На нашей улице - Мэри Кларк

— С вашей помощью было оправдано немало людей, обвинявшихся в тяжких преступлениях, — говорил ей старший следователь Марти Бровски. — Вполне возможно, вас преследует родственник одной из жертв. Или же кто-то узнал, что вы получили кучу денег, и мучается завистью.

Тогда-то камера и сняла Неда Келера — сына женщины, предполагаемого убийцу которой она с успехом защищала, — ошивавшегося около ее дома. Но он давно уже не разгуливает на свободе, успокаивала себя Эмили, а находится на лечении в психиатрической клинике. К тому же это не Олбани, а Спринг-Лейк. Она легла в кровать, укрылась одеялом и щелкнула выключателем.

Мужчина, стоявший в тени дерева на противоположной стороне Оушен-авеню, увидел, что в комнате погас свет.

— Спокойной ночи, Эмили, — прошептал он.

21 марта, среда

Глава вторая

Уилл Стаффорд, сунув под мышку портфель, прошел через боковую дверь своего дома в бывший каретный сарай, который, как и большинство сохранившихся в Спринг-Лейке подобных строений, теперь служил гаражом. Снег перестал идти еще ночью, и ветер поутих. Но тем не менее первый день весны выдался морозным.

Стаффорд должен был встретиться с Эмили Грэм в кафе «Кто на третьей базе», самом стильном в Спринг-Лейке. Оттуда они собирались пойти еще раз взглянуть на дом, который она решила купить, а потом — к нему в офис, заключить сделку.

Выезжая на джипе на улицу, Уилл подумал, что денек мало чем отличается от того дня в конце декабря, когда Эмили Грэм впервые пришла к нему в офис.

— Я только что внесла задаток за дом, — сообщила она. — И попросила агента порекомендовать мне хорошего юриста по сделкам с недвижимостью. Она назвала ваше имя.

Эмили была так воодушевлена предстоящей покупкой, что даже забыла представиться, с улыбкой вспомнил Уилл. Ее имя он узнал из подписи на соглашении — Эмили Ш. Грэм. Хорошеньких женщин, которые могут выложить за дом два миллиона, не так уж и много.

Он пришел на десять минут раньше, но она уже сидела за столиком и пила кофе.

Во время их первой встречи в декабре он, узнав, что Эмили посмотрела всего один дом, сказал:

— Не люблю отказываться от работы, но позвольте: неужели вы действительно видели дом впервые?

Тогда-то она и сказала, что некогда дом принадлежал ее семье и инициал «Ш.» в ее имени означает Шейпли.

Эмили заказала виноградный сок, омлет из одного яйца и тост. Пока Уилл Стаффорд изучал меню, она изучала Уилла и вполне его одобрила. Весьма привлекательный мужчина: рослый, худощавый, широкоплечий, с соломенными волосами и ярко-синими глазами.

При первой встрече ей понравились и его дружелюбие, и ненавязчивая внимательность. Не каждый юрист решится отговаривать клиента от сделки, подумала тогда она.

Кьернаны, которые продавали дом, приобрели его три года назад и все это время занимались ремонтом. А когда осталась только внутренняя отделка, Уэйну Кьернану предложили хорошую должность в Лондоне. В январе Эмили прошлась с ними по всем комнатам и купила викторианскую мебель и ковры. Владения были обширные, подрядчик только что закончил строительство летнего павильона и собирался рыть бассейн. Всей бумажной работой занимался Уилл Стаффорд.

А он, оказывается, умеет слушать, заметила она, с удивлением поймав себя на том, что рассказывает Уиллу о своем детстве, прошедшем в Чикаго.

— Моя бабушка по материнской линии живет в Олбани. Я училась в Скидморском колледже в Саратога-Спрингс — это совсем рядом, поэтому я много времени проводила у нее. А ее бабушка была младшей сестрой Мадлен Шейпли, той самой девушки, которая пропала в восемьсот девяносто первом году.

Уилл заметил, что по лицу Эмили пробежала легкая тень.

— Впрочем, — добавила она со вздохом, — это было так давно.

— Очень давно, — согласился Уилл. — Вы намерены сразу же переехать или будете наведываться сюда на выходные?

Эмили улыбнулась:

— Я собираюсь заселиться, как только подпишем купчую. Там есть все необходимое, вплоть до кастрюль со сковородками. А мебельный фургон из Олбани приедет сегодня к вечеру.

— У вас остался дом в Олбани?

— Вчера я там ночевала в последний раз. Я все еще обставляю свою квартиру на Манхэттене, поэтому до первого мая буду ездить туда-сюда. А потом я приступаю к работе в фирме «Тодд, Скэнлон, Кляйн и Тодд». И тогда буду появляться здесь только на выходные.

— В городе вами очень интересуются, — сказал Уилл. — И хочу вас предупредить: о том, что вы потомок семьи Шейпли, разболтал не я.

