Неандертальский мальчик в школе и дома - Лучано Мальмузи

– А для чего он, этот твой эксперимент? – спраши­ваю я.

– Чтобы перевозить тяжести. Видишь, как эта дере­вяшка скользит по льду? А теперь представь себе боль­шой кусок коры, куда мы положим шкуры и другие предметы. И не нужно будет так надрываться…

– Деревяшка катится вниз под горку, – замечаю я. – А наверх как ты се потащишь? В жизни, увы, не толь­ко вниз катишься, а и наверх саночки везешь!

Умник щиплет светлую бороденку и стирает зарубки с дубинки для записей.

Я дружески хлопаю его по плечу:

– Не горюй, что-нибудь придумаешь… Тем временем, сгибаясь под тяжестью дубленых кож, к нам подходит, отдуваясь и пыхтя, еще один мальчик.

– Неужели, Уголек, ты несешь в шко­лу все твои рисунки? – участливо спра­шиваю я.

– Хочу показать их учителю…

– Мог бы выбрать несколько штук. Не успел я договорить, как происходит катастрофа.

Споткнувшись о корень, Уголек кубарем летит на землю.

Мы бросаемся на помощь: бедняжки со­всем не видно из-под тяжелых кож.

С трудом мы вытаскиваем его, исцара­панного, грязного, в синяках, – но, едва об­ретя дар речи, он спрашивает прерываю­щимся голоском:

– Рисунки… мои рисунки… пропали? Нет, утешаем мы друга, его шедевры не пострадали. Только голова.

– Вот он, груз культуры! – вздыхает Ум­ник.

Чуть дальше нас догоняет Кротик.

Скорее, пытается догнать.

Кротик – самый близорукий из всех обитателей Вурмского ледника.

Двигаясь на наши голоса, он натыкается на деревян­ный шест Тотема-Солнца, потом падает на Тотем-Луну, отскакивает к хижине дяденьки Бобра и заваливает ее. Наконец спотыкается о камни очага и летит прямо в пепел.

Хорошо еще, что огонь погас!

Молния, мой приятель, подбегает к нему, помогает встать. Бедный Кротик похож на живого мертвеца: пепел пристал к слою бизоньего жира, которым мы ма­жемся каждое утро, чтобы уберечь лицо от холода.

В нашей компании Молния – самый хитроумный, самый смелый, самый неутомимый, самый великодуш­ный. Девочки нашей деревни с ума по нему сходят, но он на них и не глядит, потому что глаз не сводит с Бе­резки.

Вот только жаль, что Березка не глядит на него, по­тому что глаз не сводит с Умника, а тот на нее не гля­дит, потому что вечно питает в облаках: возникни пе­ред ним сам мамонт, он и ухом не поведет.

Тем временем мы подошли к хижине Березки.

Березка – красивая ледниковая девочка, у нее длин­ные светлые волосы и бородка того же цвета (в нашем племени и у девочек растет борода, правда, не такая длинная, как у мальчишек). Она дочка шамана, Пол­ной Луны, и его прекрасной половины, Луны-на-ущербе.

– Привет, Умничек, – щебечет Березка. – Хочешь сладкой смолки?

– Почем? – спрашивает Умник.

– Для тебя – даром! – улыбается девочка, хлопая густыми ресницами.

– Ну так и я возьму, – встревает Морж.

– А ты плати десять кремней, – ворчит Березка, протягивая ему смолки.

– Раз так, они мне не нужны, – бесится Морж, на­хохленный, высокий, плотный, как медведь. Бьет де­вочку по руке – смолки падают на землю.

Молния бросается на защиту своей дамы: удар – и Морж валится в пыль. Свисток и Мячик приходят Моржу на подмогу…

Начинается куча-мала, но вот откуда ни возьмись появляется Рука-на-расправу-легка, один из старейшин, тот, кому вменено в обязанность наказывать непослуш­ных ребят.

С ним еще двое, Испепеляющий Взглядом и Насуп­ленный Лоб.

Рука-на-расправу-легка потирает свой кулачище, разминается перед работой.

– Что здесь творится? – гремит Испепеляющий Взглядом.

– Ничего… ничего, – бормочет Морж, торопясь встать. – Я поскользнулся…

Рука-на-расправу-легка несколько разочарован: кре­пенького, плотного Моржа лупить одно удовольствие. Не то что Мячика, в котором одни кости.

Испепеляющий Взглядом пронзительно смотрит на всю компанию и делает своим спутникам знак удалить­ся. Эти сопляки вечно хитрят, но рано или поздно он их застигнет с поличным…

Едва избежав опасности, все на время забывают оби­ды и раздоры.

Морж, Свисток и Мячик, ворча, вырываются вперед, а тем временем с другой стороны подходит Блошка, маленькая-маленькая ледниковая девочка, худенькая как щепка. Ей всегда холодно, она и сейчас дрожит, хо­тя солнце уже растопило иней.

