Спасители России. Сатирические повесть и рассказ - Петр Алешкин

Вы думаете, я пишу эти слова из тюряги? Нет, сижу я за своим рабочим столом. И, Вы не поверите, в этом году Владимир Путин вручил гендиректору нашего издательства «Наша молодёжь» свою Благодарность. Сомневаетесь? Загляните на сайт [битая ссылка] http://nasha-molodezh.ru. Справа на странице увидите и удостоверитесь.

4. Автор я толерантный! Это знают все редакторы моих многочисленных книг и публикаций в толстых журналах. Всегда прислушиваюсь к мнению редактора. Готов прислушаться и к Вашему, могу исправить имя первого и последнего президента СССР, написать вместо «Михаил» имя «Махаил» или просто «Махал», ведь, как Вы видите, персонажи мои произносят имя президента в разговоре, и имеют возможность обратиться к нему запросто: Махал Сергейч. И читатели не догадаются, кто в СССР был первым и последним президентом.

Правда, дважды от автора произносится слово «Горбачёв», но и здесь можно легко найти выход, не требуя справки от Михаила Сергеевича. Предлагаю написать его фамилию, как «Гырбачёв», и реальный Горбачёв не догадается, что речь идёт о нем. Правда, чтоб оправдаться перед читателем, хочется мне написать в скобках после слова «Гырбачев», что фамилия персонажа изменена по требованию редактора. Точно так делается сейчас при упоминании названия организации ИГИЛ, в скобках пишется, что организация запрещена в России. Согласны?

Перехожу к Вашему следующему цензурному требованию. В романе «Беглецы» Вы требуете изменить первый абзац. Вот Ваши слова: «Отредактируйте, пожалуйста, следующий фрагмент, чтобы в нём не было описания способа самоубийства: «Повеситься можно было на трубе. Дмитрий Иванович Анохин вообразил, увидел явственно, как он вытягивает из брюк ремень, делает петлю, встает на унитаз, привязывает конец ремня к трубе, надевает петлю на шею и соскальзывает вниз…».

Этот роман тоже был опубликован несколько раз: в журнале «Октябрь» – под названием «Русская трагедия», и в книге «Беглецы» (издательство «АСТ») и ни разу никто не предъявлял такого требования. Ведь это начало сюжета, завязка. Напоминаю Вам, вкратце, о чем идет речь в романе. Главный герой писатель и директор издательства, доведенный до отчаяния предательством жены, друзей, преследованием властей, потерявший всё, чем жил, стоит перед выбором: покончить с собой или бежать за границу, чтоб там начать новую жизнь. Он бежит за границу с молодой девушкой и попадает в более жуткую ловушку судьбы.

Если я заменю это начало романа, напишу, что мой герой представляет, как он танцует лезгинку, то читатель примет меня за идиота. Все критики как раз отмечали, что я всегда описываю психологически достоверно состояние персонажей, а тут вдруг совру по требованию редактора. Как бы я ни был толерантен, как автор, но уж на такое, такое, как бы это помягче выразиться, …….. требование пойти не могу.

Кроме того, если Вы, господин редактор, не понимаете значение слова «вообразил», поясняю. Вообразил – это значит, представил в воображении, а не сделал в реальности. В мыслях это у него было, в мыслях! Прочитайте дальше. Анохин представил, как он повесился, ужаснулся своей мысли и вышел из туалета живой и невредимый. А чуть позже махнул в США, выбрав девушку, думаю, что она легкого поведения, а та сама вынуждена прятаться за рубежом.

И ещё: я, как читатель с большим стажем, прочитав эти первые слова романа, непременно заинтересовался бы, почему герой думает о самоубийстве, и стал бы читать дальше, чтоб узнать это. Надеюсь, что психология у большинства читателей такая же. А если читатель увидит, что герой воображает в туалете, как он танцует лезгинку, то, думаю, просто зевнет и отложит книгу, а мне, как автору, интересно, чтоб читатель дочитал книгу до конца, да ещё читал, не видя слов, а представлял в воображении моих героев, следил за их судьбой.

В связи с этим требованием у меня возникла ужасная мысль: неужели теперь всю нашу классику интеллектуальные редакторы кастрируют: выкинут из «Капитанской дочки» сцены казни, в ней же Пушкин красочно изображает, как Пугачев персонажей вешает; уберут сцену убийства Хаджи Мурата с его обезглавливанием в повести Льва Толстого «Хаджи Мурат»; выкинут все сцены насилия в романах Достоевского, его Раскольников не будет махать топором в квартире старухи, а будет целовать ее вместе с ее сестрой.

