Программа защиты любовниц - Галина Романова

— Не надо! Пожалуйста! — сначала слабо, а потом все яростнее и яростнее принялась она вырываться. — Зачем?! Что я вам сделала???

Ее уже никто не слушал, он говорил и говорил. Нес полную ахинею про какую-то любимую девочку, которая любила засыпать, перекинув через него ножку, когда он брал ее пяточку в свою руку и засыпал, чувствуя при этом себя самым сильным, счастливым, самым заботливым человеком на земле. А потом она от него ушла, она оставила его! Здесь он трижды ударил ее по заду, сдернув трусы. Она не захотела с ним больше жить! И тогда он поклялся…

Что же он пообещал этой самой девочке?! Кажется, то, что непременно вернет ее! Несмотря ни на что, пусть даже на это уйдет вся его жизнь!

— И у меня все получилось… — зашептал мужчина, наваливаясь на нее сзади, с остервенением терзая ее тело грубо и первобытно. — Все! Она теперь моя! Ты теперь моя!!! Вы все теперь мои, *censored*…

У него мало что выходило, он пыхтел, сопел, злился, лупил ее ладонью по заду, ногам, груди, кусал ее за спину. Потом взял большой нож, нацелился на ее левую пятку со словами:

— А теперь переходим к основной части нашей процедуры.

Девушка пронзительно завизжала, в одно мгновение осознав, что жить ей осталось всего ничего. Принявшись брыкаться, она задела его руку, сжимающую нож, ударила по колену, перевалившись со спины на живот, поползла, как огромная гусеница, к выходу из богатой красивой комнаты.

И он вдруг оставил ее в покое. Просто стоял, потирал ушибленное колено и смотрел с открытым ртом, как она, голая и спутанная, ползет по его паркету к двери.

— Такого танца я еще не видел! — выпалил он вдруг и засмеялся. — Надо будет повторить. До завтра…

Заклеив ей рот пластырем, он уехал, оставил ее в покое.

До завтра…

Глава 2

— Мельников!!! Мельников, какого черта???

Визг Володина так явственно и так оглушительно зазвенел у него в ушах, что Валера, перевалившись со спины на бок, проснулся. Обвел ошалелыми глазами комнату, отчаянно заморгал, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд.

Ну? Ну и чего? Вроде бы его комната. С зашторенным громадным окном и подоконником шириной почти в метр. Они на нем, как за столом, всегда располагаются. Его телик в полстены, его постеры, светильники, кресла с диваном, акустика. Все его. И никакого Володина тут нет. Чего он тогда орал ему на ухо?! Случилось, может, чего? Позвонить?

Валера свесил руку, пошарил по полу, нашел мобильник, тут же, не глядя, ткнул в кнопку последнего вызова. Последним был Володин, он знал точно, как и предпоследним, и еще третьим в списке. Больше ему никто пока не звонил.

Мельников скосил взгляд на комод, где все еще стояла ее фотография. Высокая стройная девушка в открытом купальнике, с короткой стрижкой и невероятно яркими синими глазами, счастливо смеялась прямо на камеру. Это был его любимый снимок. Они тогда вместе отдыхали в крохотном курортном поселке, насчитывающем чуть больше полусотни дворов. Море было теплым, чистым, народу было мало, времени свободного много. Они спали, ели, купались, занимались любовью. В тот вечер, когда было сделано фото, они вышли погулять по берегу. Дурачились, мечтали, строили какие-то невероятные планы, а после он начал ее снимать. Сначала как она снимает сарафан, потом как входит в воду, как плывет, после как выходит из воды с намокшими ресницами.

Эта фотография показалась ему самой лучшей. Он увеличил ее и вставил в рамку, там она теперь и стояла до сих пор.

Оля… Оленька… Олечка…

Господи, он потерял ее! Потерял насовсем! Вот только что понял, идиот, что Ольку ему не вернуть ни за что. Она… Она выходит замуж через пару недель за красивого, удачливого, предприимчивого, за такого, каким он не сумел для нее стать.

— Че, Володь? — прохрипел Мельников в трубку, стоило тому ответить.

На самом деле Володин был Александром, и почти все, кроме Мельникова, звали его именно так. Тому нравилось называть друга Володей, Вовой, Вованом. Володин терпел, не огрызался. Нравилось ему или нет, оставалось загадкой. Скорее всего, нет. Потому что никому, кроме Мельникова, он не позволял себя так называть.

— Че? — так же хрипло отозвался друг.

— Ты че орал-то? — вспомнил Валера свое пробуждение.

— Я?! Когда?!

— Я спал, а потом ты как заорешь, Мельников, какого черта?!

— А-аа, вон оно что! — Друг зло выругался. — Спишь, стало быть!

— Ну да, мне на дежурство с восьми вечера.

— А вчера? Вчера ты где был?!

— Вчера? — Валера наморщил лоб, вспоминая, и ему сделалось больно. — Вчера я пил, Вован.

