины традиции ушу только начинается, и пройдет немало времени, прежде чем мы достаточно полно сумеем разобраться во всех хитросплетениях этой части китайской культуры.

Основное затруднение на этом пути заключается приблизительно в следующем: практически большинство из тех энтузиастов, которые брались за перо, описывая ушу, не очень хорошо представляли, с каким же методом подходить к этому явлению. В отношении ушу можно столкнуться с любопытным феноменом: обещая рассказать об ушу как о явлении культуры, авторы обычно пересказывают либо мифы, либо отрывочные и зачастую неправдоподобные истории каких-нибудь школ, а порой подменяют рассказ об ушу простым изложением технических основ какого-нибудь стиля. Целостной картины, увы, не получается, и в принципе оказывается неясным, ради чего пишутся такие работы — в конце концов, можно ведь ограничиться методическим пособием. Китайские и большинство западных авторов уподобляются неумелому экскурсоводу в музее, который, стоя перед картиной, пересказывает, что на ней изображено, монотонно перечисляя предметы. От него же ждут повествования о нравственной драме творчества того человека, который ее создавал. В противном случае функция экскурсовода становится ненужной.

Действительно, здесь очень нелегко избежать того, чтобы не споткнуться об экзотику Востока.

Существует еще одна, может быть, самая большая трудность в рассказе об ушу. К сожалению, сегодня приходится идти вслед за теми, кто успел рассказать о восточных боевых искусствах столько побасенок, обязанных своим рождением только бурной фантазии писавшего, что вместо того, чтобы описывать реальности ушу, приходится больше времени уделять тому, чтобы развеять эти небылицы. В умах читателей уже сложился определенный стереотип, весьма далекий от того, что действительно происходило в Китае.

Так что же делать? Дабы облегчить читателю преодоление навязчивых стереотипов, в этой книге приводится немало цитат из древних хроник, трактатов, династийных историй, семейных книг по ушу, многие из которых были любезно предоставлены мне китайскими специалистами. Можно быть согласным или несогласным с нашими теоретическими построениям (перед читателем — всего лишь гипотеза), но хочется показать, что в их основе лежит тщательное изучение реальностей китайской культуры и традиций ушу по первоисточникам. И пусть читателя, уставшего от утомительных научных экзерсисов, не смутят ссылки на многочисленные работы, которые я использовал для написания этой книги, — кажется, пора нарушить традицию анонимных писаний-выдумок про ушу.

И еще одно предварительное замечание. Хотелось бы заострить внимание на ушу как на факте исторического развития, как на определяющей силе, влиявшей на культурную и социальную ситуацию в Китае. Нам трудно в первом приближении представить всю масштабность занятия боевыми искусствами в этой стране. Не было в Поднебесной империи другого явления столь же глобального, всеохватного, пронизывающего все слои китайского общества. Все, начиная от бродяги и простолюдина до мистика-даоса и благородного конфуцианца-чиновника, были вовлечены в эту фундаментальную и многоплановую боевую традицию.

Эта работа писалась неоправданно долго — почти семь лет. От ее первоначального замысла практически ничего не осталось, так как, изучая ушу не только как теоретик, но и как практик, я коренным образом изменил свои взгляды, или, как говорили китайцы, «сверил себя с традицией». Дело в том, что в основу книги легли не только письменные источники, но и беседы со многими ведущими мастерами ушу. Имена одних из них известны на весь мир, другие же предпочитают никогда не выезжать из своих глухих деревушек, и их пути с «государственным» ушу никогда не пересекаются. Из этих бесед и уроков я почерпнул самое важное — как сам народ Китая относится к ушу, чем являются боевые искусства для китайской культуры.

Далеко не все в современном Китае говорит в пользу успешного развития ушу, несмотря на многочисленные соревнования и красочные публикации. Не случайно многие китайские народные учителя ушу, много рассказывавшие мне о внутреннем мире боевых искусств, высказывали пожелание не публиковать их имен. Не все однозначно в современном развитии ушу, и зачастую за ярким фасадом скрывается чрезвычайно болезненное разрушение глубочайшей духовной традиции.

Автор прекрасно осознает, что многие положения этой книги носят чисто полемический характер и, несмотря на сверхширокое использование первоисточников, вероятно, не совпадут со многими привившимися стереотипами. Однако задача данной книги состоит не столько в том, чтобы «описать ушу» (да возможно ли это вообще?), сколько в побуждении к преодолению догм собственного сознания через видение другой культуры.

Часть 1

Метаформа ушу

Мудрецы и благородные мужи древности возвращаются к жизни в моем воображении, и все интересные вещи сходятся вместе в моем духе и моих мыслях. Что я еще должен делать? Я оттачиваю свой разум — вот и все. Что же может быть более важного, чем оттачивать свой разум?

Цзун Бинь, художник и эстет (V век)

Автор признателен всем тем, кто принимал участие в обсуждении концепции первой части у нас в стране, в Китае и в Великобритании. Искренняя благодарность — моим учителям как в ушу, так и в китаеведении, с надеждой оправдать их усилия, а также многим моим товарищам, без которых эта книга не была бы написана и издана.