Прощай, друг! - Себастьян Жапризо

— Послушай, папаша… Я не врач. Все, чем я занимался, — это наспех латал покалеченных, чтобы их снова отправили на бойню и там уж совсем укокошили. А теперь я сыт всем этим по горло! Калеками, бойней и прилипалами вроде тебя. Уяснил, папаша? Гуляй!..

Пропп молчит Барран делает несколько шагов, потом снова поворачивается.

— Помоги-ка-лучше в другом. Где я могу спустить это?

Он помахивает пачкой купюр. Легионер, остановившийся было, с улыбочкой подходит к Баррану.

— Что, деньгами ты тоже сыт по горло?

— Да разве это деньги? Это жалованье, — пренебрежительно отвечает Барран.

Пятеро — расхристанных мужчин, среди которых и Барран, играют в покер. Играют уже давно. Они сидят за столом, который втащили в душевую. Вокруг — другие солдаты: кто моется, кто делает на полу гимнастику. Воздух горячий, прокуренный. Видно, что игроки знают друг друга не первый день. Это одна шайка. Тодько Барран тут чужак.

Он проигрывает.

Напротив него — голый человек с полотенцем цвета хаки вокруг бедер и с мокрым беретом десантника на голове. Похоже, это главарь. Один из прихлебателей осторожно льет ему на голову холодную воду из кувшина — освежает.

— Слово, — хрипло произносит один из игроков.

— Одну, — говорит Барран.

И кладет на стол купюру. Голый повторяет его жест. Другие бросают карты.

— Одну, — говорит голый.

Сдающий протягивает каждому из них по карте. Барран смотрит, что ему пришло, это семерка. У него на руках еще семерка и три дамы. Он придвигает к кучке других купюр посреди стола все, что осталось от его жалованья.

— Открылся, — говорит Барран.

Голый, по телу которого струится вода, наблюдает за ним ироничным и внимательным взглядом, мусоля во рту мокрую тонкую сигару. Наконец, двигает к середине стола свою ставку.

— Я не такой красавчик, как ты, лейтенант, — заявляет голый. — Мне, чтобы поглядеть на бабу в натуре, приходится выкладывать денежки.

Вокруг подобострастно смеются. Барран открывает свой фуль. Голый швыряет на стол каре тузов, подгребает к себе банк и пристально смотрит на проигравшего, теребя в руках мокрый берет.

Барран встает, застегивает гимнастерку, забирает со стола свои сигареты.

— Ба! За лейтенанта я не беспокоюсь, — замечает голый, подсчитывая выигрыш. — Он всегда найдет вертолет, чтобы вернуться.

Барран, уже собравшийся было уходить, застывает на месте, не глядя на насмешника. Он смотрит на стол. В наполненной паром душевой вдруг воцаряется молчание.

— …А после его наградят орденом, — заканчивает голый.

С неожиданной яростью Барран бросается вперед и хватает десантника за волосы. Голый даже не сопротивляется. Хоть Барран и прижимает его голову к столу, он не перестает ухмыляться.

Так же внезапно, как медик, реагируют остальные игроки Вокруг Баррана возникают три лезвия: это опасные бритвы, еще более впечатляющие, чем ножи.

На какое-то время все застывают. Затем Барран отшвыривает голого на его стул. Выпрямляется и идет к двери. У выхода подпирает стену Пропп — неподвижный, в линялом пятнистом комбинезоне.

— У тебя еще есть что проиграть, док, — негромко роняет он.

Барран останавливается и смотрит на легионера. У того на губах его обычная улыбочка.

Обезлюдевшая казарма. За окнами уже ночь.

На столе — стакан, до краев наполненный виски. Сидя перед ним, Пропп опускает в стакан одну за одной четыре пятифранковые монеты, зорко следя за тем, чтобы жидкость не пролилась.

— Последняя, док, — предупреждает легионер. Пятая монета скользит на дно стакана. Купол поднимается еще, но виски не проливается.

— Йеа-а-а!.. — торжествующе вопит Пропп и выпрямляется.

Барран, не сводя с него глаз, застегивает на себе штатские брюки, натягивает свитер и куртку. Потом — без единого слова достает из вещмешка револьвер в кобуре — тот, что выпадал утром на пристани, — и бросает его легионеру. Пропп с удовлетворением разглядывает оружие. Прокрутив барабан, он замечает, что один патрон пуст.

— Почему тут не хватает одной пули, док? — спрашивает он.

Ответа нет.

— Мой первый в жизни револьвер был даже здоровей этого, — говорит Пропп, продолжая вертеть оружие в руках. — Я был пацан, так что еле его поднимал.

Барран мельком поглядывает на легионера, но ничего не говорит.

— …А это была моя первая проигранная война! — заявляет Пропп. — Когда я беру чью-нибудь сторону, можешь быть уверен, что победят другие.

