Поют камни - Серафима Константиновна Власова

собирала материал для своих сказов Серафима Константиновна — в Миассе, Тургояке, Кыштыме, Тютьнярах и др. Каждый старожил знает про ее героев, охотно рассказывает про Огневицу, про Марьин корень, объясняет названия «Увильды», «Сугомак», «Дунькин сундук», «Самсонов камень», «Золотой азямчик», помнит злодеяния уральских «миллионщиков».

Но все эти мотивы находятся, так сказать, в рассыпанном виде, в форме живой традиции. Нужна богатейшая фантазия, чтобы все это привести в систему, объединить сюжетом, подчинить определенной поэтической идее. С этой задачей С. К. Власова успешно справляется.

Все сказы, вошедшие в настоящий сборник, имеют фольклорные источники. «Сказание о Вахрушкином счастье» основано на часто встречающемся сказочном мотиве о трех подземных царствах и о целительных свойствах птичьего пера. Сказ «Поют камни» навеян местными легендами о «шайтановом городище» и о происхождении «каменных сапогов», что стоят за Юрмой. Сказ «Зузелка» открывается преданием: «Есть немало на Урале гор и горушек, хребтов и речушек, про которые в старину люди сказы сложили. К примеру сказать, есть на одном крутом берегу реки Белой большой обрыв, а на нем камень, как есть огромный стул с подлокотниками. И стоит этот стул с давних-предавних времен. Старики уверяют, будто на нем сам Емельян Пугачев сидел…»

«Зеленая ящерка» — это вариант знаменитого сюжета о полозе, указывающем герою золотую жилу…

Выше мы сказали, что Серафима Константиновна собирала материалы для своих сказов. Правильней сказать: не собирала, а впитывала, и не «материалы», а душу народной поэзии. Память у сказительницы живая, цепкая. Порой легенда, услышанная еще в детстве и, казалось, забытая, неожиданно приходит на ум и всегда кстати.

Фразеология Власовой — это фразеология народа, это вязь ярких и точных поговорок, пословиц, сравнений. Говоря о тяжелом труде старателей в старину, она пишет: «Клим, выходит, по пословице жил: «Золото моем, а голосом воем». Или еще про таких невезучих сказывали: «Золото намыл, а у ковшика дыра» («Зеленая ящерка»). Противопоставляет рабочих капиталистам-заводчикам: «Наши-то, простого люда корешки, из светлых родников пошли, не то, что господские — в мутной воде ростки пустили («Сказание о Вахрушкином счастье»). Там же: «Характер у новой жены, что кривое полено оказался — ни в какую поленницу не уложить».

Серафима Константиновна считает, что, собственно, ею придумано немного. Она сравнивает свое творчество с работой ковровщицы, соединяющей на полотне узоры, созданные за вековую историю народов.

— Чтобы писать сказы, — говорит она, — надо хорошо знать народ, его поэзию, безгранично любить свой край, ну и немножечко фантазии.

А. ЛАЗАРЕВ

ВАСЯТКИН САПОЖОК

Про наше каслинское литье да его мастеров, что своим умом и смекалкой до большого дела в литье доходили, как из чугуна не только сковородки отлить, а самонастоящие кружева сплести или такую красоту в поделке смастерить, что диво людей брало, — слава по всему миру давным-давно гуляет. К примеру сказать, ежели конь с седоком отлит, то все как живое в литье. И седок-воин или просто наездник лихой — тоже будто живой человек. И шапка на нем, и бешмет, вглядись — и пуговки даже чернеют. Кудри из-под шапки на голове видны, и улыбочка на губах играет. Да что там кудри, если чугунный наездник от беды скачет, то весь он на своем чугунном коне точно встревожен чем-то. На лице не улыбка тогда, а забота видна. Об волшебниках же, что эти поделки отливают, легенды и сказки в народе живут…

Про Васяткин сапожок тоже не одна сказка сложена. Кто говорит, будто в революцию в таком сапожке парнишка Васятка в цеха тайные бумаги носил… От большевиков к рабочим были эти бумаги, на бои с хозяевами заводов рабочие поднимались. А рождение этого чугунного сапожка вот каково:

…В старое, престарое время в дремучих лесах на горах Уральских затерялся заводишко один — Каслинским его назвали. Жил в нем вместе с другими крепостными людьми и Михаил Торокин. Какой он был из себя, не донесло до нас время, а вот то, что он мастерко был отменный по чугуну — это известно давно.

Говорят, от деда он еще слыхал, как их весь род в кузнецах век коротал, на огненной работе горел. Все редкостные кинжалы ковали, а один в их Торокинском роду отменным кольчужником был. Вот куда их родовая-то уходила.

— Не проволоку тянул, — хвастал дед Михаилу, когда тот подрос да в цех угодил, душной низенький сарай с пристройками.

Любил Михаил слушать дедовы сказки про кольчужников в их роду. И про то, как дед говорил:

— Слава-то про кузнецов издалека ведется, чисто великаны кузнецы. Они тебе и кинжал откуют, и кольчужную рубаху оплетут. Только сноровку надо иметь большую.

Но не хитроумное кольчужное мастерство занимало Михаила, с другой думой он не расставался: не чугунок для щей или топор изладить, а настоящую поделку — вроде кречета в небе или подсвечник на столе. Не враз пришло умение к Михаилу, не сразу он модель орла вылепил, а потом и отлил по этой модели птицу и такую, что сам управитель принялся пот с макушки вытирать от радости при виде такого чуда. Это тебе не из глины или воска штучка, а из чугуна отлитая. Долговекая красота.

Покрыло время, как снегом запорошило, тайну мастерства и умения Михаила Торокина, как он первым в чугун жизнь вдохнул, как в его руках чугун человеческой силой заиграл и как его орлы и кречеты в полете — вот-вот улетят.

Большие деньги Демидовы загребали от уральского железа, немало получал доходов заводчик и от литья каслинского. Во дворцы каслинские поделки князьями и графами покупались, ну а Михаиловы — на особицу.

Год от года росло мастерство Михаила, только жизнь оставалась такой же голодной и тяжелой, какой она была у прадедов и дедов его. Известно, в крепости жили. Да и не по душе было Михаилу разных драконов лепить и русалок отливать, что приказывали хозяева. К другому его сердце тянуло — что кругом в жизни было. И хотел он это в чугуне на века показать.

И вот как-то раз занемог Михаил от работы, короткий век-то был в ту пору у работных. Ну жена, как полагалось, натопила печку в избе пожарче — дело зимой было, — залез Михаил на печку, укрылся тулупом покрепче и уснул. Сколько времени проспал, неведомо нам, только вдруг среди ночи проснулся. А ночь месяшная выдалась…

Проснулся Михаил, весь в поту лежит и по избе глазами шарит. Хорошо все видать. Тут полати, и на них сын и дочь спят. Тут жена у печки сидит, согнулась у каганца, лен теребит. На залавке чернеют модели новых поделок, приказчиков наряд: