И вдруг раздался звонок - Мария Халаши

Повесть "На последней парте" была переведена на девять иностранных языков. Прошло уже больше десяти лет после выхода в свет ее русского перевода, а письма-отклики советских ребят на эту книгу все продолжают поступать.

Судьба девочки-цыганки, своевольной, непосредственной, с обостренным чувством справедливости, оказалась близка ребятам, прочитавшим эту книжку по-русски, заставила их волноваться, сопереживать. Вот несколько строчек из их писем:

"Читая эту книгу, я плакала и смеялась вместе с Кати. Мне до слез было обидно, когда учительница (новая) назвала Кати цыганкой…"

"Разве мало таких людей, которые презирают человека из-за цвета кожи…"

"Мне тяжело было читать, что она не такая, как все…"

Авторы многих писем — те, у кого "не ладится дружить с ребятами". Они пишут о себе, делятся личными горестями и переживаниями, просят совета, хотят побольше узнать о Марии Халаши, о других ее книгах.

И вот сейчас издательство "Детская литература" знакомит советских ребят еще с одной книгой венгерской писательницы — "И вдруг раздался звонок…". В Будапеште она вышла в 1975 году. В этой повести тоже рассказывается о девочке не такой, как все, хотя ее история совсем не похожа на историю Кати Лакатош.

Семилетняя Шарика перенесла тяжелое заболевание — детский паралич, она прикована к креслу, не может ходить. Девочка тяжело больна, но болезнь не заслонила от нее мир. Шарика тянется к людям, радуется тому, что придут гости, пытается представить, как играет с ребятами ее старшая сестра Габи, и с нетерпением ждет, не позвонит ли кто-нибудь в дверь. Ведь звонок в дверь всегда сулит что-то интересное. Шарика — мужественная, самоотверженная девочка, она стойко противостоит испытаниям, выпавшим на ее долю. Но она необыкновенная девочка еще и потому, что большая выдумщица и фантазерка.

Шарика почти не выходит из своей комнаты, и в окно ей видны только надоевшие кроны каштанов. И тем не менее она не скучает, потому что у нее есть своя Волшебная страна. И чтобы попасть в эту страну, не нужны ни ковер-самолет, ни семимильные сапоги, даже не нужно срывать со стены старый холст, на котором нарисован пылающий очаг. Ее Волшебная страна в комнате. Она так и называется — Комнатия. Обитатели ее — занавеска Рози, кувшин Карчи, старая комодиха Маришка, маленький торшер Венцель Железный, барышни Камышинки, живущие втроем в одной вазе, — только кажутся неодушевленными, на самом деле они действуют, чувствуют, разговаривают. За внешними чертами девочка-фантазерка угадывает, домысливает их "душевную сущность", даже их биографии. А какие удивительные истории умеет рассказывать чужеземец в пурпурно-синем одеянии, ковер Перс! Может, и правда, в той далекой стране, откуда он прибыл, все — персы? И чего только ни случается с необыкновенными обитателями Комнатии! Они ссорятся, влюбляются, страдают, сплетничают. Муха Жига ведет следствие по розыску преступника, тяжело ранившего на балу занавеску Рози. В трудную минуту жители Комнатии приходят Шарике на помощь, но и Шарика самоотверженно бросается на выручку Дюле-свечке, когда тому угрожает смертельная опасность, бросается на выручку и — самостоятельно, без чьей-либо помощи — делает первые шаги. Она будет ходить!

"И вдруг раздался звонок…" — повесть о Шарике и ее сестре Габи, которая поначалу ведет себя эгоистично. "Оставь меня в покое, Габи!" — как часто слышала это она от взрослых с тех пор, как заболела сестра. Ей кажется, что теперь все в доме для Шарики — и внимание, и любовь родителей, и игрушки, и транзисторный приемник. И Габи бунтует. Даже вздумала претендовать на кресло на колесиках, которое купили Шарике, чтобы та могла свободно передвигаться по комнате, выезжать на прогулку. Габи — сорванец в джинсах, она и внешне старается подражать мальчишкам, даже разорвала свитер, чтобы с рукавов свисала бахрома, и вымазала его в саже. Габи все больше дичает, отбивается от рук. "Со взрослыми лучше не связываться", — решает она. Отдушина для нее — компания сверстников во дворе, здесь она полноправный член банды "Шесть с половиной", самой классной во всей Буде, а половинный член банды — "сторожевая собака" Монокль. Авторитет семьи, взрослых поколеблен, мнение сверстников для Габи превыше всего, и она очень боится, как бы из-за болезни Шарики, из-за других семейных дел, которые она терпеть не может, банда не стала называться "Пять с половиной". Габи никому не говорит, что у нее больная сестренка, и, когда однажды ее друзья видят, как она везет в коляске Шарику, Габи отрекается от нее. ("Это не моя сестра! Это девочка из нашего дома!") Не просто, а через потрясение — и суровый нравственный урок был ей преподан обожаемой бандой — приходит Габи к осознанию своего поведения, к состраданию.

