Лучший из миров - Елена Жаринова

— Э-э… Ну… Может быть… В какой-то степени… — уклончиво отвечает тот, а сам вспоминает, не сбился ли он где-нибудь в заклинании. — А ты кто?

— Конь в пальто! — заявляет дух. Потом добавляет, взбивая желтоватые кудри: — Меня зовут Биби-Мушкилькушо. Я Разрешительница Затруднений. И между прочим, твои бормотания выдернули меня с сеанса массажа. А я заплатила вперед!

— Но я звал джинна!

— Ты дважды перепутал слова. Во-первых, не хаммам, а хураман. Хаммам — это турецкая баня, чтоб ты знал.

— А! Точно! Хураман! — старик в досаде бьет себя в лоб.

— А во-вторых… забыла… Ну, да это неважно, дедуля. Сделанного не воротишь. Кисмет. Я твоя навеки, как говорится, слушаю и повинуюсь. Скажи, ты сам-то понял, как тебе повезло?

— Понял, понял, — обреченно кивает старик. В голове он быстренько прокручивает варианты. Кисмет кисметом, но может быть, есть способ избавиться от этой фурии? Так-так-так… Господин Асиф ибн Фарух оставлял заказ на предмет с волшебным существом. Он ничего не смыслит в джиннах. Он купит кальян, если запросить за него недорого. А в следующий раз надо записать заклинание на пергаменте и проверить каждое слово. Потому что волшебных дел мастер ошибается редко. Но ошибки его могут обойтись очень дорого…

Глава 1. Серебряный кальян

— Немцы! Немцы подходят!

— Ле-вой! Ле-вой! Навались!

— Врешь! Не возьмешь! Русские не сдаются!

— Пра-вой! Пра-вой!

— Давай, Россия! Вперед, вперед!

Узнав папин сорванный голос, я поморщилась от стыда.

Враги нас догоняли. Почему-то у немцев в касках рожи были действительно как на карикатурном плакате: «Получи, фашист, гранату от советского солдата». Один старикашка глумливо мне подмигнул и плюхнул по воде веслом. Меня окатил холодный душ.

— Суши весла! — заорал инструктор.

Резиновый плот мягко ухнул вниз с порога и закрутился в водовороте.

Туристы весело завизжали. Немцы, потрясая веслами и крича что-то обидное, скатились вслед за нами. Наша лодка бросилась в погоню…

Это знаменитый турецкий рафтинг. Война и немцы. Я чувствовала себя героиней кино про Великую Отечественную и считала минуты, оставшиеся до привала.

Вертлявый инструктор сыпал шуточками. Основной контингент хрюкал от восторга. Мама хохотала на всю реку. А лично мне было ни разу не смешно.

Я сидела скукожившись, зажатая между мамой и жирной горластой теткой, которая то и дело норовила заехать мне веслом по голове. Шлем, конечно, спасал, но он был велик, вис на ушах, я знала, что выгляжу в нем смешно, и злилась.

Солнца нет, вода в реке ледяная, кожа в мурашках, спасжилет натирает подмышки… Короче говоря, я получала удовольствие по полной программе. Прикол еще в том, что на рафтинг родители поехали специально для меня. Дескать, я достала их своим сорванным байдарочным походом. Ведь рафтинг — это гораздо лучше, чем кормить комаров на реке Сясь.

Что ж, whom how. Кому как, то есть. Кому-то нравится коллективное кувыркание на неповоротливых плотах, с которыми справится и инвалид. А мы с Гуськовым весь год мечтали об очередном походе, который организует наш классный (во всех смыслах) руководитель. И я уже договорилась с двоюродным братом, чтобы он снова одолжил нам с Гуськовым свою «Таймень-2». Но разве родителям это объяснишь? Они всегда лучше тебя знают, что тебе нужно. И вот — получите-распишитесь. Билеты на столе, собирайся, Машуня, нас ждет Туретчина, розовая мечта российского обывателя! И никто не вернет мне испорченного лета. Никто и никогда!

Я чудом дожила до привала. Нас высадили на берег, где стояли длинные деревянные столы. Напротив них выстроилась очередь к тазам с едой. Немцы, сняв шлемы, оказались вполне приличными людьми. Они дисциплинированно сгрудились за своим столом, терпеливо ожидая команды. Наши с низкого старта ломанулись к еде. Их быстренько турнули оттуда, пояснив, что сейчас кормится другая группа.

В ожидании обеда я трепала за ухом местную жучку. Папа с мамой, довольные, как дети, делились впечатлениями с той самой жирной теткой, которая наставила мне шишек. Потом мама окликнула:

— Маша! Маша! Иди сюда.

Я со страдальческим видом обернулась. Мне навстречу подтолкнули белобрысую девчонку моих лет. Она тут же заулыбалась и затрещала:

— Меня зовут Арина. А ты Маша? Вы тоже в «Крокусе» на две недели? Классно! А то мне даже на дискотеку сходить не с кем. Вы из Питера, да? А я из Москвы.

Арина наклонила голову на бок и выжала воду из волос, крепко скрутив их жгутом. Уши у нее были слегка оттопырены. Но разве это важно? Она была красивой.

Мы в школе учили стихотворение про красоту. Как же оно называлось? А. «Некрасивая девочка». Произнося это название, я каждый раз вздрагивала. Я применяла его к себе. Хотя в стихотворении совсем уж жуткий образ:

Чего-то там, рот длинен, зубки кривы,

Черты лица остры и некрасивы…

У меня все не так запущено. Но вот это ощущение, «что посреди подруг она всего лишь бедная дурнушка», мне, увы, знакомо.

И можно что угодно говорить про внутреннюю красоту, про духовный мир. Что красота, дескать, не сосуд, в котором пустота, а огонь, мерцающий в сосуде… Это все пустопорожние рассуждения.

Все просто. Есть люди, у которых не шелушится нос, а волосы сами ложатся в прическу. На которых даже спасжилет сидит по размеру. Которых зовут Даша, или Настя, или Алла, или, вот, Арина. И есть я, Маша Кутузова, с дурацким именем, как у пушкинской героини. Мои волосы — тяжелые толстые палки. У меня короткие ноги, круглый живот и жирная кожа на лице.

И все это, конечно, не ускользнуло от Арины. Она оглядела меня с головы до ног и осталась довольна. Наверняка решила, что я отлично подхожу на роль той самой наперсницы — бедной дурнушки. Ну, это мы посмотрим!

Потом был еще час под брызгами холодной воды. Выдохлись все — и мы, и немцы. Даже инструкторы сорвали глотки. Наконец экскурсия подошла к концу. Мы переоделись в сухое и собрались для просмотра видео, которое с берега снимал оператор. Сидячих мест всем не хватило, мы с Ариной стояли у стены.

Ничего не скажешь, кино было снято профессионально. На видео речные пороги выглядели внушительнее и опаснее, чем в жизни, а в лицах гребцов появилось что-то героическое. Ну, кроме моего, конечно. Пару раз я мелькала в фильме, но под громоздкой каской имела жалкий и несчастный вид. Зато отлично получился папа, грозящий веслом подступающим немцам. Он был так хорош, что все время попадал в кадр. Его появление народ встречал аплодисментами и дружным улюлюканьем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});