О-Рицу и ее дети - Рюноскэ Акутагава

— Нет, что ни говори, такие лица нравятся мужчинам…

Убирая письмо и очки, тетушка укоризненно улыбнулась. О-Кину удивленно на нее посмотрела:

— Что случилось, тетушка?

— Камияма-сан только что принес письмо от гадателя. Зайди, Ё-тян, к маме. Недавно она, правда, спала, но, может быть, уже проснулась.

Ёити очень не хотелось идти, но он примял в пепельнице окурок и, избегая взглядов тетушки и сестры, поднялся. Изобразив на лице улыбку, он вошел в соседнюю комнату.

Там, за раздвижными стеклянными сёдзи, виднелся крохотный внутренний дворик, где одиноко рос толстый падуб и стоял умывальный таз. О-Рицу в холщовом ночном кимоно тихо лежала спиной к Ёити с пузырем льда на голове. Подле нее устроилась сиделка, которая, близоруко склонившись над историей болезни, лежавшей у нее на коленях, что-то писала вечным пером.

Увидев Ёити, она чуть кокетливо поздоровалась с ним одними глазами. Ёити ответил неприветливо, хотя не оставался равнодушным к ее привлекательности. Потом обошел вокруг матраса и сел так, чтобы видеть лицо матери.

О-Рицу лежала с закрытыми глазами. Ее худое лицо казалось сегодня совсем изможденным. Но когда она открыла затуманенные жаром глаза и посмотрела на Ёити, в них промелькнула ее обычная улыбка. Ёити стало стыдно, что он так долго разговаривал с тетушкой и сестрой. После некоторого молчания О-Рицу с трудом сказала:

— Послушай…

Ёити кивнул. Ему было неприятно горячее дыхание матери, О-Рицу не продолжала. Ёити начал испытывать беспокойство. Ему даже казалось, что это ее последнее слово.

— Тетушка Асакава еще не ушла? — произнесла наконец мать.

— И тетушка здесь, и сестра только что пришла.

— Тетушка…

— У тебя к ней дело?

— Нет, тетушке я хочу подарить умэгавского угря.

На этот раз Ёити улыбнулся.

— Передай это Мицу. Ладно? Вот и все.

Произнеся это, О-Рицу попыталась повернуть голову. В тот же миг пузырь со льдом упал. Ёити сам положил его на лоб матери, не дав сделать это сиделке. Неожиданно он почувствовал, что веки его стали горячими. «Плакать не следует», — подумал он. Но было поздно. У ноздрей уже застыли стекавшие ручейком слезы.

— Глупенький.

Прошептав это, мать устало прикрыла глаза.

Ёити покраснел и, стыдясь взгляда сиделки, с тяжелым сердцем вернулся в столовую. Тетушка Асакава обернулась и посмотрела ему в глаза.

— Ну как мама? — спросила она.

— Лежит с закрытыми глазами.

— С закрытыми? Плохо.

Тетушка и О-Кину, сидевшие друг против друга у жаровни, переглянулись. Сестра, которая, хмурясь, чесала шпилькой голову, опустив наконец руку, спросила:

— Ты не сказал ей, что Камияма-сан вернулся?

— Не сказал. Лучше, если это сделаешь ты.

Ёити стоял у фусума и старался потуже затянуть пояс. Стоял и думал: нет, ни в коем случае нельзя укорачивать матери путь к могиле, нельзя. Ни в коем случае.

II

Утром Ёити завтракал в столовой с отцом. На столе стояла чашка с рисом и для тетушки, заночевавшей у них. Но сама она еще не пришла, так как находилась возле матери вместо сиделки, которая обычно очень долго занималась своим туалетом.

Работая палочками для еды, отец и сын изредка перекидывались словами.

Последнюю неделю они вот так вдвоем сидели за своей грустной трапезой. Но сегодня им было тяжелее, чем в предыдущие дни, разговаривать друг с другом. Прислуживавшая Мицу безмолвно подавала еду.

— Как ты думаешь, приедет сегодня Синтаро?

Кэндзо выжидательно посмотрел на Ёити. Но Ёити молчал. Приедет ли брат сегодня — не это его мучило, его мучило другое — что брат вообще не приедет.

— Может быть, завтра?

На этот раз Ёити не смог промолчать.

— Но ведь у него сейчас, кажется, экзамены.

— Ты полагаешь?

Кэндзо умолк, о чем-то задумавшись. Потом, протягивая Мицу чашку, чтобы та налила чай, обратился к Ёити:

— Тебе тоже нужно учиться. Не забывай, что осенью Синтаро станет студентом университета.

Ёити отодвинул еду и ничего не ответил. Он злился на отца, который заставлял его учиться, запрещая заниматься любимой литературой. Кроме того, что общего между студенчеством старшего брата и учебой младшего?

Ёити хотелось посмеяться над нелогичностью отца.

— О-Кину сегодня придет?

