Их любимая кукла - Алекса Адлер

наблюдающего за мной. А ноги уже несут вперёд.

– Счастлива видеть вас, мой господин, – произношу чужим незнакомым голосом. Нежным и мелодичным, с лёгкой чувственной хрипотцой. – Чем я могу порадовать вас?

Вместо ответа он протягивает руку и ведёт кончиками пальцев по моему плечу. Будто пробует кожу на ощупь. Скользит вниз к локтю, обратно вверх, потом по ключице… А я в полной мере осязаю как прохладные сухие пальцы трогают мою обнажённую кожу. Остальное тело по-прежнему едва-едва ощущаю, а его прикосновение чувствую так остро и ярко, будто только оно и имеет значение.

Белобрысая бровь одобрительно изгибается.

И меня топит в новой волне паники. Потому что только теперь я внезапно осознаю, что абсолютно голая. Словно мало всего остального, что происходит. Словно мало того, что мой разум, будто в клетке, заперт в собственной черепной коробке, абсолютно ничего не контролируя. Я голая и даже не в состоянии оказать хоть какое-то сопротивление.

Не в состоянии даже голос подать.

Вместо крика ужаса с разомкнутых губ срывается тихий вздох. Потяжелевшие веки опускаются. И я ловлю смутное ощущение жара на щеках.

– Реакции выглядят очень достоверными, – одобрительно произносит наг. Так же змеехвостых мужиков в книжках называют? – Тактильные ощущения меня вполне удовлетворяют. А что с запахом и вкусом? Я хочу попробовать.

– Мы заинтересованы в том, чтобы наши клиенты были полностью удовлетворены своим приобретением. Поэтому, конечно же можете пробовать товар, как вам угодно.

Ой мамочки. Что значит «как угодно» ? Я не хочу как угодно.

Надо проснуться. Или хотя бы бежать от этого дегустатора. Немедленно. Сейчас же!

Но сколько бы мой разум не бился в истерике, тело даже не думает слушаться. А наг подползает ближе, окружая кольцами своего гигантского змеиного хвоста, буквально нависает надо мной всей своей огромной массой. Сжимает обеими руками мою талию, впечатывая в каменную твердь своего тела. Склоняется принюхиваясь. Цокает довольно языком, у меня над головой.

Я не хочу всего этого. Я хочу проснуться. Да только куда там. Разум отупело фиксирует, как мои ноздри тоже вздрагивают, втягивая запах лапающего меня мужчины. И к моему дикому смущению и ужасу, этот запах мне нравится. Моему предательскому телу нравятся эти стальные тиски объятий. Иначе интерпретировать чувственную дрожь, которая пробирает меня до онемевшего нутра, просто невозможно. Как и то щекочущее и влажно-тянущее чувство между ног. Лучше б я его не чувствовала.

И когда лапищи нага соскальзывают на мою пятую точку, больно сжимая ягодицы, поднимают меня вверх, тело и тут реагирует так, как могло бы отреагировать на желанного любовника. Ноги раздвигаются и обхватывают мощный торс. Обнажённая грудь прижимается к мужской груди, а между нами только его одежда. Слегка шершавая ткань царапает соски и нежную кожу живота.

Наши лица внезапно оказываются вровень. И прежде, чем я успеваю осознать происходящее, этот монстр хвостатый резко подаётся вперёд и сминает мои губы жёстким, откровенно-похабным поцелуем, с ходу вторгаясь в рот языком. Буквально вылизывая изнутри, пробуя, исследуя, толкаясь в недвусмысленном ритме. Взрывая мой мозг смесью шока, стыда… и удовольствия, которое я себе не разрешала. Пальцы на моей заднице сжимаются так, что точно будут синяки.

С губ срывается испуганное мычание. Но обрадоваться хоть сколько-то адекватной реакции я не успеваю. Потому что руки уже скользят по его груди и мускулистым плечам, осязая стальную мощь скрытую под строгого вида одеждой.

Он сам отрывается, сам отпускает мои губы, отстраняясь. Смотрит на меня своими жуткими глазами цвета расплавленного серебра, рассечёнными вертикальными узкими зрачками. Облизывается разделённым надвое языком.

– Вкус-с-сная. Беру, – сообщает удовлетворённо. – Запакуйте.

Что? Как это «запакуйте»? Я что, вещь? Ударить бы, укусить, расцарапать бы эту самодовольную рожу, а потом убежать куда глаза глядят. А не смотреть на него преданной ласковой кошечкой. Закричать бы… но вместо всего этого, я с тихим чувственным вздохом потираюсь щекой об его плечо.

Сжав напоследок мою задницу, этот самец монохромного червя отрывает меня от себя и ставит на ноги.

− Я счастлив угодить, ни-одо, − кланяется серый ящер. – Оставить базовую программу, или желаете, чтобы мы прописали какие-то особенные установки?

− Оставьте, базовую версию. Я выкупаю полный доступ к её программной прошивке и сам введу все нужные мне настройки.

− Полный доступ… но я не могу. А как же мы сможем мониторить её состояние и функциональность? Это нарушение… − начинает блеять проклятый серомордый.

− Можете. За мной право имперского джат-ра. Желаете оспорить? – сужает вымораживающе-жуткие глаза наг.

− Нет, − тут же испуганно сдаёт назад ящер.

− Хорошо. И учтите, если найду в её мозгах что-то лишнее, вашей гильдии не поздоровится, − угрожающе оскаливается тот, кому, кажется, меня только что продали.

В ответ серомордый становится меловым с синевой, испуганно пуча выпуклые, как у хамелеона, глаза. Не удивлюсь, если и вращать ими начнёт.

− Я вас понял, ни-одо. Уверяю, наша гильдия никогда не посмеет идти против власти Повелителей. Всё будет сделано. Девяносто шестая, на исходную и деактивация.

Моё-не моё тело сгибается в самом настоящем поклоне в адрес хвостатого «хозяина», после чего разворачивается и, виляя задницей, идёт обратно к той платформе, с которой я слезла в начале этого безумного сна. Платформа эта выглядит, как ступенька, на высоте сантиметров тридцати, выдвинутая из тёмного проёма в белой с металлическим отливом стене. И у меня почему-то вдруг возникает острая ассоциация с выдвижными полками в морге. И чем ближе я подхожу, тем отчётливей понимаю, что меня сейчас точно так же задвинут в эту темноту, как труп в каком-то жутком триллере.

Волна паники пробегает по телу колючими мурашками.

С каким-то почти обречённым отупением я уже, будто со стороны, наблюдаю за тем, как поднимаю ногу и ступаю на холодную поверхность. Став обеими ногами, разворачиваюсь лицом к комнате, успеваю ещё заметить, что наг задумчиво смотрит мне вослед, и закрываю глаза. Платформа приходит в движение, утаскивая меня в тёмный проём, я слышу тихий шорох, и свет, проникающий под веки исчезает полностью.

Холод снова окутывает меня с ног до головы. Промораживает до костей. Парализует дыхание. Теперь горячие ладони хвостатого «хозяина» вспоминаются почти с сожалением. Все ощущения в теле постепенно сходят на нет. Остаётся только одно. Всеобъемлющий холод. Кажется, что и сознание постепенно гаснет, покрываясь корочкой льда.

Изо всех сил я пытаюсь этому сопротивляться. Снова бьюсь, как птица в клетке, в оковах собственного непослушного тела. Ору мысленно и рыдаю, умоляя отпустить меня, выпустить, вернуть