Она покупает у Березки три сладких корешка и с улыбкой протягивает мне. Друзья, видя, как Блошка мне улыбается, ухмыляются тоже, весьма ехидно.

И правда, среди пашей компании прошел слушок, будто у меня с Блошкой любовь.

Глупые россказни.

Не то чтобы Блошка мне совсем не нравилась, пой­мите правильно. Она милая, ласковая, заботливая… но я… да, вот: мое сердце занято!

Хочу открыть вам один секрет.

Вы спросите, зачем я повернул в эту сторону и по­вел товарищей в школу более длинным путем.

Затем, чтобы пройти мимо хижины той девочки, ко­торую я люблю.

Ее настоящее имя – Фрчпллттинплпнн (Цветок-что-расцветает-в-ночь-полнолуния), но, поскольку вам этого ни за что не выговорить, предлагаю звать ее просто Неандертальской девочкой.

Или Неандерталочкой.

Но… минуточку… Не могу поверить!

Гляньте-ка, кто это приближается с другой стороны!

Самый противный, самый мерзкий, самый наглый из ледниковых мальчишек…

Видите, видите, как он подбирается к хижине пре­красной Неандерталочки?

Я непременно должен успеть раньше него.

Сворачиваю направо, спускаюсь между двумя ряда­ми хижин, притулившихся одна к другой, по, придя на место, оказываюсь липом к лицу с соперником.

Его зовут Фррлффф, что можно перевести как «жел­торотый юнец». Но я в моей истории дал бы ему дру­гое имя, чтобы вы поняли, каков он из себя: я назову его Щеголек, потому что он из кожи вон лезет, лишь бы одеться помоднее.

И теперь, спускаясь к хижине Неандерталочки, он завернут в драгоценные шкуры и распространяет во­круг себя запах ароматных смол…

За ним даже плетется какой-то бедный родич, несет кусочки кожи для упражнений!

Бегу стремглав, потому что полог у входа в хижину моей красавицы приподнимается; бросаюсь наперерез Щегольку, ловко ставлю ему подножку, и он шлепается прямо в грязь.

А вот и Неандерталочка выходит из хижины, и я, остолбенев, не свожу с нес глаз.

Неандерталочка – самая пригожая ледниковая де­вочка; никто в наших краях не видывал краше.

Неандерталочка – цветок, раскрывшийся на вечной мерзлоте.

Неандерталочка – свет наших холмов. Неандерталочка – моя мечта… В самом деле, я влюблен не на шутку! С другой стороны, когда я ее опишу, вам, без сомне­ния, станет понятна моя неодолимая страсть.

У Неандерталочки чудесная фигурка: низенькая, как раз как надо, коренастая, массивная.

У нас это очень ценится: чем женщина ниже ростом, тем легче ей таскать тяжести. Не говоря уже о том, что для такой жены не нужно строить высокую хижину, а это большая экономия.

Рост идеальной ледниковой женщины должен быть примерно равен ширине бедер. А если у нее к тому же кривые ноги, чего еще остается желать!

Ведь кривоногая никогда не споткнется, идет себе и идет без устали, день за днем, несет на спине страшен­ную тяжесть…

Неандерталочка как раз такая.

Еще она волосатая, как тетушка Бурундучиха, и у нее прелестный носишко, по величине такой же, как у дедушки Пузана…

Беда в том, что многие добиваются ее расположения. Слишком многие!

Но среди всех моих соперников самый ненавист­ный Щеголек.

Вот он, молокосос, вылезает из лужи: с шуб капает, рожа перемазана в грязи.

Ваш покорный слуга бросается его чистить, но чем больше он старается, тем гуще залепляет вонючая жижа щеки, лоб и волосы Щеголька. Смотреть противно: в самом деле, Неандерталочка брезгливо отворачивается.

Один – ноль, приятель!

Предлагаю понести узелок моей красавицы, и она, с улыбкой, которая растопила бы и ледяное сердце, со­глашается.

До школы уже недалеко.

Мы выходим из стойбища, узкой тропинкой подни­маемся в горы.

По пути к нам присоединяются Медвежонок и Улитка, издалека машут руками Сорока, Попрыгунья и Буйволенок.

В ШКОЛЕ ДЕДУШКИ ПУЗАНА

Школа совсем недалеко от стойбища.

Надо подняться по тропинке на скалы, между кото­рыми протекает наша река, – и вот вы у входа в пещеру.

Там дожидается дедушка Пузан. Он заставляет нас обтереть шкурки росомахи, которые привязаны у нас к ногам вместо обуви, а потом, уже в пещере, надевает хорошую шубу из мускусного быка и превращается из дедушки Пузана в учителя.

Начинается перекличка. Старик вглядывается в знаки, вырезанные на дубинке для записей, потом заводит гул­ким басом (подходящий голос для такой аудитории!):

– Березка!

– Здесь.

– Уголек!

– Здесь.

– Сорока!

– Здесь.

– Свисток!

Раздается пронзительный свист.