Эта повесть еще и о ребячьей солидарности, и о взрослых, близких Шарике и встреченных случайно, которые помогли Шарике побороть болезнь, хотя приходилось девочке сталкиваться и с их черствостью, душевной глухотой.

С большим сочувствием рассказывает М. Халаши о трудных и тревожных днях, выпавших на долю этой будапештской семьи, о банде "Шесть с половиной". И рассказывает живо, увлекательно, с мягким юмором. Ее книга учит добру, человечности.

"Когда молодым людям задают вопрос, какие черты характера больше всего ценятся в людях, мы, не задумываясь, говорим о смелости, мужестве, гордости, силе воли… А может, сначала доброта, а потом сила? Может, сначала чуткость — потом мужество?"

Мне захотелось привести эти строки из письма в «Правду» запорожской школьницы Людмилы Макухи, потому что они удивительно перекликаются с темой книги венгерской писательницы, с ее призывом к добру, чуткости, товариществу.

Если повесть М. Халаши "На последней парте" помогла кому-то из ребят преодолеть национальную предвзятость, научила видеть в своих сверстниках с другим цветом кожи прежде всего достоинства личности, человека, если другие ее книги, рассказывающие о становлении характера подростка, о его первых, порой нелегких столкновениях с жизнью, заставили юного читателя задуматься о своем призвании, о своем месте в жизни, то эта повесть о двух сестрах, Габи и Шарике, рождает в читателе прежде всего "прекрасный дар неравнодушия".

Хочется думать, что новая встреча с венгерской писательницей доставит большую радость советским ребятам.

Л. Васильева

ГЛАВА ПЕРВАЯ

— Принеси мне стакан воды, Габика!

— Опять начинаешь?

— Что начинаю? Мне пить хочется. Габика, милая, дай мне стаканчик воды…

— Ну чего ты все хнычешь и клянчишь, как попрошайка! Протяни руку и возьми стакан. Вон он стоит. Руку-то ты можешь протянуть?

— Там плохая вода. И в стакане муха плавает.

— Муха плавает! С тобой с ума сойти можно! Все не то тебе, все не так! Ну-ка, дай мне стакан!

Шарика протянула ей стакан. Она крепко держала его обеими руками, чтобы не уронить. Знала, что, если уронит и вода прольется на ковер, Габи накричит на нее, а то и за волосы оттаскает. Прошлый раз ей здорово влетело, когда у нее выплеснулось молоко на платье и на кресло и Габи пришлось прибирать за ней. Она вцепилась Шари в волосы и принялась трясти ее. Было, правда, не очень больно, но Шари расплакалась. Еще бы не плакать, если с тобой так обращается собственная сестра!

Габи схватила стакан и заглянула в него.

— И из-за этого столько шуму? — возмутилась она. — Муха плавает! Да вовсе это не муха, а маленькая красивая бабочка.

И, засунув указательный палец в стакан, она вытащила оттуда какой-то темный комочек и протянула стакан Шари:

— Держи! Теперь в нем нет твоей мухи. Можешь пить.

— Принеси чистой воды, эту я не хочу.

— Некогда мне, не видишь, что ли? Скоро ребята засвистят. И чего ты все капризничаешь? Ничего с тобой не случится. Если б ты ходила в школу, а не сидела целыми днями в кресле, то знала бы, что в воде полно мелких живых организмов, невидимых простым глазом.

— Но это видимый. Простым глазом. Такую воду я пить не стану.

— Ну и не пей!

Габи снова села на диван. В материнской шкатулке для рукоделия она отыскала толстую иглу, которой сшивают мешки, положила на колени целехонький, полученный в подарок на рождество желтый пуловер и начала рвать большой иглой его рукава.

— Что ты делаешь? — Шарика вся подалась вперед и с изумлением смотрела, как Габи просовывает кончик блестящей толстой иглы между нитями пуловера и потом резким движением раздирает их. Нитки рвались с жалобным треском. — Новый пуловер! — потрясенно прошептала Шари.

— Тебе-то что? — Габи, насторожившись, подняла голову. — Только не вздумай ябедничать… — Она перестала ковырять пуловер и, зажав иглу в вытянутой руке, размахивала ею перед носом Шарики.

— Ай! — взвизгнула Шарика, побледнев, и закрыла глаза.

— Эх ты, трусиха! — протянула Габи. — Я до тебя и не дотронулась. Иголки испугалась? Дурочка! Она от тебя в двух метрах.