— Пил?

— Пил. Много пил! Очень много пил, потому что…

Валера вдохнул, выдохнул, прислушался к организму, как тот прореагирует на движение диафрагмы, заныло сердце. Мельников наконец вспомнил причину своего запойного вечера.

Оля! Из-за нее он надрался, как извозчик!

— Потому что, что? — отчетливо и с выражением спросил Володин.

— Потому что Олька через две недели выходит замуж, — выдохнул Мельников, тут же поймал задрожавшую нижнюю губу и придавил ее зубами.

— Замуж? Олька?

Его бывшую девушку Володин знал отлично. Они поладили с первого знакомства, что еще больше наполняло Мельникова счастьем. Он часто наведывался к ним в гости, ходил с ними в кино и, как ни странно, не мешал им совершенно. Мельников даже где-то в глубине души немного ревновал свою девушку к другу. Это когда сам забывал купить ей цветы, а Володин являлся с букетом. Или когда его подарок к ее дню рождения оказывался более удачным. Или…

А, да и что теперь об этом?! Олька выходит замуж! И все!

— Замуж, Олька, — покорно повторил Мельников и зажмурился, чтобы не видеть ее пронзительно счастливого взгляда с фотографии.

— За кого?

— За какого-то упыря с машинами, квартирами, деньгами, положением не только тута, но и тама! — Мельников, будто друг его мог теперь видеть, помахал рукой в сторону окна, подразумевая заграницу. — Короче, мне хана, Вова! Мне кранты!!! Мне никто, кроме нее, не нужен! Я ее люблю! Только ее!!! Люблю ее смех, походку, даже как она похрапывает во сне, обожаю!

— Олька храпит?! — не поверил Володин.

— А то!

— Брешешь, скот! — отрезал тот и вдруг после паузы с печалью проговорил: — Брат, а ты ведь в жопе полной!

— Понимаю… — Мельников смиренно пристроил свободную от телефона руку на сердце, которое вытворяло черт-те что.

— Нет, брат, ты не понимаешь! Я ведь не Олино замужество имею в виду.

— А что?

— А то, что ты, скот, вчера обожрался в слюни и позвонил ей. Так?

— Будто бы…

Мельников снова запустил по лбу морщины, которые сквозь лобную кость терзали его мозг болью.

Он звонил Оле? Быстро глянул на экран мобильника, полистал вызовы. Ну да, вот звонок ей, в половине девятого вечера. Господи, не помнит! Ничего не помнит! Что он говорил ей?! Что?! Только бы не оскорбил, только бы не обидел! Она же не виновата в том, что он скот!

— Что ты сказал ей, сволочь?! — поинтересовался Володин, и в голосе ясно послышался скрежет его вставных шестерок, одна сверху, другая снизу.

— Что сказал, что сказал… Не помню я, — признался Мельников. — Но плохо мне было. Очень плохо, брат. Мог и наговорить чего-нибудь.

— Ага! А после того как наговорил, явился к ней. Это помнишь?!

— Я??? К ней??? — Валера резко сел на диване и съежился, как от удара. Внутри все пошло волнами. — Когда???

— Очевидцы утверждают, что в десять вечера. И утверждают, что дебоширил и угрожал!

— Я??? — просипел Мельников и схватился за горло, оно начало саднить. — Володя… Я… Я не мог! Не мог угрожать!!!

— Мог, не мог, разберется следствие, — казенно ответил друг. — Давай, умывай рожу и сюда. Пулей!

— А… А зачем?

Мельников поймал свое отражение в огромном экране телевизора. Показалось, что она — рожа — раздулась в полэкрана. Пил он вчера безобразно. Пил все подряд. Старался залить горе, а вышло, что натворил новое.

— Затем, что поедем с тобой на место преступления. — проговорил Володин со вздохом.

— К Ольке?! Не поеду!!!

— Хм-мм… Ольку еще найти надо, скотина! Ты ведь… Ты ведь… — Володин снова скрипнул шестерками, выматерился с азартом. — Ты ведь после того, как угрожал ей, смылся куда-то.

— Домой, — перебил его Валера.

— Пусть так, а Олька расплакалась на груди у соседки. Позвонила своему жениху. Все ему рассказала. И… пропала!

— Куда пропала?! Как пропала?!

— А вот это, скотина, ты и должен будешь выяснить, — заорал Володин не своим голосом. — Потому что я все утро за тебя тут общаюсь с ее нареченным. Он все утро пытается мне сунуть заявление о пропаже человека. Я ему, твою мать, про трое суток, которые еще не прошли! А он мне бумагу в рожу тычет! Говорю, заявление принимается через трое суток, а он мне… Короче, отфутболить-то я его отфутболил, но эта падла ясно дала понять, если что с Оленькой, то виноват в этом будешь только ты! Десять человек видели и слышали твои вчерашние художества. Вот так, Валера… Ты все понял?