Армагеддон - Ник Перумов

Старый Чёрт отогнал вызывающие депрессию мысли и заменил их видением самой большой (теоретически возможной) премии и подсчётом того, что можно будет купить на эту сумму.

Самое главное - попасть на Авалон!

Лучший друг Старого Чёрта из мира нечисти - Ашгарот - вернётся на Авалон через пару орбит. Старик расплылся в блаженной улыбке, представив, какой добротный дебош устроят они вдвоём у «Трёх повешенных монахов» - в любимом кабаке всех моторных бесов сектора 666. На дверях заведения красовалась вывеска, гласившая (к неизмеримому удовольствию всей нечисти): «Эй, мягкокожие! Поберегись! Попробуй сунься! За последствия администрация ответственности не несёт».

Впрочем, вряд ли мягкокожие, то есть люди, ощутили бы удовольствие, оказавшись даже на мгновение за дверьми «Трёх повешенных монахов». В этом заведении не было ни столов, ни стульев, ни стойки бара - ничего из всей той ерунды, которая необходима мягкокожим, чтобы влачить их жалкую жизнь в том, что они называют комфортом. В заведении не существовало и времени в его земном, человеческом понимании. Заказ здесь выполняли быстрее, чем распадаются самые короткоживущие изотопы, а бесценная тишина, окутывавшая посетителя после первой же рюмки, могла длиться сотни земных лет.

Моторные бесы были гордой расой и презирали всё, что так или иначе связывалось с их мягкокожими повелителями. И всё же бесы служили повелителям, служили хорошо. Бесы и черти должны подчиняться людям - гласил древний закон, провозглашённый Великим Заклинанием на заре веков. Проклятое заклинание! Ничего, ну ничегошеньки с ним не поделаешь! Крутись, вертись, служи. Фрахты и чартеры, консаменты и страховые полисы, премиальные и оклады, грузовые терминалы и ремонтные доки…

Заклятья, заклятья, заклятья,

И отпуска нет на войне!

Чертовски хороший поэт - как там его? - Редьярд Киплинг. Даром что мягкокожий. Несмотря на всё презрение к людям, Старый Чёрт скрасил немало минут жизни, перебирая в памяти строчки Киплинга. Но никто, даже лучший друг старика Ашгарот, не знал об этом тайном пороке.

Да, «заклятья, заклятья, заклятья…». Заклятья и заклинания. Те, что двигают корабль сквозь Космос. Отдельный набор заклинаний - чтобы управлять ордой младших моторных бесов и прочей нечисти. Заклинания, оберегающие заумное и чертовски дорогое оборудование от разрушения в гиперпространстве. И ещё тысячи тысяч заклятий и заклинаний. Каждое из них - капля за каплей - выжимало силы из Старого Черта. Подчас он начинал ненавидеть свою работу, в чем боялся признаться даже самому себе. Частенько он вспоминал родной дом - Преисподнюю. Да-да, тот самый ад, те самые нижние миры, чьё гордое могущество было сломлено мягкокожими тысячелетия назад. Великий огонь погас, и теперь рядовому моторному бесу (или суперпроцессорному бесу, или электрогенераторному) приходилось вкалывать от зари до зари, чтобы заработать себе на частичку хотя бы суррогата - секторного пламени. Ангельё бы побрало всю эту вымороженную работу в горные выси, так их раздери!.. Раскудрить её с орбиты сквозь десять могил, сраных серафимов, херовых херувимов в тибетского ламу и чёрную дыру всем скопом! Вспоминая о своём подчинённом положении, Старый Чёрт непременно начинал ругаться. Немудрено, что ругань была его привычным состоянием, и именно она сделала его знаменитым.

Старый Чёрт был знатным мастером по части ругани. Он постоянно брюзжал, нецензурно выражался, кощунствовал, бурчал, проклинал всё на свете, охаивал всех и вся и ругался на чём свет стоит. Проклятия и крепкие слова были для него своего рода бронёй, защищавшей его от некомпетентности капитанов и штурманов, портовых колдунов и хозяев кабаков. Жаловался старина на всё, что вонзалось острыми шипами в шкуру любого моторного беса. Но именно он, став лучшим проклинателем всех времён и народов, умел ставить мучителей на место. Некоторые из его забористых проклятий вошли в легенды, как и послужившие для них поводом выверты бюрократии. Старого Чёрта просто переполняла раскалённая лава упрямства, духа противоречия и жажды спора; многие члены экипажа впадали в депрессию, едва прочитав его имя в бортовом списке.

Был у Старого Чёрта и ещё один тайный, никому не ведомый порок помимо слабости к Киплингу. Старый Чёрт ненавидел свою работу и… любил её одновременно. Ему нравилось мерцание звёзд, переливы их пылающих корон и гигантские выплески протуберанцев. Нравились ему бури жёсткого рентгеновского излучения, бушующие в районах чёрных дыр, нравились разноцветные планеты синие, пурпурные, жёлтые, багровые, зелёные… Любил он голоса далёких друзей, приносящиеся на крыльях космических скоростных заклинаний, как любил и многое другое, любил саму жизнь моторного беса.

А Авалон… На Старого Чёрта вновь нахлынули приятные воспоминания. Да, «Три повешенных монаха». Высшее блаженство. Густая завеса дыма и чёрные камни, висящие в воздухе, пронзённом застывшими молниями, бесчисленными громовыми раскатами и насыщенном упоительным теплом Истинного Огня. Куда этим гуманоидам выдержать такое! Заклинания, перелетающие от одного посетителя к другому, обжигающий хлопок по плечу, искры, танцующие и кружащиеся вокруг моторных бесов сектора 666.

Старый Чёрт вздохнул, предвкушая удовольствие. Скоро, очень скоро он вновь окажется на Авалоне,

Нужно всего лишь закончить работу, привести корабль в космопорт.

* * *

Билли Иванов был влюблён.

Ему было десять лет, и она - объект его чувств - танцевала перед ним во всей своей красе. Она была стройной, с пышными формами - знойная уроженка юга. Правда, всего лишь наполовину, ибо родилась она в смешанном испано-американском браке. Звали черноокую красавицу, улыбкой переворачивающую душу мальчишки, Люпе Моррис. В данный момент она танцевала ни с кем иным, как со своим недавним женихом, а теперь - мужем, который, по мнению Билли, на вид был обезьяна обезьяной. Имя этого орангутана Джо Моррис, и он был американцем от макушки до пяток. Этот здоровяк-тугодум оглушал, казалось, весь корабль до нижних трюмов, когда разевал пасть, чтобы ласково произнести имя своей дражайшей Люпе.

Гремела горячая, зажигательная музыка, и Люпе, в костюме тореадора, изящно обтягивающем её стройную фигуру, извивалась в ритме танца, пробуждая в душе Билли незнакомые, но весьма приятные чувства. Одна из стен его каюты представляла собой огромный экран, который на данный момент был целиком занят глазами Люпе, танцующей в карнавальном зале несколькими палубами ниже одинокой «холостяцкой» каютки Билли. Мальчишка прошептал очередную команду, и видеоэльф, прошипев в ответ: «Есть, сэр», дал общую панораму зала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});