Да, в интересное время мы живём. Режиссеры заставляют Анну Каренину писать на сцене вопреки Льву Толстому, а редакторы мечтают убрать из романа «Анна Каренина» сцену ее гибели под колесами поезда из-за того, что автор слишком красочно описал самоубийство героини. Не дай Бог, кто-то, прочитав эту сцену, сам бросится под поезд.

Дело усугубляется тем, что Анна реально бросилась под поезд и погибла, а мой герой только вообразил самоубийство, после чего спокойненько поехал домой. Простите, не спокойненько, не спокойненько, душа его продолжала болеть, искать выход из тяжёлой ситуации.

Извините, господин редактор, не поднимается у меня рука коверкать первую фразу романа «Беглецы»! Что поделаешь, была такая мысль у моего героя, была, но он выбрал бегство, потому и называется роман «Беглецы». Редактируйте сами, но непременно в скобках укажите: отредактировано таким-то, чтоб читатель не подумал обо мне, как авторе, ничего плохого.

Петр Алешкин

Спасители России

Сатирический рассказ

– Прошу садиться, господа лакеи… простите… министры! – чуть шепелявя заговорил премьер правительства России Черномордый, хмуря брови и делая лицо строгим и важным, соответствующим моменту, хотя ему очень хотелось зевать, ночью он не выспался. Он оглядел министров за широким столом зала заседаний и продолжил: – Начинаем чрезвычайно важное для России заседание. На повестке дня один вопрос: спасение России! Дальше, как говорится, некуда. Производство стоит, и никто не знает, когда оно пойдет! Денег нет… – Черномордый запнулся, огляделся опасливо, ему даже зевать расхотелось, спросил: – Нет тут посторонних?

Кабинет министров России дружно обернулся, осмотрел зал, сунул нос под стол и облегченно выдохнул:

– Нету!

– Если Коржаков жучков не наставил, то нету! – быстро выпалил руководитель внешней разведки и тут же как-то умалился, то ли съежился, то ли скукожился, то ли прозрачным стал. Одним словом, его не видно стало в кресле за широким столом. Это никого не удивило: понятно ведь, разведка не должна быть видна. Главное для нее, во время сказать слово. И слово разведки всегда необычно. Там, где нормальный министр не только ничего не заметит, но и мысли у него не возникнет отличной от других, разведчик все приметит, тем более руководитель разведчиков.

– Коржаков пусть слушает, – милостиво разрешил Черномордый, шевельнув бровями. – Он и так все знает. У него две дискеты компроматов. Ему можно…

– Да, две дискеты это не одиннадцать чемоданов, – льстиво поддакнул министр культуры Сидор. Показалось, что министр прямо через стол лизнет Черномордого.

Он должен был любую реплику премьера восторженно поддерживать, показывать – какие гениальные мысли осеняют премьера.

Сидор лучше всех знал, что культура России дала дуба, только дубовое кресло министра культуры осталось. И держался за него Сидор крепко. Зарплату министрам, в отличии от работников подведомственных ему библиотек, ни разу не задержали. Поэтому министр культуры радостно хихикнул, поддержал своего шефа и полез в кейс за курсовыми работами своих студентов.

Культуры не было, работы тоже, сидеть в дубовом кресле министра и зевать было скучно. Жена ругает: полнеть начал, и Сидор от скуки взялся вести семинар в литературном институте, готовить молодых критиков, то есть будущих безработных. Книги-то не печатаются, что критиковать? На прилавках одни триллеры. Но культурный Сидор нашел, чем занять студентов: дал им задание подсчитать сколько слов используют популярные демократические писатели, триллеры которых никогда не покидают списки бестселлеров.

Развернув курсовую работу своего добросовестного студента, Сидор сразу же обратил внимание на имена писателей и цифры. На первом месте стояло имя Виктора Доценко. Оказывается, в своих семи знаменитых романах о Бешеном, так любимых культурным министром, Доценко использовал аж сто пятьдесят два русских слова! Молодец! Рекордсмен! Вот так словарный запас! В пять раз переплюнул Эллочку!

Надо порадовать премьера Черномордого. Он тоже восхищается романами Доценко, лично говорил автору, что всегда с нетерпением ждет новый роман о Бешеном, а когда роман попадает к нему в руки глотает его, глотает, забыв о еде, о государственных заботах, с дрожью следит за тем, как герой романа Доценко спасает Америку. Душа премьера трепещет в ожидании: спасет или не спасет Бешеный Америку? И как радостно, когда русский Бешеный становится героем США!