Резервация - Антон Сибиряков

так, что псина взвизгнула, а ее тело протащило по грязи.

Руки Майка онемели, и он выронил гвоздодер – звонко, со всплеском воды. И тут же ему в лицо ударил слепящий свет фонаря. Нужно было бежать. И он побежал. Прочь из муравьиного склепа, ослепленный, напуганный зверь. В надежде прорваться сквозь силки и капканы. Луч фонаря заметался по подвалу, и спустя мгновение сильная рука схватила Майка за горло. Впилась пальцами, сжала, ломая кадык, и он почувствовал, как рвется кожа, а кровь теплом расползается по груди. Его не душили – ему разрывали горло. А потом швырнули к овчарке в грязь – булькающего кровавыми пузырями. И он ухватился за нее – еще теплую, еще живую. Пытаясь ползти. Но свет фонаря вернулся – и Майка потащили за ноги обратно в пролом к деревянным гробам.

1

Спустя 25 лет

– Я ведь вырос здесь, – задумчиво сказал Гай, глядя в окно. Он вел машину медленно, всматриваясь в пыльный сухой мир. По ту сторону стекла, увязшие в песке, проплывали развалины панельных высоток. – В сраной резервации. Знаешь, что это такое? Зоопарк! Раньше мажоры из Голдтауна притаскивались сюда целыми семьями, на бронированных автобусах, поглазеть, как мы убиваем и грабим друг друга. Туристы, бля… – Он немного помолчал. – Помню, был случай – экскурсионный автобус позабыл одну такую туристку, и она попыталась добраться до КПП пешком – после эксперты установили, что ее насиловали семеро. Перед тем, как отпилить ей голову. И четверо – после. Но вместо того, чтобы испугаться, эти вонючие толстосумы принялись ездить на место ее казни. Искать отпиленную голову. Ты сечешь, блин? Охуеть…

Антон не ответил. В салоне старого прокуренного седана было душно, и он раздумывал, как скоро их занесет песком, если приспустить боковое стекло. А еще он думал, что именно так и живут слепые – среди обжигающей враждебной пустоты.

– Здесь ничего нет, – произнес он, наконец. – Только песок.

– А вот тут ты не прав, напарник, – ответил Гай. Он навалился на руль, пытаясь протащить седан под накренившимися столбами электропередач. Свисающие до земли провода заскользили по лобовику, как щупальца. – В этом месте живут чудовища. Настоящие чудовища, каких тебе еще не доводилось видеть.

Антон пожал плечами. Они работали в паре с Гаем четвертый год, но так до конца и не притерлись друг к другу. Гаю было сорок с небольшим – жена, пара детишек, дом в кредит – но Антону чудилось, что внутри у его напарника ворочаются змеи. В нем текла индийская кровь, та, что плохо пахла под палящим солнцем обновленной Европы. С детства Антона учили, что дурная кровь рано или поздно выкинет какой-нибудь фортель. И он знал, что в такой компании постоянно нужно быть начеку. Ведь настоящие напарники ходят друг к другу в гости, ужинают вместе с семьями, а после пьют пиво на веранде. За четыре года Антон ни разу не пригласил Гая к себе на ужин. Его жену – индуску с пирсингом на лице и татуированными лодыжками, и двоих смуглых ребятишек с хлюпающими носами. Антон никогда их не видел, но представлял именно такими – аляповатыми, шумными, дикими.

– Чудовища, – повторил Гай, кивнув собственной правоте. – Иногда я думаю, что резервация – это королева-мать, которая плодит чудовищ. Выебаная пузатая сука, которой не терпится все здесь измазать кровью…

Чудовища. Подумал Антон. Мы выросли, и им стало тесно под нашими кроватями. Они выбрались и теперь живут здесь, среди людей…

Он посмотрел на заляпанную руками мигалку, втиснутую в самый угол лобового стекла. Синий светодиодный маяк на витом шнуре. То, что вряд ли отгонит чудовищ.

В детстве, – подумал Антон, – чудовища боялись света. Стоило только зажечь ночник, как они исчезали – прятались в шкафах и под кроватями. Теперь они не боятся… – он открыл бардачок и сунул туда мигалку. – Потому что мы сами не верим в этот свет.

– Все равно поймут, что мы легавые, – сказал Гай, не отвлекаясь от дороги. – Кто еще попрется в такую дыру по собственной воле?

Антон не слушал. За окнами облезлый и заржавелый утопал в песке поверженный колосс – завалившийся набок памятник – серп и молот в обрамлении пшеничных колосьев.

– Что здесь случилось?

Гай пожал плечами.

– buree jagah (говорит на хинди «плохое место»).

– И что это значит?

Гай не ответил. Только прибавил ходу. Он обещал Мирре быть к ужину, а лишние вопросы могли их задержать. Рис с кукурузой, рыба и бутылка вина. Они поужинают, уложат детей и займутся любовью в душе. Гай не собирался лишаться этого. И разбитая дорога не помешала бы ему так, как чертовы вопросы напарника.

Над капотом взметнулись фонтаны песка – Седан нырнул носом, и их накрыло с головой. От удара машина вильнула, и Антон вцепился в ручку над дверцей.

– Потише, эй! Хочешь здесь застрять?!

Гай сбавил обороты. Сквозь засыпанный лобовик пробивалось солнце. Он включил дворники.

– Спокойно, напарник.

Антон оглянулся. Они только что протаранили глыбу спекшегося песка. И теперь со скрежетом тащили куски под днищем.

Он расстегнул ворот форменной рубахи и накинул ремень безопасности.

– Блядь, Гай! Какого хера ты творишь?!

Рис с кукурузой, рыба и бутылка вина. Они допросят свидетелей, дождутся труповозку и вернутся домой до темноты.

Гай подмигнул. Все будет хорошо.

В зеркалах заднего вида маячил памятник пшеничным колосьям. Бурое от ржавчины перекрестие серпа и молота. А по сторонам тянулись развалины домов песчаного квартала. Теперь они казались надгробиями, за которыми давно не было присмотра.

Время – это то, в чем вязнешь. Барахтаешься. Но не можешь выбраться. И не можешь вытащить дорогих тебе людей. Время – это обжигающая враждебная пустота.

Гай открыл бардачок и вытащил пачку «Пелл Мелла». Закусил фильтр.

– Как думаешь, что он тут делал?

– Кто?

– Конь в пальто, – Гай выудил из пиджака затертую бензиновую зажигалку и принялся чиркать колесиком. – Наш труп.

Он зажег вонючий «Пелл Мелл». Втянулся, закашлялся. Антон знал, что жена запрещала ему курить. В бардачке вечно валялись мятные конфеты – ими Гай душил табачный чад, когда возвращался со смены.

Антон перегнулся через спинку – на заднем сидении лежала плетеная папка с документами. Он развязал шнуровку и достал бумаги. Темные, похожие на дешевые ксерокопии, листы.

– Кёниг. Лев, – прочитал Антон. Прилагаемый скан фотографии был нечетким и закопченным. Человек преклонных лет с залысинами и мешками под глазами смотрел сурово из-под кустистых бровей.

Гай заглянул в бумаги.

– Кто он?

– Владелец «Королевских пивоварен». Заседал в парламенте. Лев Кёниг, потомок знатного дворянского рода…поэтому общение