Стихи разных лет - Арcений Тарковский

Где спали каменные бабы В календаре былых времен И по ночам сходились жабы К ногам их плоским на поклон,

Там пробирался я к Азову: Подставил грудь под суховей, Босой пошел на юг по зову Судьбы скитальческой своей,

Топтал чабрец родного края И ночевал - не помню где, Я жил, невольно подражая Григорию Сковороде,

Я грыз его благословенный, Священный, каменный сухарь, Но по лицу моей вселенной Он до меня прошел, как царь;

Пред ним прельстительные сети Меняли тщетно цвет на цвет. А я любил ячейки эти, Мне и теперь свободы нет.

Не надивуюсь я величью Счастливых помыслов его. Но подари мне песню птичью И степь - не знаю для чего.

Не для того ли, чтоб оттуда В свой час при свете поздних звезд, Благословив земное чудо, Вернуться на родной погост.

ПРИАЗОВЬЕ

На полустанке я вышел. Чугун отдыхал В крупных шарах маслянистого пара. Он был Царь ассирийский в клубящихся гроздьях кудрей. Степь отворилась, и в степь, как воронкой ветров, Душу втянуло мою. И уже за спиной Не было мазанок; лунные башни вокруг Зыблились и утверждались до края земли, Ночь разворачивала из проема в проем Твердое, плотно укатанное полотно. Юность моя отошла от меня, и мешок Сгорбил мне плечи. Ремни развязал я, и хлеб Солью посыпал, и степь накормил, а седьмой Долей насытил свою терпеливую плоть. Спал я, пока в изголовье моем остывал Пепел царей и рабов и стояла в ногах Полная чаша свинцовой азовской слезы. Снилось мне все, что случится в грядущем со мной. Утром очнулся и землю землею назвал, Зною подставил еще неокрепшую грудь.

ПУШКИНСКИЕ ЭПИГРАФЫ

1

Что тревожишь ты меня,

Что ты значишь...

Стихи, сочиненные ночью

Во время бессонницы

Разобрал головоломку Не могу ее сложить. Подскажи хоть ты потомку, Как на свете надо жить

Ради неба или ради Хлеба и тщеты земной, Ради сказанных в тетради Слов идущему за мной?

Под окном - река забвенья, Испарения болот. Хмель чужого поколенья И тревожит, и влечет.

Я кричу, а он не слышит, Жжет свечу до бела дня, Будто мне в ответ он пишет: "Что тревожишь ты меня?"

Я не стою ни полслова Из его черновика. Что ни слово - для другого, Через годы и века.

Боже правый, неужели Вслед за ним пройду и я В жизнь из жизни мимо цели, Мимо смысла бытия?

2

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты...

Как тот Кавказский Пленник в яме, Из глины нищеты моей И я неловкими руками Лепил свистульки для детей.

Не испытав закала в печке, Должно быть, вскоре на куски Ломались козлики, овечки, Верблюдики и петушки.

Бросали дети мне объедки, Искусство жалкое ценя, И в яму, как на зверя в клетке, Смотрели сверху на меня.

Приспав сердечную тревогу, Я забывал, что пела мать, И научился понемногу Мне чуждый лепет понимать.

Я смутно жил, но во спасенье Души, изнывшей в полусне, Как мимолетное виденье, Опять явилась Муза мне,

И лестницу мне опустила, И вывела на белый свет, И леность сердца мне простила, Путь хоть теперь, на склоне лет.

3

Я каждый раз, когда хочу сундук

Мой отпереть...

Скупой рыцарь

В магазине меня обсчитали: Мой целковый кассирше нужней. Но каких несравненных печалей Не дарили мне в жизни моей:

В снежном, полном веселости мире, Где алмазная светится высь, Прямо в грудь мне стреляли, как в тире, За душой, как за призом, гнались;

Хорошо мне изранили тело И не взяли за то ни копья, Безвозмездно мне сердце изъела Драгоценная ревность моя;

Клевета расстилала мне сети, Голубевшие как бирюза, Наилучшие люди на свете С царской щедростью лгали в глаза.

Был бы хлеб. Ни богатства, ни славы Мне в моих сундуках не беречь. Не гадал мой даритель лукавый, Что вручил мне с подарками право На прямую свободную речь.

4

Спой мне песню, как синица

Тихо за морем жила...

Зимний вечер

Почему, скажи, сестрица, Не из райского ковша, А из нашего напиться Захотела ты, душа?

Человеческое тело Ненадежное жилье, Ты влетела слишком смело В сердце темное мое.

Тело может истомиться, Яду невзначай глотнуть, И потянешься, как птица, От меня в обратный путь.

Но когда ты отзывалась На призывы бытия, Непосильной мне казалась Ноша бедная моя,

Может быть, и так случится, Что, закончив перелет, Будешь биться, биться, биться И не отомкнут ворот.

Пой о том, как ты земную Боль, и соль, и желчь пила, Как входила в плоть живую Смертоносная игла,

Пой, бродяжка, пой, синица, Для которой корма нет, Пой, как саваном ложится Снег на яблоневый цвет,

Как возвысилась пшеница, Да побил пшеницу град... Пой, хоть время прекратится, Пой, на то ты и певица, Пой, душа, тебя простят.

x x x

Просыпается тело, Напрягается слух. Ночь дошла до предела, Крикнул третий петух.

