Возвращение - Александр Луговской

Слезы принесли облегчение. Маринка приподнялась, отвела рукой травинку, щекотавшую ямку под коленкой.

Какой-то неосторожный жучок упал с ветки за ворот ее платья и, ползая по лопаткам, стал исследовать неожиданно открывшуюся ему терра инкогнита. Рассерженная вмешательством в свои личные дела, Маринка вытряхнула жучка и прислонилась к стволу дерева. Несильно подувший ветер обсыпал ее сухой, колючей корой. Она набилась в волосы, проникла под платье. Тогда Маринка встала и, свернув с дороги, через, пять минут вышла к небольшому лесному озеру. Разделась у самой воды, аккуратно сложила платье на валун.

Купание освежило ее, отвлекло от грустных мыслей.

В поселок она пришла после обеда. Дома, съев бутерброд, легла на диван, взяла с полки немецкую грамматику - камень преткновения заочников...

Незаметно пришел вечер. Солнце, утонув в озере, уступило место пока немногочисленным звездам. В лесу стало совсем темно. Лишь кое-где волчьим глазом светились гнилые корневища. Казалось, что остров уснул. Но вот подул несильный ветер. Он мягко и плотно прижался своими ладонями к стеклам валаамских окон. Вершины деревьев, до сих пор неподвижные, нерезко наклонили свои кроны. Ветер с легким звоном отпустил стекла и поспешил туда же, куда показывали деревья, к призрачноголубой в свете собравшихся на небе звезд церкви Белого скита. Черная туча, пришедшая с Востока, погасила звезды. Ветер пробежал по пихтовым аллеям, распушил мохнатые лапы деревьев, прошелся жестяным шелестом по листьям дубов, что ведут аллеей к Белому, и с веселым завыванием стал протискиваться во всевозможные щели руин келейных корпусов. Тронул луковицы куполов церкви и почти неслышно прикоснулся к колоколу, почерневшему от пережитых им времен. Колокол, обреченный на многолетнюю немоту, вздрогнул, пробуждаясь, и без видимой чуждому взгляду причины издал низкий глухой звук. Все стихло..: Тогда же у горловины Большой Никоновской бухты возникла в воде огромная воронка. Бесшумно вращаясь и бросая на окрестные берега красноватые отражения маячных проблесков, она вдруг двинулась на Юго-Запад, к истоку Невы, неся в себе, как в раковине, звук пробужденного колокола и что-то еще, невидимое и таинственное.

Игорю плохо спалось на новом месте, в квартире, еще хранящей следы вчерашнего новоселья и запахи недавнего строительства. Он метался во сне, сминал простыни.

Наконец уронил подушку на усеянный конфетными обертками пол, протяжно застонал, перевернулся на живот и затих. Любопытный луч луны заглянул в комнату, наткнулся на фотопортрет, висящий на свежей, в новеньких обоях, степе и погас.

Во сне Игорю хотелось пить. Сначала ему снилась пустыня, по которой он брел, понуро и бесцельно. Потом пустыня сменилась лесом, но тоже без единого ручейка или ключа. Задевая иссушенные ветви, с трудом продираясь сквозь заросли можжевельника, он задавал себе вопрос о том, зачем он идет здесь и куда? И не мог на него ответить. На опушке, вырвавшись из лесного плена, увидел домик, покрытый зеленым мхом настолько, что лишь кое-где проглядывали вековые бревна. Продравшись сквозь колючки, Игорь подошел к ветхому домику в надежде на кружку воды. Неожиданно быстро стемнело, над лесом, как воздушный шар, взошла зловеще-красная луна, и раздался низкий металлический звон. Очень знакомый. Где же он его слышал?.. Ступив на прогнившие доски крыльца, Игорь вдруг провалился, с трудом выбрался и открыл дверь. Яркий блеск ослепил глаза, и Игорь проснулся.

Утреннее солнце било сквозь оконное стекло прямо в лицо. На столе стояла грязная посуда, а над ней, в ярком луче, медленно клубилась негустая пыль. Игорь выбирался из сна с какой-то смутной безотчетной тревогой, словно это было напоминание о необходимости сделать что-то важное, значительное...

Прошел сентябрь. Как-то в разговоре на работе Игорь услышал, что в среду на Валаам отправляется последний в этом году теплоход. Почему-то вдруг ему стало грустно.

Захотелось побродить по городу. У своего демократичного начальства Игорь выпросил отгул и вышел под моросящий осенний дождь. Долго бродил по Невскому, не замечая, что дождь превратил строгий английский костюм в бесформенный и неудобный мешок, а редкие прохожие, вооруженные зонтами, недоуменно оглядываются на него.

У площади Восстания будто что-то подтолкнуло его. Он вбежал в метро...

Дома, отыскав старый рюкзак, собрал в него самые необходимые вещи, сменил костюм на джинсы и штормовку, оглядел квартиру и, выйдя на лестничную клетку, повернул ключ в замочной скважине.

Билетов на теплоход уже не было. Помогло старое валаамское знакомство - директор рейса. Игорю выделили диван в библиотечном салоне и даже дали белье. Он застелил постель и вышел на палубу. Город уже таял в тоскливом октябрьском дожде. Рядом с Игорем на релинг облокотился какой-то напоминавший колобка из мультфильма турист. Кругленький, лоснящийся, он одухотворенно чиркал зажигалкой, прикуривал. Вальяжно выпуская струйки дыма, обратился к Игорю: - Да, молодой человек, завтра мы с вами увидим одно из чудеснейших созданий северной природы. Воистину жемчужину Ладоги Валаам. Я перед поездкой ознакомился с массой литературы. Какие люди там жили! Работали, творили, создавали шедевры. А архитектура! Горностаев, говорят, был великий мастер привязывать сооружение к местности.

Игорю хотелось сказать этому знатоку, что сооружениями было бы правильнее называть овощные склады. Но промолчал. Ушел в салон и лег на диван...

Утреннее солнце еще не успело высушить вспотевшую от ночного холода палубу, когда Игорь через длинный сонный коридор, сквозь гудение люминесцентных ламп выбрался на воздух. Палуба пахнула на него лесом после дождя. Он прошел по ее узкой ленте на полубак и перешел на правый борт. Оттуда на Северо-Западе в прозрачной акварели тумана ему открывался Валаам. Не привычный, пресыщенный похвалой, роскошно-зеленый остров, а осенний, скромный даже в гордыне. Игорь залюбовался им, приветливо помахал чайкам архипелага. Это были уже его чайки. Запел что-то несуразное, но подходящее к моменту и настроению, перегнулся через борт, удивился зелени воды, негромко сказал ей: "Эй!" -и не найдя, что сказать еще, почему-то сел на палубу. Потом встал какой-то обновленный, успокоенный и долго смотрел на воду и вырастающий из нее остров. "Эй! Э-эй, слышишь, я иду к тебе!"

Через несколько секунд донеслось эхо. А может, просто показалось. Или это гудел теплоход... Но так хотелось, чтобы оно было, это эхо. Он вновь вскинул руки и, приветствуя чаек, машинально повторял про себя слышанное где-то: "Я узнал тебя. Узнал. Так вот ты какой".

А на берегу, в стороне от группы экскурсоводов, ожидающих туристов, едва заметная с теплохода, прижалась к выступу скалы фигурка девушки. И никто, кроме острова, не видел, как сощурились от напряжения ее большие глаза, ищущие на палубах, среди пассажиров, одногоединственного человека. Глаза искали и не находили. А в сердце медленно умирала хрупкая вера.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});