Официантка принесла еду. Эмили не стала дожидаться, пока она отойдет, и сказала:

— Уилл, я из этого секрета не делаю. Мне скрывать нечего.

Он весело усмехнулся:

— А вы и не производите впечатления человека, которому есть что скрывать. Что же касается меня, — продолжал Стаффорд, — вы хоть и не спрашивали, но я скажу. Родился я в часе езды отсюда, в Принстоне. Мой отец был генеральным директором «Лайонел фармасьютикалс». Они с матерью расстались, когда я был подростком. Отец с тех пор много путешествовал, а мы с матерью переехали в Денвер, там я окончил школу и поступил в университет.

Он доел сосиску, взглянул на часы:

— Уже половина десятого. Не будем заставлять Кьернанов ждать. — Попросив счет, Уилл сказал: — В завершение рассказа о моей не слишком увлекательной жизни скажу, что сразу после университета я женился. Через год мы поняли, что совершили ошибку.

— Вам повезло, — заметила Эмили. — Окажись я такой же сообразительной, моя жизнь была бы намного легче.

— Я вернулся на восток и подписал контракт с «Кэнон и Роудз», крупной фирмой, занимающейся недвижимостью на Манхэттене. Работа была интересная, но отнимала много сил. Я искал место, где можно было бы отдохнуть в выходные, заехал сюда и купил старый дом.

— А почему именно в Спринг-Лейке?

— Когда я был маленьким, мы каждое лето проводили пару недель в отеле «Эссекс и Суссекс». Счастливое было время.

Официантка принесла счет, Уилл достал бумажник.

— И вот двенадцать лет назад я понял, что мне нравится жить в Спринг-Лейке и не нравится работать в Нью-Йорке, поэтому я открыл здесь собственное дело. Работы много — и с частными клиентами, и с фирмами. Кстати, о работе — пора к Кьернанам.

Но Кьернаны, как выяснилось, уже уехали из Спринг-Лейка. Их поверенный сообщил, что ему переданы права на заключение сделки. Эмили прошлась вместе с ним по дому.

— Замечательно, что все в таком прекрасном состоянии, — сказала она.

Ей не терпелось поскорее подписать бумаги и остаться в доме одной, побродить по комнатам, переставить мебель в гостиной. Ей нужно было сделать что-то, чтобы дом стал по-настоящему ее. Свой дом в Олбани она всегда считала перевалочным пунктом, хотя прожила в нем три года — с тех пор, как, вернувшись на день раньше из Чикаго, застала супруга в объятиях своей лучшей подруги. Она собрала вещи, села в машину и отправилась в отель. А через неделю сняла дом.

— Ну, вы готовы отправиться ко мне в офис и подписать бумаги? — спросил Стаффорд.

Три часа спустя Эмили снова подъехала к дому. Рядом с летним павильоном уже начали рыть бассейн. Работали трое. С бригадиром, Мэнни Декстером, Эмили познакомилась, осматривая дом. Заметив ее, он помахал ей рукой.

Под урчание экскаватора она прошла по выложенной плиткой дорожке к задней двери. Пожалуй, без этого я бы вполне могла обойтись, подумала Эмили, но тут же напомнила себе, что бассейн будет весьма кстати, когда к ней приедут погостить братья с семьями.

Вставляя ключ в замочную скважину, она услышала истошный крик Декстера:

— Вырубай мотор! Прекращай работу! Там в яме скелет!

Детектив Томми Дагган не всегда соглашался со своим начальником, прокурором округа Монмут Эллиотом Осборном. Томми знал: Осборн считает его нежелание прекращать расследование по делу об исчезновении Марты Лоуренс навязчивой идеей.

Детективом Томми Дагган проработал пятнадцать из своих сорока двух лет. За это время он женился, родил двоих сыновей. Лысина его все ширилась, а некогда стройная талия оплывала. Он был круглолицым весельчаком и производил впечатление везунчика, у которого не бывает в жизни проблем серьезнее лопнувшей шины, однако следователем он был от бога.

Сидя в своем крохотном кабинетике, он и сегодня потратил обеденный перерыв на то, чтобы снова просмотреть дело Лоуренс. Он долго разглядывал фотографию Марты, сделанную здесь, в Спринг-Лейке, на берегу океана. Двадцать один год, настоящая красавица — длинноволосая блондинка с обаятельной улыбкой, ей бы жить да жить. Однако через двое суток ее не стало.

Томми грустно покачал головой и захлопнул папку. Он был убежден: если продолжать опрашивать жителей Спринг-Лейка, рано или поздно всплывет какая-нибудь деталь, на которую прежде не обратили внимания. Все эти годы он постоянно общался и с дедушкой и бабушкой Марты, и со всеми теми, кто видел Марту в последние часы ее жизни.