Барран по-прежнему молчит.

— Но все равно, профессия у меня перспективная, — говорит Пропп, вкладывая револьвер назад в кобуру. — Впереди еще полно войн, которые надо проиграть.

Барран затягивает лямки вещмешка, собираясь уходить. Пропп внезапно оказывается перед ним.

— У меня есть путевочка в Конго, док, — говорит он уже совсем другим тоном. — Поехали со мной.

— Я тебе уже ответил, папаша. Пропп торопливо продолжает:

— Едет пятнадцать человек — с рацией, врачом и прочим. Дележка в конце. (Усмехается.) А там — кто его знает? Может, делить придется уже не на пятнадцать…

Вместо ответа Барран посылает легионеру крюк в челюсть, от которого у того, кажется, должна оторваться голова. Пропп с грохотом приземляется подле металлического оружейного шкафа, изо рта у него течет струйка крови.

Барран уходит, на плече у него — вещмешок. Пропп даже не пытается подняться. Сидя на полу с револьвером в руках, он смотрит вслед медику со своей обычной насмешливой и зловещей ухмылкой.

В ночи вспыхивает пара нестерпимо ярких фар.

Барран, входивший в город безлюдной улочкой, ослепленный, отворачивается. Он медленно пятится, держа в руке вещмешок Фары продолжают светить прямо на него. Позади — серые стены, ограды, запертые двери. Деваться некуда.

Барран резко отпрыгивает в сторону, к самосвалу, стоящему у стройплощадки. Прижавшись к его кабине, он видит, как гаснут фары, слышит звук открываемой дверцы и хруст шагов по гравию. Шаги приближаются. Обогнув самосвал, он бесшумно подходит к машине с незаглушенным двигателем, запускает свободную руку внутрь через открытую дверцу и внезапно включает фары.

Одетая в леопардовую шубку, подняв руку к глазам, чтобы защитить их от ослепляющего света, в нескольких шагах от Баррана стоит Изабелла — та самая молодая женщина, что пыталась заговорить с ним на пристани Ла Жольет.

— Что вам еще от меня нужно? — резким тоном спрашивает Барран.

Неподвижная, словно парализованная светом фар, Изабелла пытается что-то ему сказать, но тщетно. Вместо ответа она давится рыданиями Барран созерцает ее несколько мгновений, нотой подходит, хватает за руку, ведет к машине, бесцеремонно заталкивает внутрь и бросает свои вещмешок на заднее сиденье.

— Подвиньтесь, — командует Барран. Он садится за руль рядом с молодой женщиной, все еще прячущей лицо в ладонях. Хлопает дверцей и трогается с места.

На Северной автостраде, при выезде из Марселя под колеса «ДС» — машины Изабеллы — летят огромные буквы ЭКС и стрела, выведенные на асфальте желтой краской. На вершине холма машина съезжает с автострады и на полном ходу устремляется по поперечной дороге. Внезапно она резко тормозит на обочине.

Сидящий за рулем Барран выключает зажигание. Его лицо, как и лицо его спутницы, освещается теперь только движущимся светом автомобилей, поднимающихся на холм по автостраде. Легковые проносятся быстро, с шумом рассекая воздух, грузовики взбираются вверх не так проворно, со скрежетом переключаемых передач и с натужным ревом мотора В промежутках между этими вспышками света — темные провалы.

Барран не глядит в сторону молодой женщины. После недолгого молчания он заговаривает с ней спокойным, доверительным тоном, по-прежнему не глядя на Нее.

— Ваш Моцарт… я действительно его знал. Я играл с ним в гольф в Дьенбьенфу…

На лице Изабеллы еще не высохли слезы, и тем не менее она вдруг хохочет. Искренне, неудержимо. Когда она наконец отвечает, тон ее так же доверителен, как и у Баррана.

— Да он никогда не бывал в Дьенбьенфу.

Барран поворачивается к ней, придвигается и начинает невозмутимо расстегивать на ней костюм под леопардовой шубкой.

— Имя и фамилия, — требовательно спрашивает он.

— Изабелла… Изабелла Моро.

Одной рукой Изабелла пытается не дать Баррану расстегнуть пиджак ее костюма другой же за шею привлекает его к себе. В конце концов руки ее опускаются, но Барран и не думает ее обнимать.

От света к тьме, от пуговицы к пуговице — допрос продолжается.

— Замужем?

— Нет.

— Профессия?

— Фотограф… В одной крупной компании.

— Что за компания?

— Нефтепродукты, искусственное волокно и прочая дребедень.

Под костюмом у нее ничего, кроме бюстгальтера.

— В Марселе?

— Нет В Париже.

Тьма Свет. Тьма Свет.

— И такой путь вы проделали из любви к музыке? — иронически вопрошает Барран.

Руки Изабеллы безуспешно пытаются отвести настойчивые руки медика.