Александр Грин. Зябкое сердце - Дмитрий Володихин

За много спячек до университета, когда Ольга еще числилась школьницей, врачи заподозрили у нее слабость легких. Ее родителям дали совет поселиться в теплых краях, лучше всего - у моря. Семья облюбовала место на Южном берегу Крыма, близ Алушты. Папа, мама и девочка переехали в летний дом на сваях, дальше всех выдвинутый в море среди всех домов свайного поселка. На зиму им приходилось перебираться в Симферополь.

Легкие оказались ни при чем.

Крымская летняя жара не согревала Ольгу, если холод возникал внутри нее. Зато ни зимние морозы, ни ледяной ветер бора не вредили ее здоровью.

Крым она полюбила.

Если в погожий день выйти на крытую галерею перед окнами ее дома, то справа можно разглядеть громадного каменного медведя, пьющего волны; слева - громадного каменного... не пойми кого, но страшного, - и тоже пьющего воду; позади - настоящий готический замок, выстроенный тут века полтора назад. А впереди - нестерпимо белое солнце жадно целует лазурный горб моря, оставляя на нем длинный след люминесцентной помады.

Однажды, под занавес октября, Ольга вышла в одном купальнике на пляж, когда море штормило. По мелкой самоцветной гальке она подобралась к линии прибоя и подставила тело под удар волны. Еще раз... И еще раз! Море, разъярившись, утащило ее к себе, на глубину, и отец едва успел спасти девочку. «Не смей больше делать так! Никогда», - было ей сказано. Следующее утро застало ее там же, только штормило в тот день крепче. Но на сей раз девочка устояла на ногах. Море с нею не справилось.

Отойдя на сухую часть пляжа, она почувствовала на себе чужой взгляд. Женщина Крым - равнодушная, высокомерная красавица - заинтересовалась ею. И даже сказала ветром, светом и брызгами на гальке нечто вроде: «Неплохо, девочка». Ольга встрепенулась, рассердилась, бросила в ответ: «Я человек, а ты всего-навсего призрак! Ты не смеешь разговаривать со мной, как госпожа». Ощущение взгляда исчезло. Но время от времени оно вновь появлялось. Женщина Крым стала тайной подругой девочки: их объединял общий холод в сердце.

А победа над морем стоила Ольге недели в больнице. Врачи сказали тогда: «Легкие были здоровы, но теперь в них обширное воспаление». Девочка в ответ улыбнулась. «Вы разве не понимаете? У вас тяжелое воспаление легких!» - «Всего-навсего? Самое обычное?»

Как им объяснить, что существуют проблемы, по сравнению с которыми воспаление легких вообще трудно заметить...

...В тот вечер она отчаянно пыталась не поддаться сну. Иногда холод наплывал, едва не лишая сознания, а временами отступал. Но позиции он сдавал неохотно, и ему не хватало самой малости, чтобы отправить девочку в нокаут спячки. Завтра - первый экзамен сессии. Надо держаться. Лучше бы удержаться...

Получалось плохо. В груди нарастали все признаки большого ледяного затмения. Она предчувствовала: на сей раз ее ожидает нечто необычное. Гвоздик в сердце подрастал что-то уж слишком быстро. Боль толкалась ножками и заставляла тревожно размышлять о той минуте, когда прелюдия кончится и тварь полезет из сердца головой вперед.

К отцу пришел его товарищ - магистр Антонов, большой дока по части марсианских рукописей. Ольга спросила гостя из вежливости о каких-то, прости господи, никому не нужных поисках императорской библиотеки марсиан. Он отвечал долго, основательно, с живыми подробностями. Рассказал, как доктор Александропулос придумал использовать команду профессиональных спелеологов, чтобы с их помощью влезть в трещину, пересекавшую под углом сорок пять градусов отвесный склон в кратере Медлера. Как они чуть не заблудились, но в конце концов вышли к целой грозди имперских бункеров; оказалось, что марсиане их бросили всего двести лет назад. Как российская экспедиция сцепилась с женевской из-за прав на драгоценную находку. И как они потом вместе отстреливались от банды черных археографов, нанятых коллекционером из арабских шейхов...

Ольга сейчас же увела гостя в свою комнату и налила ему чаю. К чаю Антонов приник с бешеным восторгом - все, кто подолгу работал на Марсе, возвращаются с диковинной аномалией: пьют чай ведрами. Отчего?

Гость потчевал ее рассказами о походах за рукописями в лабиринты династии Лом. О вскрытии бункера «Тэнг» с гробницами марсианских императриц. О гонках на марсоходах. О настоящем большом сражении, разразившемся в фактории Королев: синдикат якудза попытался взять библиотеку Научного центра с находками за пять лет. Наконец, о драгоценном имперском манускрипте с текстом договора между монархом Дуд-Харт и вольным кланом собаководов. Уникальную рукопись обнаружил лично Антонов - через два года после того, как молодой магистр Булкин предсказал, где она, чисто теоретически, может находиться.

Всё это было очень интересно. Ольге с детства нравились истории о древних тайнах, о нерасшифрованных рукописях, о кладах и прочих драгоценных находках. Ее собеседник говорил со знанием дела, не стеснялся объяснить непонятное. В то же время - то ли каким-то особенным тоном, то ли улыбкой, то ли внимательным отношением к ее вопросам - он давал понять, что ведет разговор с равной. Это было очень интересно...

Но сердцу не становилось теплее. В сердце застряла сосулька, с каждым часом становившаяся чуть больше. Иногда в студёную зиму бывает, что ты берешься ладонью за ледяной штырь, свисающий с крыши, отламываешь нижнюю часть и вертишь ее в ладони, ожидая увидеть, как польются с ее боков холодные слёзы. А она - не тает. Не тает, и не тает. Мороз кругом, и сосулька не желает поддаваться живому теплу человеческой руки... Именно это происходило сейчас у нее в груди. Вот только нетающую сосульку сжимали не пальцы, а сердечная мышца.

Он помотал головой.

- Так ничего не получится.

- Что не получится? - удивилась она.

- Да ровным счетом ничего хорошего. Надо как-то не так.

Она усмехнулась:

- Папа решил полечить меня умными знакомыми?

- Согласись, глупыми знакомыми точно никого не вылечишь...

- А что, кто-нибудь уже ставил подобный опыт?

- Недавно как раз читал монографию Допплера - Мабинского «Терапия знакомыми глупцами в позднеассирийской медицине». Специалисты говорят: у них там, в Ассирии, все попытки окончились полным провалом. Считаешь, надо поставить новую серию экспериментов?

На несколько мгновений она ему даже поверила.

Искорка веселья.

Маленькая.

Вспыхнула и пропала. Даже не добралась до губ, о глазах и речи быть не может.

- Считаю, надо плюнуть на медицину и жить, сколько отмерено.

Он опечалился.

- Всё настолько серьезно?

Ольга хотела уйти. Разговор дошел до тех мест, куда ей не хотелось пускать никого. Но не ушла: встать с кресла - это очень хлопотная затея. Не сейчас. Она хотела сказать, что кое-кому стоит интересоваться собственными болячками и не соваться к чужим. Но не сказала: выходила какая-то театральная реплика. Она хотела пошутить. Но хорошая шутка не пришла в голову, а плохой она стыдилась.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});