Кэндзо решил переменить тему разговора.

— Вероятно. Она ведь просила ей позвонить, когда придет Тодзава-сан.

— У О-Кину дома тоже неблагополучно. Они близки к разорению.

— Да, убытки у них огромные.

Ёити слушал, продолжая пить чай. Четыре месяца назад разразился невиданный кризис. В результате банкротства одного осакского промышленника, с которым их фирма заключила крупные сделки, Кэндзо пришлось прибегнуть к займу. В общем, его убыткн составляли самое малое тридцать тысяч иен. Ёити слышал об этом краем уха.

— Хоть бы все оставалось как есть. Ведь при нынешнем положений в любое время может произойти непредвиденное.

Говоря об этнх невеселых делах в несколько шутливом тоне, Кэндзо встал из-за стола. Потом раздвинул фусума и вошел в соседнюю комнату, где лежала больная.

— И суп сьела, и молоко выпила? О-о, это настоящее событие. Нужно, чтобы она как следует ела.

— Если бы она еще могла принимать лекарство, а то примет — и её тут же вырвет.

Такой разговор услышал Ёити. Он до завтрака заходил к матери — жар у нее был значительно меньше, чем накануне и третьего дня. Говорила она не с таким трудом, двигалась гораздо свободнее. «Боли еще не прошли, но самочувствие значительно лучше», — это сказала сама мать. А теперь и аппетит появился — как знать, быть может, все тревоги уже позади и она пойдет на поправку. Так тешил себя надеждой Ёити, заглядывая в соседнюю комнату. Но в то же время он испытывал суеверный страх, что матери может стать хуже, если он раньше времени успокоится.

— Господин, вас к телефону.

Продолжая держаться за фусума, Ёити обернулся. Мицу, подобрав рукава, вытирала стол. А к телефону Ёити позвала служанка по имени Мацу, которая была старше Мицу. С мокрыми руками она стояла в дверях кухни, через которые виднелась всякая утварь.

— Кто просит?

— Даже и не знаю кто…

— Ну ладно, вечно ты со своим «даже и не знаю кто».

Ворча, Ёити быстро вышел из столовой. Ему почему-то было приятно отругать непонятливую Мацу при Мицу, которая ему правилась.

Он подошел к телефону — звонил сын аптекаря Тамура, с которым они вместе окончили школу.

— Здравствуй. Давай сходим в «Мэйдзидза». Там сегодня играет Иноуэ. На Иноуэ ты, конечно, пойдешь.

— Не могу. Мать больна.

— А я и не знал. Прости. Жаль. Вчера мы кое-где были…

Закончив разговор, Ёити поднялся на второй зтаж, в свою комнату. Сел к столу, но желания готовиться к экзаменам у него не появилось, даже читать не хотелось. Ёити постоял у решетчатого окна, из которого было видно, как перед оптовой фирмой игрушек мужчина в хантэне накачивает шины велосипеда, и ему почему-то стало не по себе. Спускаться вниз тоже не хотелось. И Ёити улегся на циновку, подложив под голову объемистый китайско-японский словарь.

Он стал вспоминать своего брата, с которым не виделся с весны. У брата был другой отец, но Ёити ни разу даже в голову не пришло, что они сводные, а не родные братья. Да и о том, что его мать вышла второй раз замуж, имея ребенка, которым и был его брат, он узнал сравнительно недавно. В памяти запечатлелось лишь то, что у брата другой отец.

Это случилось в то время, когда они с братом еще учились в начальной школе. Однажды Ёити, играя с Синтаро в карты, поспорил с ним. Синтаро, всегда сдержанный, как ни злился на Ёити, даже голоса не повысил. Только стыдил брата, осуждающе глядя ему в глаза. Ёити пришел в бешенство, схватил карты и швырнул Синтаро в лицо. Карты рассыпались по полу. Брат влепил ему оплеуху.

— Не нахальничай.

Не успел брат сделать это, как Ёити зубами впился ему в руку. Синтаро был крупнее Ёити. Зато Ёити был отчаяннее. Они вцепились друг в друга, как звери, и начали драться.

На шум прибежала мать.

— Что вы делаете?

Только мать это произнесла, как Ёити тут же расплакался. А брат застыл на месте, опустив голову.

— Синтаро, ты старший. Зачем же обижаешь младшего?

Получив выговор от матери, Синтаро дрожащим голосом возразил:

— Это Ёити во всем виноват. Он швырнул мне карты в лицо.

— Врешь. Ты первый ударил меня. — И Ёити еще сильнее расплакался. Зачем обманываешь маму?

— Что?

Возмущенный брат двинулся на Ёити.

— Опять ты на него нападаешь? Я же сказала — ты старший, значит, должен просить прощения.

Мать оттащила Синтаро от Ёити. Глаза брата загорелись недобрым огоньком.

— Хорошо же.

Он точно безумный замахнулся на мать. Но тут же расплакался еще сильнее, чем Ёити.