Сел старик на кровати, Заскрипела кровать. Было так при Пилате, Что теперь вспоминать?

И какая досада Сердце точит с утра? И на что это надо Горевать за Петра?

Кто всего мне дороже, Всех желаннее мне? В эту ночь - от кого же Я отрекся во сне?

Крик идет петушиный В первой утренней мгле Через горы-долины По широкой земле.

ПОРТРЕТ

Никого со мною нет. На стене висит портрет.

По слепым глазам старухи Ходят мухи,

мухи,

мухи.

Хорошо ли, - говорю, Под стеклом твоем в раю?

По щеке сползает муха, Отвечает мне старуха:

- А тебе в твоем дому Хорошо ли одному?

x x x

А все-таки я не истец, Меня и на земле кормили: - Налей ему прокисших щец, Остатки на помойку вылей.

Всему свой срок и свой конец, А все-таки меня любили: Одна: - Прощай! - и под венец, Другая крепко спит в могиле,

А третья у чужих сердец По малой капле слез и смеха Берет и складывает эхо, И я должник, а не истец.

К СТИХАМ

Стихи мои, птенцы, наследники, Душеприказчики, истцы, Молчальники и собеседники, Смиренники и гордецы!

Я сам без роду и без племени И чудом вырос из-под рук, Едва меня лопата времени Швырнула на гончарный круг.

Мне вытянули горло длинное, И выкруглили душу мне, И обозначили былинные Цветы и листья на спине,

И я раздвинул жар березовый, Как заповедал Даниил, Благословил закат свой розовый И как пророк заговорил.

Скупой, охряной, неприкаянной Я долго был землей, а вы Упали мне на грудь нечаянно Из клювов птиц, из глаз травы.

ЦЕЙСКИЙ ЛЕДНИК

Друг, за чашу благодарствуй, Небо я держу в руке, Горный воздух государства Пью на Цейском леднике.

Здесь хранит сама природа Явный след былых времен Девятнадцатого года Очистительный озон.

А внизу из труб Садона Сизый тянется дымок, Чтоб меня во время оно Этот холод не увлек.

Там под крышами, как сетка, Дождик дышит и дрожит, И по нитке вагонетка Черной бусиной бежит.

Я присутствую при встрече Двух времен и двух высот, И колючий снег на плечи Старый Цее мне кладет.

МЕЛЬНИЦА В ДАРГАВСКОМ УЩЕЛЬЕ

Все жужжит беспокойное веретено То ли осы снуют, то ли гнется камыш, Осетинская мельница мелет зерно, Ты в Даргавском ущелье стоишь.

Там в плетеной корзине скрипят жернова, Колесо без оглядки бежит, как пришлось, И, в толченый хрусталь окунув рукава, Белый лебедь бросается вкось.

Мне бы мельника встретить: он жил над рекой, Ни о чем не тужил и ходил по дворам, Он ходил - торговал нехорошей мукой, Горьковатой, с песком пополам.

ДАГЕСТАН

Я лежал на вершине горы, Я был окружен землей. Заколдованный край внизу Все цвета потерял, кроме двух: СВетло-синий, СВетло-коричневый там, Где по синему камню писало перо Азраила. Вкруг меня лежал Дагестан.

Разве гадал я тогда, Что в последний раз Читаю арабские буквы на камнях горделивой земли? Как я посмел променять на чет и нечет любови Разреженный воздух горы?

Чтобы здесь В ложке плавить на желтом огне Дагестанское серебро? Петь: "Там я жил над ручьем, Мыл в ледяной воде Простую одежду мою"?

КОМИТАС

Ничего душа не хочет И, не открывая глаз, В небо смотрит и бормочет, Как безумный Комитас.

Медленно идут светила По спирали в вышине, Будто их заговорила Сила, спящая во мне.

Вся в крови моя рубаха, Потому что и меня Обдувает ветром страха Стародавняя резня.

И опять Айя-Софии Камень ходит предо мной, И земля ступни босые Обжигает мне золой.

Лазарь вышел из гробницы, А ему и дела нет, Что летит в его глазницы Белый яблоневый цвет.

До утра в гортани воздух Шелушится, как слюда, И стоит в багровых звездах Кривда Страшного суда.

ПЕСНЯ

Давно мои ранние годы прошли По самому краю, По самому краю родимой земли, По скошенной мяте, по синему раю, И я этот рай навсегда потеряю.

Колышется ива на том берегу, Как белые руки. Пройти до конца по мосту не могу, Но лучшего имени влажные звуки На память я взял при последней разлуке.

Стоит у излуки И моет в воде свои белые руки, А я перед ней в неоплатном долгу. Сказал бы я, кто на поемном лугу На том берегу За ивой стоит, как русалка над речкой, И с пальца на палец бросает колечко.

ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ

Мне твой город нерусский Все еще незнаком, Клен под мелким дождем, Переулок твой узкий,